О мире в Духе Христовом

Священник Георгий Кочетков -  о главных опасностях в современной духовной жизни

Отец Георгий, сейчас происходят довольно тревожные вещи, такие, скажем, как уничтожение крупнейшего миссионерско­-катехизаторского прихода в Архангельской епархии. Люди, которые спровоцировали это, выступают против окормляемого Вами движения - Преображенского братства - и открыто заявляют о намерении его уничтожить. Как Вы думаете, если бы им это удалось, что это значило бы для нашей церкви?

Священник Георгий Кочетков: Это означало бы открытие дверей для агрессии против Духа Христова внутри самой церкви. Это самое страшное, что может произойти. Отчасти, к сожалению, мы были свидетелями этому 10-20 лет назад. Сейчас ситуация в церкви меняется. Я был на Рождественских чтениях и в очередной раз убедился, что сегодня есть молодёжь, которая, с одной стороны, пытается сохранить свою личностную ответственность за служение Богу, а с другой - готова способствовать укреплению благого порядка в разорённой советской властью церкви и, как следствие, к проявлению солидарности и соборности. Многим пока ещё трудно себе представить, какой эта соборность может быть, она пока существует в нашей церкви фрагментарно, да и то лишь в высших эшелонах власти. Восстановление местной соборности выглядит пока ещё очень проблематично. Однако я уверен, что вопросы скоро возникнут. Если мы захотим, чтобы в церкви была полноценная миссия и катехизация, мы должны будем показать свою заинтересованность, уважение к каждому человеку как внутри церкви, так и вне её. Это то, что пока недостаточно осознано, но мы к этому придем неизбежно. Поэтому нельзя допускать ни в коем случае какого бы то ни было отступления в сторону духовного мракобесия, обрядоверия, формализма, подавляющих всякую свободу личности. Понятно, что фундаменталисты, как убеждённые сторонники обезличивающей и механической религиозности, хотят именно этого. Понятно, что борясь против замечательного общинно­-братского, миссионерско-­катехизаторского прихода о. Иоанна Привалова в Архангельской епархии, люди борются со всем Преображенским братством, существующим от своих истоков вот уже почти сорок лет. И именно сейчас, когда повсеместно из самой церковной почвы стали возникать живые силы, поднимают голову и те, кто пытается бороться против таких людей, как отец Иоанн, образцовый священник нашей церкви, миссионер и проповедник, которого надо было бы наградить всеми наградами, какие только существуют, в пример и назидание всем.

Понятно, что эти силы целенаправленно борются и против всего нашего братства. Меж тем всё, что нам удаётся сделать хорошего, лежит в сфере таких перемен в реалиях церковной жизни, о которых неоднократно говорил Святейший Патриарх: миссия, катехизация, духовное просвещение.

Мы видим сейчас усиление секуляристских тенденций в обществе, государстве и в церкви. Неслучайно вслед за этим тут же последовал взрыв фундаментализма, который совершенно не собирается сдаваться только потому что церковное руководство не в восторге от тех или иных его проявлений. Таким образом, как и всегда, «саддукейство» и «фарисейство» оказываются в союзе и одно другое подпитывает. Мы привыкли к тому, что дух обмирщения потворствует греху, измельчанию человеческой личности, уничтожению человеческих качеств. Но мы не привыкли думать, что и фундаментализм делает то же самое - ведь он выступает под маской ревности «по дому Господню». Но на деле его последователи ревнуют не о доме Господнем, а лишь о внешних параметрах, в которых им легче жить, невзирая на то, что они могут быть просто движением по кругу - движением совершенно нетворческим, механическим, абсолютно чуждым духа свободы и любви. Мы должны это всегда помнить.

Стремление обвинить в модернизме и заостровский Свято­-Сретенский приход, и всё наше Преображенское братство, и Свято­Филаретовский институт - это попытка переложить с больной головы на здоровую. Это узнаваемый ход фундаментализма, который, на мой взгляд, представляет собой сегодня в нашей церкви основной источник опасности - не только раскола, но и ереси. Поэтому то, что мы сейчас переживаем, это не что иное как духовная брань, духовное испытание и искушение, от исхода которого зависит, как пойдёт дальнейшая жизнь в церкви, а значит, и в народе, и в обществе, и в каждом человеке.

Фундаментализм, как и секуляризм, не приемлет человеческой личности. Секуляризм видит в человеке прежде всего индивидуума. В крайнем случае, он может признать яркую индивидуальность, тогда как фундаментализм способен видеть в человеке лишь корпоративное существо, встроенное в сообщество, связанное внешне. Может быть, поэтому фундаменталистам свойственно идеализировать порядок казарменного типа. Общение, духовная встреча и духовное служение здесь подменяются совсем другими вещами. Но очень важно, что мы боремся не против людей, а против «духов злобы поднебесной», против духа греха, духа ереси и раскола. Мы выступаем за объединение всего живого и в церкви, и в обществе, и в каждом человеке. Мы боремся за личный принцип - и за соборный принцип, который в наше время умален как в обществе, так, к сожалению, и в церкви.

Сегодня, когда во многом разрушены основания жизни народа и он чувствует себя загнанным в угол, фундаменталистские силы стараются приватизировать тему патриотизма, причем в некотором смысле выворачивая его наизнанку. Одновременно они пытаются «вытолкнуть» из сферы этой тематики всех, кого преследуют. Я знаю, что для Вас тема патриотизма очень важна, Вы часто обсуждаете её с братчиками, прежде всего с молодежью. Как здесь отличить подлинное от мнимого?

Об этом действительно нужно думать и говорить. Не мной было замечено, что псевдопатриоты выставляют на первое место такие качества, которые с русской традицией, с русским характером несходны, с русским духом несоединимы - агрессию и презрение к другим людям, сниженную духовность и интеллектуальность, и другие подобные качества. Если раньше, в XIX веке, говорили о всемирной отзывчивости русской души, то как раз псевдопатриоты никак не могут восприниматься носителями этого качества, этого духа. Если раньше люди были очень чувствительны к красоте, к этической стороне, предельно нетерпимы ко всякой лжи, клевете, ко всякой двойной морали, то сейчас как раз этими методами очень часто пользуются именно псевдопатриоты. Всякий непредубеждённый человек, даже неверующий, может это увидеть. Других способов опознания этого, мне кажется, просто не существует.

Почему для кого-­то все еще остается неочевидным, что для возрождения России как раз и трудятся многие люди, в том числе и Вы, и отец Иоанн Привалов, и та церковная молодежь, о которой Вы говорили, а те, кто громко кричит о «врагах церкви и России», при этом все вокруг себя только разрушают?

Такое неразличение созидательного и разрушительного начал - результат смешения. Ведь очевидно: ничто не может быть более противоположным нашей традиции, нашей культуре, нашей вере, чем, скажем, наследие коммунистических времён, наследие Троцкого, Ленина, Сталина. Но псевдопатриоты, тем не менее, ставят подлинное наследие России - при всей сложности, да и противоречивости подчас нашей истории всё­-таки положительное, светлое наследие - «через запятую» с наследием этих людей, которые запятнали себя преступлениями против человечности и человечества и разрушили столь много ценного, важного и уникального в Церкви и народе в прошлом веке. Настоящему русскому человеку свойственно в таких случаях каяться и брать на себя даже грехи других, а не отрицать покаяние, потому что, мол, «я сам этого не делал» или только потому, что «было что­-то и хорошее». Несомненно, что хорошее было не благодаря, а вопреки деятельности советской власти, и отношение к такого рода вещам ярко высвечивает качество того или иного движения, организации, идеологии, которые мы хотим оценить с точки зрения соответствия подлинному патриотизму.

Преображенское братство выступило не так давно с призывом к диалогу. Как возможен этот диалог, если крайние позиции в церкви и обществе представлены с одной стороны мрачным, разрушительным фарисейским, а с другой стороны «киселеобразным», отрицающим границы саддукейским духом?

Диалог возможен только там, где есть надежда на обретение единства духа или где это единство присутствует, пусть даже в несовершенном виде. Когда духи совершенно разные, никакого диалога быть не может, его нет, никогда не было и не будет. Это всем известно. Не случайно Господь ни о каком диалоге с саддукеями и фарисеями не помышлял. Однако безусловное большинство людей, пусть и находящихся в очень далёком от совершенства состоянии, но готовых жить в Духе Христовом, ищут - может быть, не очень ещё нашли, но ищут - именно Христова Духа. Именно о таких людях надо беспокоиться, именно за них идёт борьба, именно с ними­-то и нужен диалог, будут ли это церковные иерархи, или простой церковный народ, или монашествующие, или общины и братства. Нужно просвещение, духовное и образовательное, восстановление соборности, восстановление личностных начал. Всё это требует диалога и уже представляет собой элементы диалога. Диалог - это императив нашего времени, но это не стремление к демократии или, наоборот, к монистической форме управления, монархии. Нет, диалог - это, прежде всего, именно духовное качество, высшее качество человеческой жизни, проявление аристократизма и нонконформизма. Это способность отвечать за большее, а не только за себя и за низшее. Это способность к самопожертвованию, это желание и готовность отрекаться от себя и брать свой крест. Может быть, нам непривычно так думать и так говорить. Мы думаем, что диалог - это сесть друг против друга и начать рассуждать на абстрактные темы. Но это ещё совсем не обязательно диалог.

Самое распространенное мнение состоит в том, что диалог - это попытка достичь приемлемого компромисса.

Это правильнее называть дипломатией. Я же говорю не о поисках дипломатического компромисса, а о подлинном диалоге, способном привести к реальному общению. В своё время мы много размышляли об этом на наших международных научно­-богословских конференциях, проходивших под общим названием «Вера - диалог - общение». К диалогу ведут вера и доверие, а диалог открывает путь к полноценному общению: к общению святых, к общению Духа Святого - к самому главному, что есть в Церкви.

В этом смысле позиция фундаменталистов «мы хотим, чтобы вас не было, а если уж вы остаетесь, то тогда мы сами уйдем» - это позиция, которая заведомо не предполагает никакого диалога?

Да, она отвергает саму возможность диалога, и она подтверждает нехристианскую природу фундаментализма.

Ну, а секуляризм, для которого «все в чем­-то правы»?

Это, с одной стороны, равнодушие, а с другой - некий постмодернистский ход. И в этом смысле также отрицание диалога.

Есть очень много людей, которые с трудом ориентируются в этой ситуации. Ведь никто не вешает себе на грудь табличку «я фундаменталист» или «я секулярист». И то, и другое очень часто прикрывается весьма благообразной фразеологией. Например, человек, разрушающий миссионерский приход, может при этом говорить, что он за литургическое возрождение, что крестить без катехизации - это преступление и т.д. Как людям понять, что происходит, как ориентироваться, когда очень многие слова совпадают с общецерковной созидательной тенденцией, а при этом не совпадают с делами, что видно не сразу и не всякому?

Здесь необходима некая проницательность. Дело в том, что люди всегда себя прикрывают какими­-то благообразными фразами. Разве плохие лозунги были у тех же фарисеев или саддукеев в древности? Они были тоже суперблагочестивыми, суперпатриотическими. Саддукеи были людьми, которые хотели учитывать реалии современности, учитывать пользу дела. Они были готовы идти на компромиссы, но хотели сохранить благополучие своего народа. Разве это не было прикрытием? Фарисеи же стояли за верность преданию старцев. Но Господь именно им сказал: горе вам, книжники и фарисеи, лицедеи. Это лицедейство не всегда легко увидеть, не всегда легко доказать. Это правда. Тут надо, конечно, приложить ум, старание, но надо уметь проверять эти вещи: «по плодам их узнаете их». Мы же видим: если бы в том же Архангельске действительно произошло какое-­то духовное возрождение или хотя бы просто хоть какой­-то подъём, шаг вперёд по отношению к прошлому, которое там было, то не страдали бы такие люди, как отец Иоанн Привалов, и такие приходы, как заостровский приход, а также другие священники, которые остались без своего прежнего служения в этой епархии. Мы же видим, кто чего ищет. Говорить можно все что угодно, но люди показывают свою мотивацию по тому, за что они борются в реальности, чем они реально хотят обладать, готовы ли они давать другим возможность проявить свой дар, умножить свой талант, готовы ли они давать им свободу в этом служении. Без свободы невозможно никакое служение в принципе, возможна только работа, та, которая от корня «раб». Я совсем не против порядка, порядок действительно необходим, он не должен быть нарушен радикальным образом, и то, что люди не подчиняются никакому порядку, не доверяют никакому начальству, - это отдельная проблема.

Так что у фундаментализма и секуляризма есть вполне чётко опознаваемые критерии. Просто людям надо это говорить открыто, их не надо оставлять в неведении по этому поводу. Надо понимать, что духовная брань есть духовная брань. И даже если люди будут призывать к миру, но на основе главенства духа не Божьего, то такой мир невозможен. «Не мир пришёл принести Я, но меч», сказал Господь о таких случаях.

Беседовала Александра Колымагина

КИФА №2(156), февраль 2013 года