Я из Заостровья

Говорят свидетели защиты

Эта статья достаточно долго лежала в редакции одного из православных изданий и должна была вот-вот выйти в свет - если не в нем, то в другом, которое ожидало своей очереди. Однако по не зависящим ни от автора, ни от изданий обстоятельствам срочная публикация статьи оказалась невозможной. Сейчас, когда обстоятельства изменились, автор предложил нам разместить этот текст на страницах «Кифы».

Казалось бы, зачем? Заостровского прихода в том виде, в котором он существовал двадцать лет, больше не существует. Стоит ли публиковать статью, написанную в его защиту? Однако обвинения, которые продолжают выплескиваться в публичное пространство, свидетельствуют о том, что история с Заостровьем вовсе не закончена, что из неё пытаются сделать скандал отнюдь не епархиального масштаба, и целью обвинителей является не один лишь о. Иоанн Привалов и не только его прихожане.

В этом контексте нам кажется важным, чтобы свидетельства, прозвучавшие в этой статье, не остались лежать под спудом в той или иной редакции.

Александра Колымагина

* * *

О. Иоанн Привалов с прихожанками храма

В Архангельской епархии вот уже двадцать лет существует удивительный приход. Все, что происходит в нем - это продолжение героической истории тех бабушек, которые одна за другой отправлялись в лагеря за решение не оставлять церковную «двадцатку» (храм отстояли, он так и не закрылся). Но в то же время это и продолжение истории студента, зачитывавшегося Солженицыным и решившего жить не по лжи -  и ставшего настоятелем храма, священником Иоанном Приваловым.

Вот  что рассказывает о нём председатель Архангельской Епархиальной комиссии по богословским и богослужебным вопросам прот. Александр Ковалёв: «Отца Иоанна Привалова я знаю давно, еще со времен еп. Пантелеимона. О. Иоанн был тогда иподьяконом еп. Пантелеимона. Это было в конце 1980-х. Он был студентом пединститута, и позже, когда я читал там богословские лекции, он всегда производил очень хорошее впечатление - был уважительным, воспитанным, исполнительным, собранным. Я ему, конечно, советовал принять сан, и не задерживаться в дьяконах, а становиться священником. Я же ему и посоветовал: попросите у владыки Заостровье. О. Иоанн стал служить. К нему стали приезжать из других приходов, люди к нему тянулись. Он натура, конечно, независимая, человек очень грамотный, образованный. И он уже тогда некоторые апостольские правила старинные применял, например, касающиеся системы оглашения - очень тщательно готовил людей ко крещению. Теперь у нас циркуляр от патриарха пришел, как нужно крестить, как готовить людей ко крещению. А я уже двадцать лет это делаю, и о. Иоанн давно это делал».

Хотелось бы продолжить статью в этом же праздничном тоне, дать слово прихожанам и паломникам, да и самому настоятелю, спросить у них, как искать и находить пространство встречи Церкви и культуры, Церкви и общества - ведь не случайно в разные годы гостями заостровского храма побывали Никита Струве, артист Сергей Юрский, поэт Ольга Седакова, певица Елена Камбурова, профессор Жорж Нива, актриса Анна Каменкова. Елена Чуковская, Евгений Пастернак и многие другие - и кто-то из них приезжал сюда не один раз, а историк Дмитрий Поспеловский даже написал книгу о Заостровье, закончив её словами: «Такова повседневная жизнь этой удивительной христианской общины, спаянной братской любовью, верой и пастырем, отдающим себя до конца не только общине, но еще находящим в себе силы для деятельного участия в общественной жизни города, по мере сил и возможностей "подталкивающей" ее к христианской духовности, а то и к воцерковлению».

Но праздничного тона не выйдет. Нет-нет, будут говорить о жизни Заостровья и  прихожане, и настоятель; но причина, по которой все они будут свидетельствовать о том, что знают, очень печальна. Приход в том виде, в котором он существует все эти два десятилетия, собираются уничтожить.

Вот фрагменты многочисленных статей «Русской народной линии» (а также направленного «наверх» письма «инициативников» за несколькими сотнями подписей): «...в Заостровском храме функционирует организация, полностью закрытая для посторонних, жестко контролируемая священником Георгием Кочетковым, негативно настроенная по отношению ко всем остальным чадам Русской Православной Церкви, пренебрегающая ее Преданием и фактически живущая по собственным, скрытым для внешних наблюдателей законам и правилам». «В общине практикуется обязательное Причастие на каждой Литургии, однако не для всех. Члены братства делятся на две категории. Те, кто прошел "оглашение", обязаны причащаться за каждой Литургией. Те, кто его еще только проходит, а также посторонние, пришедшие на службу, до Причастия не допускаются, более того, их вынуждают выйти из храма после Литургии верных (так в материале РНЛ - авт.)». «Были случаи, когда членов общины после паломничества в православный монастырь обвинили в прелюбодеянии, под которым понималась "измена" братству»...

Все обвинения перечислить в краткой статье невозможно, мы привели наиболее радикальные, не будет же кто-то всерьез ужасаться другим - таким, как обвинение в недостатке любви (а у кого её достает?), в желании жертвовать десятину (если это криминал, то почему бы РНЛ не обвинить в сектантстве прот. Всеволода Чаплина, предлагавшего не так давно возродить эту практику?), в том, что на приходе оглашают крещеных, но не просвещённых (о необходимости чего говорил еще покойный патриарх Алексий II) или читают Писание и молитвы по-русски (о возможности и необходимости чего можно спорить, но что очевидно для всех не является ни ересью, ни сектантством).

Стоит только, может быть, лишний раз подчеркнуть, что одно из обвинений (!) - еженедельное причастие. Это многое говорит и об авторах статей РНЛ, и об авторах отправленного «наверх» письма. Нам иногда кажется, что литургическое возрождение становится в нашей церкви реальностью, с которой уже невозможно спорить или бороться. Оказывается, возможно!

Большинство «обвинений», выдвинутых против заостровского прихода, подтверждается несколькими «свидетельствами прихожан». Правда, «Русская народная линия» рассказывает о «трехстах подписях», но глава местной администрации Татьяна Юрьевна Попова говорит об этом так: «Я уверена, что значительная часть людей введена в заблуждение, они не понимали, что подписывают... Они 300 подписей насобирали? А я, если бы захотела, две тысячи бы насобирала (жителей в Заостровье 2,5 тысячи), где бы люди сказали, что отец Иоанн Привалов замечательный священник и замечательный человек». Как бы то ни было, в статьях приводятся свидетельства пяти человек, не участвующих в жизни заостровского храма, а смотрящих на неё извне. Поэтому, наверное, будет справедливо дать слово прихожанам, в этой жизни участвующим.

Виктор Петрович Рыкалов: «В Заостровский храм Сретения Господня я впервые заехал летом 2009 года в будний день. (Это был, пожалуй, один из немногих храмов Архангельска и его ближайших окрестностей, в которых я еще не побывал). Как я и ожидал, увидел благодатную, спокойную деревенскую церковь. Расспросил об истории и богослужении. Засветил пару свечей и уехал.

Недели через полторы я приехал на богослужение. Ожидал увидеть тихую деревенскую службу и человек 10-15 прихожан и захожан. К моему огромному удивлению храм был полон. Количество причастников поразило. Столько причащающихся я видел только в монастырских храмах в праздничные дни.

После службы я дождался священника и спросил: «Что здесь сегодня происходит»? Священник (как я потом узнал - о. Павел) объяснил, что приход несет очень серьезное миссионерско-просветительское служение, поэтому столько прихожан и причащающихся. Пригласил меня на оглашение. Я очень вежливо отказался и пояснил, что уже несколько лет посещаю начальные православные курсы при Свято-Троицком Антониево-Сийском монастыре и вряд ли услышу что-то новое.

Тем не менее, осенью я приехал посмотреть, что же там такое? Увидел обычную воскресную школу для взрослых. Комната, большой стол, за столом очень разнообразные люди (от разнорабочей до кандидата наук) листают и читают Библию. Во главе стола сидит грамотный человек -  катехизатор и объясняет прочитанное. Чаепитие вскладчину. Все как обычно.

Оглашение очень понравилось. Удивило терпение, с которым катехизаторы пытались разъяснить все вопросы. Удивила серьезность подхода к разъяснению сущности причастия.

Я первый раз причастился в 1997 году, но мне никто не объяснил, что означает причастие, как к нему готовиться и как подходить. В нашей группе до оглашения иногда причащались трое: парень после армии, девушка и я. Молодой человек сказал, что подождет с причастием до конца оглашения, девушка все оглашение причащалась в Заостровском Сретенском храме, а я в разных храмах г. Архангельска.

В середине оглашения я съездил на Соловки, благословил меня на это о. Павел Бибин (прихожанин заостровского храма, член связанного с храмом братства,  рукоположенный специально для вырастившей его общины покойным владыкой Тихоном; до недавнего времени второй священник прихода - авт.). После окончания оглашения мы с женой съездили в Троице-Сергиеву Лавру, поклонились мощам преподобного Сергия Радонежского. В Лавре нам сказали, что причащаться нужно 2-3 раза в месяц. Затем на дни преподобных старцев Соловецких я поехал на Соловки, благословившись у о. Иоанна Привалова. В Соловецком монастыре о. Герман сказал, что причащаться нужно еженедельно. С женой мы решили еженедельно причащаться в Заостровском храме Сретения Господня».

Татьяна Бавыкина: «Когда в 1993 году настоятелем храма был назначен о. Иоанн, мой отец, коренной житель Заостровья, через какое-то время стал прихожанином храма. С ним стала ходить и я. Мне тогда было 6 лет. Сейчас мне 26. Через какое-то время мой папа стал алтарником в храме, до настоящего момента им и является. Нам было больно читать статью, которая была выложена на сайте «Русская народная линия», в которой наш храм, о. Иоанна и всю нашу общину оклеветали. Больно от того количества неправды, которая была в статье.

С самого детства и сейчас я чувствую большую заботу, любовь о. Иоанна к нам, его прихожанам. Такую же заботу и любовь я всегда чувствовала и чувствую среди братьев и сестер, которые никогда не оставляли в трудной ситуации, в искушении. Эта любовь меня всегда грела и сейчас греет. И поэтому слова из статьи «любви там никогда не было» - это ложь.

В нашем храме всегда было много бабушек, около 15 человек, детей тех, кто служил в этом храме в годы репрессий или просто прихожанок с более чем 30-летним стажем, которые всегда заботились о храме еще в советские годы. Сейчас многие из них отошли ко Господу. Они, постоянные прихожанки храма, очень любили о. Иоанна, заботились о нем, поддерживали его. Для наших бабушек и для восстановления памяти о священниках, служивших в нашем храме и прихожанах, отстоявших его в годы советской власти, нашими прихожанами большими трудами была собрана выставка, которая рассказывает о жизни Заостровского прихода в XX веке. Она действует  в храме и сейчас. А недавно была собрана другая выставка - «Неперемолотые: опыт духовного сопротивления на русском севере», в которой рассказывается история многих храмов Архангельской епархии в годы репрессий советской власти.

Все наши старшие сестры, когда мы прочитали им статью, были возмущены, другого слова я не подберу, клеветой, которая была высказана против дорогого им батюшки, против храма.

Как человек, выросший в Заостровье и знающий почти всех его жителей, хотела бы сказать, что ведущих активную церковную жизнь в селе - чуть больше сорока человек, из них около тридцати - это постоянные прихожане нашего храма, есть и молодежь. Остальные ездят в городские храмы. В этом их никто никогда не осуждал, человек сам выбирает храм, к которому лежит его сердце. Почему тогда в статье на «Русской народной линии» было написано о том, что верующие жители Заостровья не могут посещать наш храм, когда большинство из них - наши постоянные прихожане? И почему те, кто давал интервью для статьи, выдают себя за всех заостровских прихожан?»

Валентина Емец: «Родилась и выросла я в Заостровье, коренная жительница этого села. С 1998 года по настоящее время являюсь членом Заостровского прихода, работаю за свечным ящиком. Здесь я ближе познакомилась со старшими прихожанами нашего храма. Их уже нет с нами, но духовными нитями, через молитву мы тесно связаны с ними. Их христианская жизнь является для меня примером. У всех были большие семьи, трудились от зари до зари, многие в войну потеряли мужей. И несмотря на тяготы своей жизни, они стремились в Дом Божий, на молитву, на служение (кто пел на клиросе, кто мыл полы, пёк просфоры, переоблачал храм). В годы гонений, в годы, когда власти хотели сделать их храма электростанцию, они все дружно заявили: «Не мы строили, не мы и отдавать будем».

Я лично была знакома с Марфой Михайловной Нечаевой, Анной Александровной Лисиной, Калистой Петровной Коноваловой, Екатериной Тимофеевной Поповой, Анастасией Николаевной Починковой, Валентиной Михайловной Шатохиной. До последнего дня своей жизни они ходили, кого возили на машине в храм. Службы, причастие Святых Таин всегда являлись для них необходимым действием, как глоток воздуха. Чтение Евангелия на родном русском языке, проповедь о. Иоанна воспринималась ими и даже обсуждалась между собой. И дочь священника Арсения Жарового, служившего на нашем приходе, Галина Арсеньевна, прошла огласительные встречи».

Александра Дмитриевна Дружинина (прихожанка храма с 1975 года): «В наш храм может любой прийти, кто хочет. Храм открыт всегда. К нам молодой человек на инвалидной коляске приезжает, и батюшка всегда с ним разговаривает, исповедует его и причащает. И других больных людей много ходит. Кто хочет, тот и идет.

О. Иоанн как вел службы, так и ведет, ничего не сокращает. И до него так вели, когда другие священники служили - о. Владимир, о. Леонид, - и он так же служит. Я всегда ходила в храм и молитвы одни те же читаются, я их уже наизусть знаю за столько лет. А если они пишут, что у нас секта, так значит она у нас здесь еще с 1975 года... Писание и молитвы действительно читает по-русски. А зачем мне другой язык? Русский-то для нас, старых, лучше. Я лучше русский понимаю. Да и для молодежи тоже так лучше. Все понимаешь, во все вникаешь. Молишься и знаешь, о чем молишься. Я многие молитвы наизусть знаю, а молодежь-то не знает».

И обо всех этих людях, так же как о других прихожанах (которых в приходе две сотни) постоянный автор «Русской народной линии», руководитель Миссионерского отдела Архангельской епархии прот. Евгений Соколов пишет следующее: «хотелось бы сказать, что деятельность этой общины - это крайняя степень ереси. Община священника Иоанна Привалова уже подошла к той границе, за которой возврат к Православию невозможен. И единственный выход для них - принести покаяние в своей ереси и возвратиться в лоно Матери Церкви. Хотя надежды остается все меньше и меньше. Для разрешения сложившейся ситуации недостаточно простого увещевания, необходимо принять административные, дисциплинарные, канонические меры»... Как подчеркивает РНЛ, это «мнение официального представителя епархии». Мнение это основано на таких «серьезных, требующих ответа обвинениях» (о чем тут же дружно начал кричать на разные лады в сети круг последователей Александра Дворкина) как:

- впечатление какой-то женщины, что во время службы все на неё посмотрели, заставляя уйти;

- заметно искажающий действительность пересказ фрагментов интервью о. Иоанна о смерти и воскресении[1]  

- полемически заостренное по форме и не вполне корректное с богословской точки зрения высказывание - но не о. Иоанна, а артиста Сергея Юрского! В вину о. Иоанну ставится то, что интервью Юрского опубликовано рядом с интервью о. Иоанна в одной книге и что автор книги брал у о. Иоанна благословение на свою работу...

Всё это было бы смешно, если бы по всей сети и в частных разговорах не стало звучать лейтмотивом (иногда начинает казаться, что этим хором кто-то очень умело дирижирует): «Какие серьезные выдвинуты обвинения! О. Иоанн должен публично выступить и по пунктам опровергнуть их! Он должен подробно рассказать, как он верует!»

Однако, как оказывается, далеко не все представители Архангельской митрополии единомысленны с о. Евгением. В ответ на вопрос о том, был ли когда-либо священник Иоанн Привалов замечен в ереси или расколе, прот. Александр Ковалёв (являющийся, напомним, председателем Богословской и богослужебной епархиальной комиссии) сказал: «Достаточно побывать на службах о. Иоанна - и вы все узнаете. Он человек не хитрый, не лукавый, он честный, справедливый человек. Нет там никакого раскола. Там и патриарх поминается, и правящий архиерей - митрополит Даниил.

Отец Иоанн исповедует Символ веры, постановления всех Вселенских соборов. Ни в какой ереси он не замечен. Но он влюблен в русский язык. Он считает, что на русском языке должны вестись службы. Я придерживаюсь того мнения, что язык церковнославянский является достаточным для службы, и людей нужно готовить. Вот эти лишь только особенности и есть.

А потом - кто может упрекнуть его в ереси? О. Евгений для этого еще недостаточно опытен. Это дело очень серьезного разбора, и так бросаться обвинениями непозволительно.

Что касается отца Георгия Кочеткова, то это катехизатор, человек очень умный, образованный. Если о. Георгий и о. Иоанн добиваются возможности богослужения на русском языке, так они не из тех людей, которые будут деспотически кому-то все это навязывать. Поэтому никто о. Евгения Соколова не задавит, пусть он не боится.

Я знаю о. Иоанна как порядочного человека, который любит служение, любит православие и никому свое мнение не навязывает, никого ни в какие секты не втягивает».

Сам о. Иоанн недоумевает: почти двадцать лет был хорош - неслучайно ведь покойный владыка наградил его наперсным крестом, рукоположил в приход вторым священником одного из его духовных чад, человека для храма родного, не постороннего, неслучайно говорил, что ему нравится в храме у о. Иоанна, где всё искренне и по-доброму. Да, бывало, журил владыка Тихон за пристрастие к русскому языку, но никогда не объявлял ни раскольником, ни сектантом, наоборот - радовался живому многообразию епархии. И вдруг в одночасье один из лучших приходов начинают травить - и не только на известной своими пристрастиями «Русской народной линии», но и на местном сайте «Православие на Северной земле»!  «Из всего, что написала РНЛ о нашем приходе, правдой являются только три вещи: обязательное оглашение, дружба с отцом Георгием Кочетковым, использование русского языка в богослужении, - говорит о. Иоанн. - Всё остальное - домыслы или сплетни. При этом важно понимать, что являясь принципиальным сторонником оглашения, я, тем не менее, всегда делал разные исключения. Например, и сейчас в приходе есть люди, которые никогда оглашения у меня не проходили. Взять хотя бы Александру Дмитриевну Дружинину или Галину Васильевну Меркулову, да и многих других. Не буду перечислять. И конечно, никого из них (да и из других людей) у нас никогда не выгоняли со службы[2].
Что же касается языка, то да, я являюсь принципиальным сторонником русского языка в богослужении. На чём я основываюсь? Прежде всего на личном пастырском опыте, но не только. Так уж получилось, что именно Архангельская епархия исторически поддерживала переводы Писания и богослужения на русский язык[3]».

Конечно, мирный тон пользующегося большим авторитетом в епархии о. Александра дает надежду, что всё кончится хорошо, что приход и связанное с ним братство прекратят уничтожать, и, наоборот, постараются перенять всё хорошее, что было наработано тяжелым трудом  и молитвой за долгие годы.

Но вот то, что на «Русской народной линии» всего за две недели появилось чуть не с десяток материалов о Заостровье, и все одного и того же тона и духа (и все перепечатаны не на одном или двух, а на десятках православных ресурсов), внушает тревогу. Нелегко противостать напору авторов этих публикаций, приводящих ко все большему разделению - приходов друг с другом, прихожан между собой. Однако противостать ему нужно. И не только потому, что предстоятель Русской православной церкви все время напоминает нам о важности церковного единства, покрывающего допустимые в церкви разномыслия, о необходимости миссии и просвещения, об углублении общения верующих друг с другом. Но еще и потому, что дух разделения и вражды - дух не только нецерковный, но и антицерковный. Прошедший век принес Русской церкви не только славу новомучеников, но и почти полное истощение сил после гибели лучших её сынов, после горькой необходимости подчиняться безбожной власти, после бесконечного насилия, чинимого над ней Сталиным и его приспешниками и последователями, стремящимися всех разделить друг от друга. Не дай же Бог никому из нас вольно или невольно явиться наследниками этих дьявольских сил.   

Ирина Пономарёва, прихожанка Свято-Сретенского храма с. Заостровье

Статья опубликована 15.01 на сайте «Киевская Русь» >>

[1] Например, убрав слова «мы не знаем, что бывает дальше, но есть опасение, что» о. Евгений выдает следующее за этими словами утверждение за несомненное мнение о. Иоанна. Упоминание о том, что язычники верили в бессмертие души «независимо ни от чего», но что обсуждая этот вопрос нужно быть крайне осторожными, ведь иногда под «душой» понимают всего человека, и под «бессмертной душой» могут понимать замысел Божий о человеке, а не языческую доктрину, о Евгений перетолковывает однозначно: о. Иоанн-де не верит в бессмертие души. Правда, сам тут же оговаривается, что на богословской конференции размышления о. Иоанна, может быть, уместны (а значит, в его словах нет ереси даже по мнению самого о. Евгения!). Но эти размышления неуместны в газете. Видимо, клеветнические обвинения против собрата, растиражированные в СМИ, о. Евгений считает вполне уместными...

[2] Здесь, может быть, стоит опять вспомнить хор интернет-обвинителей, начинающих в ответ на все свидетельства прихожан, что в храме никогда никого не выгоняли со службы, расспрашивать (видимо, собираясь с ужасом закричать «так вот какая страшная ересь творится в приходе!»): «но скажите все-таки - бывает ли, что крещеные люди уходят со службы?» И это при том, что в нашей церкви пусть, может быть, уже не подавляющее большинство, но уж никак не меньше половины прихожан раз за разом уходят со службы не причастившись! Что же происходит в головах современных православных, если мы считаем это нормой, а добровольное принятие на себя на период подготовки к первой серьезной исповеди и причастию после неё человеком, никогда (или почти никогда) не причащавшимся послушания древней практике (когда из храма после возгласа «Оглашаемые, изыдите!» уходят оглашаемые, кающиеся и «те, чья вера не тверда») готовы объявить ересью! Остается лишь удивляться, как возможно такие естественные даже вне парадигмы литургического возрождения вещи воспринимать как серьезное обвинение к практикующим это и их духовникам.

[3] В начале XIX века, когда были споры о возможности перевода Библии на русский язык, архангельские архиереи однозначно выступали за такой перевод. 

В начале XX века епископ Архангельский Иоанникий-II провёл благочиннические съезды духовенства и по их итогам написал такой отзыв К.П. Победоносцеву: «Могущественным средством воздействия пастыря на пасомых является богослужение православной Церкви. Наше богослужение имеет религиозно-нравственное и воспитательное значение. Оно будет вполне достигать своей цели, когда будет совершаться на языке, понятном для всех, т.е. на родном русском языке. Священное Писание говорит: «Пойте Богу разумно». Апостолы проповедовали на всех языках  и на всех языках молились с верующими. У нас в России есть литургии на языке латышском, зырянском, мордовском, но нет богослужения на своем родном наречии. Сектанты некоторых совращают и потому, что их простое, понятное богослужение совершается по-русски. Храм для православного человека должен быть школой, а богослужение, совершаемое в нем - отдельными уроками христианской жизни, так как здесь человек научается жить, здесь он узнает не только, что он должен делать, но и что думать, что чувствовать.

Что сказать о школе, в которой ведется обучение на непонятном для учащихся языке? Всякий здравомыслящий человек скажет, что такая школа для ученика принесет очень мало пользы, что такая школа не может иметь большого влияния на своих питомцев.

Православная Церковь в России в этом отношении находится в положении худшем, чем все другие народные школы: везде, во всех школах, обучение ведется на общеупотребительном наречии: только в церкви богослужение совершается на малопонятном, а для многих и совершенно непонятном славянском языке. Будучи великолепным по своему содержанию, оно остается непонятным, а вследствие этого - и без желательного влияния на простой народ. Поэтому полезно было бы славянский язык в церковном богослужении заменить русским. Такая замена даст для очень многих великое счастье участвовать в богослужении часто не одним только стоянием в храме, но участвовать разумно. Испытавши же в храме несколько минут неземного блаженства, человек едва ли решится оставить православие и перейти в сектантство. Можно русский язык ввести в употребление постепенно. Пусть сначала богослужение на русском языке совершается изредка, как оно совершается, например, на греческом языке. Со временем оно будет все более и белее учащаться. Начинать употребление в богослужении русского языка нужно с городов и, вообще, с тех мест, где народ более развит, более сочувствует этому. Это имеет удобство в том отношении, что в городах и, вообще, в более населенных местах всегда имеется несколько храмов, и не желающие присутствовать на богослужении на русском языке будут иметь возможность присутствовать при богослужении на славянском языке. А пока русский язык в богослужении вводится в одном месте, к нему привыкнет и само пожелает завести у себя население и других мест. Не нужно и священников принуждать совершать богослужение на том или ином языке: ведь в одних местах эту реформу можно ввести без всякой опасности теперь же, в других необходимо подождать. Нужно представить это на благоусмотрение местных епископов и приходских пастырей. Пусть от прихода зависит, заменить славянский язык русским или же до поры до времени оставить славянское богослужение. Постепенность в этом деле нужна даже для самих священников и, вообще, людей интеллигентных, которые понимают действительное значение русского и славянского языка в богослужении. Даже для них сразу перейти на русский язык было бы тяжело и неприятно. Ведь на русском языке молиться мы как будто не умеем и, с другой стороны, так привыкли при молитве употреблять славянский язык, что, может быть, за первой службой на другом языке не сумеем воодушевиться, как это бывает за славянской службой. Может быть, за первым богослужением на русском языке мы не получим удовлетворения своей душе, потому что дело это для нас ново, нужно к нему привыкнуть исподволь. Поэтому на первых порах нужно, чтобы о совершении богослужения на русском языке прихожане знали, и нужно по мере возможности приготовить их к тому пастырским словом. На основании всего сказанного мы думаем: следовало бы вопрос о богослужении на русском языке поставить на очередь в нашей церковной жизни и разных мероприятиях к ее усовершенствованию».

КИФА №1(155), январь 2013 года