О, где же вы, святые острова...

Пространство диалога Церкви и светской культуры нуждается в терпеливом и кропотливом созидании. Одно дело семинар, дискуссия, которая делает этот диалог возможным в течение одного вечера, другое дело - десятилетние усилия, когда этот диалог становится опытом жизни целого прихода, целой общины. Мне посчастливилось быть свидетельницей не только первого, но и второго, хотя о втором я сегодня вынуждена писать, увы, уже в прошедшем времени.

Чуть менее 20 лет тому назад я впервые переступила порог Сретенского храма села Заостровье близ Архангельска. Мой путь в вере шёл от князя Мышкина, от Достоевского, от всей русской культуры, в которой я чувствовала свободу, глубину, свет, без обретения источника коих жизнь становилась всё бессмысленней. В церковных стенах меня, как водится, встречали «недобрые бабушки», требовавшие надеть платок, и «добрые батюшки», которые или молчали, или говорили на совершенно диком языке (однажды в проповеди я, например, услышала: «Есть время собирать комки, есть время разбрасывать комки...»). Как манну небесную я восприняла весть о том, что недалеко от Архангельска (города, в котором я в то время жила) служит молодой священник, недавно учившийся в том же вузе, что и я, да еще и на историческом факультете. Так я оказалась в приходе, настоятелем которого был отец Иоанн Привалов.

Это было задолго до того, как в Заостровье и Архангельск по приглашению отца Иоанна стали ездить выдающиеся деятели современной культуры: Ольга Седакова, Сергей Юрский, Никита Струве. Но уже тогда, в середине 1990­х, на заостровском приходе велись катехизические беседы. Я решилась их посещать, поставив внутреннее условие: буду ходить до тех пор, пока отец Иоанн не «ляпнет» что-­нибудь такое антикультурное, что освободит меня от необходимости дальше на этих встречах бывать. Отец Иоанн, однако, ничего такого не говорил, зато в сознание моё стали проникать слова: «Марфа, Марфа! ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно...» И в свете этого «единого на потребу» новым цветом и светом заиграли знакомые с детства тексты и образы мировой культуры. Отец Иоанн произносил удивительные проповеди, в которых совершенно органично звучали строки Блока, Пастернака, Мандельштама, и в какой­-то момент я поняла, что сердце моё не просто радуется знакомым строчкам, а загорается любовью ко Христу. Но, может быть, самое сильное «культурное преображение» я пережила, когда поближе познакомилась с заостровскими бабушками, в советские годы сохранившими храм от разорения.

Мы стали вместе петь на клиросе, и нам, молодёжи, старательно разучивавшей по нотам свои хоровые партии, страшно не нравились «джазовые импровизации» дорогих бабушек. Что уж говорить о том культурном шоке, который я пережила, впервые услышав в их исполнении духовный стих «Самарянка», - я чуть не сбежала с прихода (думаю, наши бабушки пережили нечто подобное, когда впервые услышали стихи Ольги Седаковой). И всё же в том пространстве общения, которое творил вокруг себя отец Иоанн, любовь и доверие преодолели все культурные преграды: я приняла культуру наших дорогих бабушек, они - приняли мою. Я поняла и заново пережила культуру как общий дом, в котором хорошо жить разным людям, как драгоценный сад, который только вместе получается возделывать и хранить. Главное, чтобы в этом доме собиралось всё подлинное, рождённое живой жизнью, а не мёртвой идеей.

В XIX веке архим. Фёдор (Бухарев) размышлял о том, что христианину «должно стоять за все стороны человечества как за собственность Христову», что у христиан есть призвание восстанавливать «принадлежность Христу» «всей области наук, искусств, жизни общей и частной». Это задача нелёгкая, непростая. Это задача добровольного сошествия во ад и отвоёвывания у безбожного мрака всего того, что может быть причастно Божественному свету. Это двуединая задача созидания подлинной творческой культуры и восстановления человеческой личности. Я видела, как в людях, входивших в общину Сретенского храма, что­-то постепенно оттаивало, раскрывалось, как уходил страх перед пространством смыслов, исчезали из речи газетные штампы, а из сознания советские схемы. Всё это становилось не поводом для превосходства, но оборачивалось глубоким смирением перед Богом, перед красотой церковной традиции, не творчеством форм, а творчеством самой жизни...

О, где же вы, святые острова,

Где не едят надломленного хлеба,

Где только мёд, вино и молоко,

Скрипучий труд не омрачает неба

И колесо вращается легко?

Осип Мандельштам, 1919 г.

Ведущая рубрики Юлия Балакшина

Слово правды

Елена Цезаревна Чуковская:

В 2003 году в Москве проходила международная конференция, посвящённая 85­летию Александра Солженицына. На конференции я познакомилась с молодым священником, который замечательно говорил о своём восприятии книг Солженицына. Это был о. Иоанн Привалов.

После конференции я послала ему в Архангельск недавно вышедший двухтомник сочинений моей матери Лидии Чуковской. Отец Иоанн проявил внимание и интерес к этим книгам, а меня пригласил приехать в Заостровье, несмотря на то, что я - человек неверующий.

Увиденное в Заостровье меня глубоко поразило.

Дух взаимного доверия, трудолюбия, доброты пронизывал воздух этого братства. Переполненный храм, светлые лица прихожан, огромная библиотека в доме о. Иоанна, его увлечённость и повседневное служение произвели на меня сильное впечатление.

Я почувствовала, что тут, в Заостровье, совершается главное для нашего общества дело - воспитание взаимоуважения, любви к людям и внимания к ним.

Мне больше восьмидесяти лет. Последние недели живу в тревоге и беспокойстве. За свою жизнь я была свидетелем многих кампаний против лучших людей нашего общества, вспоминались слова Пушкина, написавшего «...что ум, любя простор, теснит, / Что слишком часто разговоры / Принять мы рады за дела, / Что глупость ветрена и зла, / Что важным людям важны вздоры / И что посредственность одна / Нам по плечу и не странна».

Не мне судить о внутрицерковных разногласиях, но я убеждена, что любые разногласия должны преодолеваться, минуя огульные несправедливые обвинения. На примере кампании травли и клеветы, развёрнутой против о. Иоанна и его прихожан, снова приходится видеть неоправданную злобу, бездоказательные и явно ложные утверждения, тиражируемые в печати. И всё это против человека, который, искренне и полностью отдаваясь своему служению, ищет путей сближения, сплочения людей.

Печальный опыт аналогичных пропагандистских кампаний в прошлом веке должен был бы научить наше общество остерегаться этих методов, беречь людей, несущих своим трудом свет и радость окружающим.

Вспоминаю о. Иоанна и верю, что он преодолеет это испытание с честью и мужеством. Сочувствую всем его прихожанам и друзьям.

Вспоминаю любимую пословицу Солженицына: «Одно слово правды весь мир перетянет».

Елена Камбурова: Мне посчастливилось быть на двух службах в Заостровье, которые вёл священник Иоанн Привалов. Пора­зило, как совершалась служба, как бережно доносилось каждое слово, с какими просветлёнными лицами слушали пастыря прихожане! Поразило и то, какую огромную работу проводит отец Иоанн в области культурно­-нравственного воспитания людей, их просвещения! В рамках этой работы состоялась и встреча прихожан со мной. И услышав, какие вопросы они мне задавали, я поняла, что имею дело с добрыми, светлыми, жаждущими знаний людьми! Вот они­-то и есть великие Плоды служения отца Иоанна!

Если бы в России было гораздо больше таких не формально существующих приходов, то и вся наша страна преобразилась бы! Помоги, Господи, отцу Иоанну достойно пронести испытания, выпавшие на его долю, и пошли просветление душам тех, кто так превратно воспринимает и толкует его деятельность!

P.S. Одним из таких упрёков к отцу Иоанну, насколько мне известно, является ведение службы не на церковнославянском языке. Лично я привыкла произносить основополагающие молитвы на нём, и мне это особенно важно потому, что именно эти слова произносили святые земли русской. Но можно ли осуждать тех, кто сегодня обращается ко Господу на современном русском языке?! Тем более что в разных уголках земли испокон веков люди молились, молятся и будут молиться на множестве разных языков! Бог слышит искренние молитвы.

Вспоминают братчики

Помните ли Вы, как отцу Иоанну пришла в голову мысль приглашать в Заостровье деятелей культуры? Как Вы к этому отнеслись?

Андрей Бавыкин, Заостровье, мастер теплосети: Отец Иоанн натура увлекающаяся, и его увлечённость всегда привлекала разных людей в приход. Очень многие его не понимали, в том числе и я. И только когда целая серия таких встреч прошла, мы стали понимать, для чего они нужны. Помню, как-­то мы ехали в машине, и он сказал, что думает пригласить Сергея Юрского. А Юрский для меня - это человек, который сыграл Остапа Бендера или в фильме «Человек ниоткуда». При чём тут православие, при чём тут христианство? Почему других не пригласить? Отец Иоанн начал отвечать на мои вопросы, но не убедил. Он сказал: важно приглашать людей, интересных своим трудом в культуре, своим творчеством, подлинность которого можно было бы сравнить с подлинностью христианства. Я его не понял. Ничего подобного христианской глубине у Сергея Юрьевича я не видел. Я уже потом согласился с о. Иоанном, когда ближе познакомился с Сергеем Юрским. То же было и с приглашением Ольги Седаковой - непонятно было, зачем её приглашают. А потом очень полюбили её многие, стихи начали наизусть учить. Хотя Ольге Александровне раньше говорили, что её стихи сложны для простого народа. А тут, когда человек без высшего и даже без технического образования спокойно читает её стихи и даже понимает, - это было для неё открытием. Так что всё это было не очень просто, достаточно сложно.

Помните ли Вы случай, когда Анна Ильинична Шмаина­-Великанова решила на своей лекции сократить часть, чтобы это не было слишком тяжело для жителей деревни?

Да, она убрала там поэтическую часть. А наш брат Родион, он корабел, говорит: это ведь такое творческое время было - там обязательно должна была быть поэзия, неужели не было? А она просто подумала, что корабелам, рабочим эта часть не нужна.

А вообще до этого Ольга Седакова была у нас не один раз, Анна Ильинична Шмаина-­Великанова была не самая первая. До этого было тоже много очень интересных людей. Конечно, общий уровень образования у нас... невозможно было всем учиться в институте. И вот эти встречи - это было такое образование людей, спаянных одной верой, да и общий культурный уровень вырастал. Это было заметно по всему... Люди, которые не имели даже какого-­то техникума, среднего специального или высшего светского образования, начинали гораздо больше разбираться в культуре, чем те, кто имел высшее образование даже в области культуры. Это было заметно и по работе. У меня нет ни высшего, ни среднетехнического образования, только средняя вечерняя школа. Но именно эти встречи и оглашение, Просвещение дали свои результаты. Даже на работе, когда я заканчивал богословский колледж, я стал диспетчером, а когда закончил миссионерский колледж - стал мастером, хотя было чётко написано: на эту должность ставят только людей с высшим образованием. Но я своим поведением смог убедить, что меня можно поставить на эту должность.

***

Как вы готовились в братстве к приезду Никиты Алексеевича Струве, Ольги Александровны Седаковой и других деятелей культуры? Не волновались, что не сможете как следует подготовиться?

Наталья Голубева: Конечно, волновались. Было какое­-то внутри замирание. Такая перед нами планка высокая ставится. Но в то же время мы верили о. Иоанну, что он не хочет же нас выставить на позор. Мы понимали, что он в нас верит, поэтому не просто так мы с ними встречались, была серьёзная подготовка. Мы месяцами готовились. Разрабатывали вопросы, читали произведения.

Сложно было готовиться?

Наталья Голубева: Это было интересно. Я с каждой встречей всё больше понимала, что это горизонт, который расширяется и расширяется. Мало того, каждый человек, который к нам приезжал, открывал ещё тот дополнительный круг людей, о которых мы, может быть, слышали, но глубоко о них не знали. Одно имя открывало другое и т.д. Получалось, что ты входишь куда­то, в круг тех, кто создавал эту культуру, хранил её и передавал. И это ощущалось.

А что говорили жители Заостровья, которые не входили в братство, делились своими впечатлениями? Ведь если Юрского все знают, то, скажем, Анну Ильиничну Шмаину­-Великанову - вряд ли. Это ведь целое дело - рассказать о приезде таких людей тем, кому это действительно важно знать.

Наталья Голубева: Конечно, мы рассказывали предварительно людям о тех, кого приглашали. А кроме того, они уже какое­-то доверие имели после первой встречи. Первым приезжал к нам Никита Алексеевич Струве, и стало ясно: вкусу о. Иоанна можно доверять.

Зал был полон?

Николай Голубев: Братчики стояли у стенок, мест не хватало всё время.

***

Успели ли вы застать момент, когда отец Иоанн устраивал культурные встречи с приездом гостей?

Андрей Зайченко, Северодвинск, 23 года: Я был еще ребенком. В сознательном возрасте была встреча с Сергеем Юрским в 2012 году.

Максим Бибин, Северодвинск, 24 года: Хорошо помню эту последнюю встречу с Юрским. Я благодарен отцу Иоанну за неё и за те многие встречи, на которых я был, если можно так сказать, в бессознательном возрасте. За то, что отец Иоанн давал возможность встретиться и общаться с людьми достойными, которые сейчас живут, их слушать и как­-то приобщаться к тому, чем они делятся. Потому что для всех важно, а для молодежи особенно, иметь каких­-то учителей, людей, на которых можно равняться, с которых можно брать пример. Приезд Сергея Юрьевича был дорог мне, поскольку он поднял вопросы очень важные. Все люди, которые приезжали, всегда поднимали важные вопросы, касающиеся жизни настоящей, подлинной.

Андрей Зайченко: Я тоже благодарен отцу Иоанну за эти встречи, потому что можно было не только слушать Сергея Юрьевича, но и задавать ему вопросы, которые нас интересуют, и Сергей Юрьевич акцентировал внимание на том, как мы живем, насколько мы качественно проживаем эту жизнь. Он ведь, когда приезжает, не только ради отца Иоанна приезжает, но и ради людей, которые находятся в Архангельске, потому что ему важно видеть людей, которые думают и понимают и слушают не ради того, что кто­то приехал к ним, а народ реагирует на то, что он говорит. И людям важно проживать жизнь не только по схеме «работа - дом», но и думать о каких-­то важных духовных вещах.

А его не удивило, что встреча происходила в общем­-то в деревне, что деревенские жители его ждут, ему рады?

Максим Бибин: Конечно, он удивился, что люди из разных городов, разных местностей собирались в Заостровье. И он говорил об этом, и потом давал на пресс­-конференции интервью и тоже говорил о том, что люди прикладывают усилия, время и средства для того, чтобы попасть в Заостровье. Я еще хотел добавить, что приглашая гостей, таких известных людей, Ольгу Александровну, Сергея Юрьевича или Елену Камбурову, о. Иоанн не руководствовался формальным подходом, он не приглашал людей просто потому, что они знаменитые. Приглашая этих людей, отец Иоанн реагировал на те важные вопросы, которые ставила перед ним жизнь, и людей этих приглашал, чтобы у них получить ответы. И возможность услышать этот ответ он давал всем нам. И эти вопросы - они вневозрастные, они не только для среднего возраста и для пожилого, но и для молодежи.

Эти встречи были для своих, для братских? Или в них участвовали не члены братства?

Андрей Зайченко: Была встреча в библиотеке, куда приглашались все жители Заостровья. Сергей Юрьевич давал концерт, свою программу, а потом была встреча с журналистами.

Беседовала Анастасия Наконечная

 КИФА №3(157), март 2013 года