Крайности в богословии и в жизни

В этом номере мы перепечатываем статью греческого богослова Георгиоса Мадзаридиса, опубликованную на портале «Богослов.ru». Основные тезисы этого размышления удивительным образом совпадают с тем, о чем уже давно говорило Преображенское братство и прежде всего его духовный попечитель, священник Георгий Кочетков, который еще в 1997 году на конференции «Живое предание» охарактеризовал фундаментализм и модернизм как наиболее опасные тенденции в современной церковной жизни.

* * *

Между двух крайностей, как говорил Аристотель, есть середина, которая является добродетелью. Добродетель является серединой не в смысле чего-то промежуточного, но в смысле полноты, которая ей присуща. Поэтому он и говорил, что качественно добродетель является крайностью, а количественно она является серединой. Например, храбрость количественно не достигает дерзости, но также и не опускается до трусости, это добродетель между трусостью и дерзостью. Количественно она между ними, то есть является серединой, но качественно она является крайностью, самым высшим, что должно иметь, - храбростью, а не дерзостью или трусостью.

Мы очень часто смотрим на вещи превратно. Мы думаем, что качество в крайности, а полнота в количестве. То есть либо мы собираем вместе много вещей и, прячась за них, считаем, что они и составляют добродетель; или же многое отбрасываем, впадая в другую крайность, абсолютизируем эту крайность и считаем, что она и является добродетелью. Добродетель и церковная жизнь, и богословская мысль - это как вечное хождение по канату; то есть это путь, требующий внимания, осмотрительности и рассудительности; путь по лезвию ножа. Если человек по невниманию уклонится в ту или другую сторону, вправо или влево, то он упадет; отличается лишь характер падения, но сам факт падения останется неизменным.

В стремлении искусить Христа сошлись вместе ветхозаветные «фундаменталисты» и «модернисты»...

 

В церковной жизни, например, есть люди, которые придают особое значение форме, канонам, догматической точности. И сегодня часто подчеркивается то, что касается канонов и догматов, и забывается самое главное в христианской вере - любовь. Во имя догматической точности, поста, формы и т. д. можно резко критиковать и изгонять. Таким образом, абсолютизируя форму, считают, что совершают богоугодное дело. Но в таком случае истина веры, истина христианской жизни разрушается. Вера - это нечто такое, что не может существовать как форма, как привязанность к символам, формам, канонам и т. д. Старец Паисий называл каноны пушками, из которых мы стреляем и убиваем других. Вера должна идти рука об руку с любовью. А если от веры отнимается любовь, тогда она в конечном счете становится бесовской. И чем крепче такая вера, тем более бесовской она становится, ведь «и бесы веруют и трепещут». Если же бесы не просто веруют, но и дрожат, то и всякая критика или призыв к вере без любви [являются бесовскими]. И чем крепче и упорней эта сухая вера, вера без духа, вера без любви, тем более бесовской она становится.

Именно по этой причине мы видим, что многие люди часто вполне оправданно отворачиваются от религиозности такого вида, считая ее чем-то таким, чего не может принять разумный человек. С другой стороны, конечно, имеет место модернизация, обмирщение веры. Люби - и делай, что хочешь. Это правда. И блаженный Августин об этом говорит. Но что это за любовь, имея которую, можно делать, что хочешь? Любовь -  это не то, что мы чувствуем как любовь. Любовь - Бог-Любовь. Бог есть любовь, но любовь - не Бог. Следовательно, когда любовь человека согласуется с волей Божией, когда она является выражением его веры в Бога, его веры в Троического Бога (самая высокая проповедь любви - это Троический догмат, как говорит Василий Великий), когда человек не оторван от Троического Бога, когда он строит свою жизнь согласно этому догмату об истине Троического Божества - во взаимопроникновении, единстве, общении, равночестии и т. д., тогда он действительно может любить и делать, что хочет.

Но что обычно происходит? Мы призываем к плотской любви, любви, как ее понимаем мы. И таким образом мы делаем то, что хотим мы, не придавая значения догматам, канонам, принятым церковным формам и создавая свое собственное, скажем так, либеральное христианство. Это можно назвать религией нового времени, но это не есть христианская истина. Христианская истина - это любовь без плотского элемента, без эгоцентризма, без человеческого эгоизма. Когда человек имеет такую любовь, тогда он действительно пребывает в любви Божией, тогда он чтит и каноны, и принятые формы, которые существуют в Церкви. Духовный человек не пренебрегает установлениями Церкви. Ведь эти установления существуют для сохранения духа Церкви. Без установлений мы не можем передать дух. Для того чтобы передать дух, благодать, дар, необходимы установления, потому что именно в установлениях они сохраняются и передаются людям.

Поэтому духовный человек, богослов, скажем, который говорит, что он любит и делает, что хочет, и что Бог есть любовь - а в то же время забывает, что мы достигаем любви исходя из страха Божия, из смирения и т. д., и во имя Божией любви пренебрегает установлениями Церкви - такой человек не является духовным. Он не имеет духа, который передается церковными установлениями, и именно поэтому он и нападает на установления, в которых этот дух есть, и не может примириться с его духом. Духовность (неправильно ее тогда так называть, конечно) - это духовная жизнь. Духовность не является некой абстрактной свежей идеей. Духовная жизнь предполагает общение с Духом Святым, и это общение дается в том числе установлениями Церкви. Сами по себе установления не являются благодатью, но благодать во все времена передавалась Церковью именно через них. Поэтому тесная взаимосвязь установлений и благодати должна определять нашу жизнь как верующих и наше богословие как богословов. Осмелюсь сказать, что Лик Христов - это высшее выражение этого сочетания установлений и благодати.

Христос - Церковь, Тело Церкви, Проводник Благодати, Сам Господь. Невозможно отделить Тело Христово, пренебречь Им и говорить о Его духе, о Его учении, говорить только о Его Божественности. Мы не монофизиты и не несториане. Мы должны принять Христа как Воплощенное Слово вместе с церковными установлениями и благодатью. Он установил Таинства и дал Свое Тело, чтобы Оно составляло Церковь, чтобы мы затем при помощи этих установлений приступали к благодати и через них ощущали благодать и свою связь и сопричастность Церкви, которая и является проводником благодати.

Именно по этой причине любое уклонение вправо или влево, уклон ли в сторону форм, канонов, догматов - еще и сухих догматов, или же всякий уклон в сторону любви, как ее понимаем мы, любви, которая пренебрегает догматом, правилами, уставом Церкви, - все это крайности, а не добродетель. Духовная добродетель, религиозная добродетель, богословская добродетель - это середина, середина в том, что касается содержания, и крайность в том, что касается качества. А те две крайности мы можем назвать консерватизмом и либерализмом, или секуляризацией.

Консерватизм обычно восхваляют и считают добродетелью. Но я не думаю, что это служит к чести тех, кто называет себя консерваторами, если они понимают, что означает это понятие. Консерватизму требуется какая-нибудь древняя реликвия. Консерватизму необходимо что-нибудь древнее, что нужно хранить веками в неизменном виде. Но богословие - не археологическая находка. Богословие - не археология и не музей. Богословие - это истина и жизнь. А истину и жизнь не нужно консервировать, ее нужно передавать, нужно, чтобы ее принимали и передавали. И в таком процессе, в этой традиции и передаче, и есть богословская истина, истина Христова, Христа, Который пребывает вовек - не хранится вовек, а пребывает вовек.

Апостол Павел, имея в виду Таинство Божественной Евхаристии, говорит, что «Предахъ бо вамъ..., еже и прияхъ, яко Христосъ...» и т. д. Он принял и передает. Вот что мы должны делать в церкви, особенно клирики, богословы. Точно воспринять то, что нам передали, и передать дальше. Эта традиция, или передача, является одновременно выходом к современности, потому что каждый принимает и передает в свое время. Следовательно, в такой передаче имеется и контекстуальность, если использовать термин, распространенный сегодня среди богословов, и связь с традицией, если она есть. Если же связи с традицией нет, если она ощущается как нечто чужое, тогда естественно искать чего-то нового. Естественно искать что-то такое, что будет лучше выражать человека, но это будет выражать его, а не Церковь.

Церковь является отеческой не в том смысле, что она хранит древние реликвии, которые ей передали отцы. Но она является отеческой, потому что она отцовская, отеческая, потому что интересуется, как отец и мать, своей паствой и всем миром. Таким образом, мы не должны считать, что передача церковной истины предполагает отцеубийство, она предполагает движение по пути, по которому шли отцы Церкви, следуя по одному единственному Пути, Которым является Сам Христос: «Аз есмь Путь и Истина и Жизнь». Жизнь и истина не могут существовать без продолжения, без традиции. Православное богословие является православным, поскольку оно основано на предании. Но оно не будет православным, если оно консервативно. И оно не будет православным в еще большей степени, если оно либерально и секуляризировано.

Хотя некоторые полагают - возможно, вполне справедливо, - что консерватизм, одержимость традицией, или попросту фундаментализм, опаснее модернизации. Потому что модернизация в конце концов - это нечто такое, что выражает некоторых людей, тогда как традиционализм, фундаментализм - это то, что препятствует другим людям прийти в церковь. В любом случае, мы сейчас не будем судить о том, какая форма падения тяжелее. И в том и в другом случае имеет место извращение, а для нас важно как раз сближение этих двух крайностей.

Возможно, что кризис, который мы сегодня переживаем и в обществе, и в богословии, и в нашей церковной жизни, - это величайший призыв к тому, чтобы эти две крайности сблизились, чтобы мы поняли, что Грецию и греческое богословие не спасет ни традиционализм и привязанность к форме, ни отцеубийственное отталкивание от отцов из-за того, что мы считаем их устаревшими. Я бы сказал, что именно таково требование нашего времени в момент кризиса, в обстановке потрясений, которые мы сегодня переживаем и как общество, и как нация, и как личности.

Мы не можем позволить себе роскошь спорить и взаимно обвинять друг друга. Давайте попытаемся обрести себя, найти истину, которая есть внутри нас, потому что «Царствие Божие внутрь вас есть», чтобы не задушить это Царствие ни сухой формой, ни нашими либеральными предпочтениями и желаниями. Посмотрим прямо на него, как оно есть, оставим свое «я» и посмотрим на Христа внутри нас. Освободимся от себялюбия, чтобы позволить Святому Духу вселиться в нас, чтобы Он расширил наши сердца и сделал бы так, чтобы мы обняли в своем сердце всех людей, сперва наших братьев православных христиан: так называемые консерваторы - либералов, а либералы - консерваторов, в новом предании, которое с какой-то точки зрения консервативно, а с другой, либерально; которое является сочетанием и преодолением этих противоположностей.

И так, в этом синтезе, который они обретут, каждый, каждая сторона найдет удовлетворение, подтверждение главного и отбрасывание второстепенного, найдет подлинный путь современного богословия, современного православного богословия, в котором особенно нуждается наша страна и вообще все человечество, потому что православие - это не национальная Поместная Церковь, православие является вселенским. И нужды Вселенной - это прежде всего нужды, которые может восполнить Православная Церковь. Эта Церковь утвердила Вселенную, и эта Церковь, это богословие должны продолжать утверждать Вселенную и питать ее, и придавать смысл жизни, истории и личной истории каждого из нас¹.

Перевод А. Саминской

Источник: Портал Богослов.ru

¹ Pemtousia.gr: http://www.pemptousia.gr/new_videothiki/?v=34332

КИФА №12(150), сентябрь 2012 года