Хочу поделиться радостью Письмо бакалавра  Ольга Шерепа
В целом все защиты проходили довольно непросто. Комиссия была неравнодушна и даже иногда слишком неравнодушна к выступлениям студентов. Одной из первых на защите была проблемная работа Ксении Коротчук о миссии в Албании. Проблема была, в том числе, и в том, что православную миссию оценивали, используя миссионерскую парадигму протестанта Дэвида Боша. Были и другие спорные вопросы - например, как возможна детская миссия, о которой пишет автор. В целом отметили чисто теоретический характер работы и противоречивость результатов. Честно говоря, все, кому еще предстояло защищаться, очень испугались. Со стороны всей комиссии была такая нешуточная критика, что мы подумали: всё, они будут ко всем придираться. Но потом, когда вышла защищаться Маша Лавренова, ситуация резко изменилась к лучшему. Ее работа была посвящена миссионерской деятельности в Тверской епархии за последние 20 лет в свете решений Собора 1917-1918 гг. Каким-то образом Маше удалось раздобыть «совершенно секретный» материал - отчеты тверского епископа (того самого, который братство гнал1) о миссионерской деятельности в его епархии. И еще Маша вела «полевой дневник» на протяжении двух или трех последних лет и фиксировала все миссионерские мероприятия Тверской епархии. Ее вывод был неутешителен: решения Собора 1917 года не очень сильно повлияли на жизнь Тверской епархии, можно сказать, свет решений Собора не осиял людей, занимавшихся в ней миссионерской деятельностью. Потом я уже не слушала - пошла помогать на кухню чистить картошку, во-первых, потому что там была нехватка сестер (кто-то внезапно заболел), а во-вторых, чтобы немного успокоиться и не нервничать. Еще я послушала защиту Димы Попиченко из Екатеринбурга и Гали Храмчёнковой из Хвастовичей. Дима писал о свт. Стефане Пермском, а Галя - об о. Александре Мене. Я тоже должна была успеть «в первом заходе», но из-за острой дискуссии по поводу миссии в Албании всё немного затянулось. После обеденного перерыва (обедали все, кроме меня, я есть просто не могла) я была первая. Причем, как оказалось, до обеда защитились все иногородние, а после обеда должны были защищаться москвичи. Сижу я в коридоре, жду комиссию. Тут приходят люди, много людей - все пришли послушать своих.
И какие-то две сестры, изучая список, кто за кем защищается, говорят: «А, вот тут наша Ира Сушкова сейчас будет, потом, после нее, - Ольга Ярошевская, а кто это перед ними? Что это еще за Шерепа? И тема у нее такая странная, нет, мы такой не знаем». А я рядом сижу, думаю: да кто я такая против собирающихся защищаться «московских монстров»?.. И говорю: «Здравствуйте,
я - Ольга Шерепа, приятно познакомиться». В общем, неловко получилось. Как это ни странно, на защите я не волновалась, то есть воодушевление было, а волнения - почти нет. Очень ощущалась помощь Божья и Его покров. И я еще себя так настроила, что надо быть благодарной Богу уже за то, что есть такая возможность - учиться, писать работу, защищать ее. Вышла и медленно, не торопясь (как мой руководитель, Давид Гзгзян, мне советовал) прочитала свой доклад. Прочитала - и тишина гробовая. Я стою, думаю: что такое? Наверное, я что-то не так сказала? Где-то через минуту председатель комиссии говорит: «Ну, какие вопросы
у членов комиссии?» Все молчат, говорят - нет вопросов. А обычно комиссия активно задавала вопросы. Я думаю: ну всё, конец. Тогда слово дали рецензенту. Наталья Адаменко, мой рецензент, сказала, что ей интересно было читать мою работу, так как ее бакалаврская была на похожую тему. Но отметила, что слишком дробная структура (7 параграфов в первой главе и 6 параграфов во второй) и ссылки есть в заключении, чего не должно, по идее, быть. Потом я ей отвечала - что сам материал требовал такой дробной структуры, надо было все проблемные точки обозначить и что ссылка в заключении на Концепцию по катехизации РПЦ подтверждает актуальность дальнейших исследований. Тут начали вопросы задавать. Зоя Михайловна спрашивала, как соотносится у Афинагора и Тертуллиана всеобщее воскресение с Воскресением Христа и почему я не использую современные западные исследования. Я ей ответила, что у Тертуллиана более явно звучит тема всеобщего воскресения как следствия Воскресения Христа, а Афинагор только подразумевает событие Воскресения Христова, говоря о всеобщем воскресении. Потом последнее слово дали научному руководителю моему - Давиду Гзгзяну. Он меня очень хорошо защитил - спокойно, все достоинства перечислил, недостатков не нашел. Даже рассказал, что они в общине поговорили на тему воскресения и очень остро дискутировали, тем самым выявилась актуальность именно богословского осмысления, анализа темы воскресения. В целом - как-то спокойно прошла защита. А вот после меня настоящие «монстры» пошли - кто-то переводил Платона и Игнатия Антиохийского (с греческого источника) на предмет исследования терминов «эрос» и «агапэ»; кто-то вообще на семи языках литературу читал и анализировал древнееврейские понятия и греческие в связи с соотношением праздников Сретения и Рождества. Очень интересно было слушать. Эти сестры, которые были после меня, писали работы у А.И. Шмаиной-Великановой. И она их защищала как тигрица. Это надо было видеть. А вот Давид Гзгзян был единственным, кто ей и ее подопечным возражал, причем спокойно, без эмоций. У меня было такое впечатление, что идет «битва титанов» или, например, «тиранозавр против ихтиозавра»))). Так они спорили. Анна Ильинична доказывала, что ее студентки заслуживают восхищения и высочайшей оценки, а Гзгзян спокойно «нащупывал» слабые места в их аргументации.  В дискуссии выступает зав. кафедрой богословских дисциплин и литургики, профессор Д.М. Гзгзян
Потом были 3-4 работы среднего уровня, даже слабые были, по истории церкви. Тут уж дискуссия достигла апогея - спорили все со всеми: Александр Михайлович Копировский с Анной Ильиничной Шмаиной-Великановой; Маргарита Васильевна Шилкина с Константином Петровичем Обозным; председатель комиссии - со студентом. В общем, конец защит прошел совсем нескучно, никто не спал. Потом удалились обсуждать оценки. Долго обсуждали, где-то минут 50. Ну и потом объявили торжественно результаты. Поставили «5» Диме Попиченко, Оле Кузнецовой, Ире Сушковой, мне. Поставили «5+» Маше Лавреновой и Ольге Ярошевской. Остальным «4» и «4-». Потом был фуршет. Все благодарили преподавателей. Было как на агапе. Я даже спела романс «Не ветер, вея с высоты» (на это меня Маша Лавренова подвигла). Александр Михайлович очень хорошо сказал, что защита бакалаврских - это как посвящение в рыцари-воины Христовы и как дарование дворянства (в духовном смысле). А дворянин, по Бердяеву, - это тот, кому «ничего нельзя»2. И если возникает внутри нас такая подлая интонация «а можно...?», то надо не позволять себе компромиссов и отвечать этому «внутреннему голосу» - нельзя. В общем, как Маша Лавренова говорила, это настоящее счастье в Господе, когда ты совершаешь такой шаг, как защита бакалаврской, и, конечно, это благословение на служение Богу и Церкви. Я не всё написала, что хотела, но, надеюсь, передала всем чувство счастья и желание учиться и духовно возрастать и выходить на служение. Ведь долги и «хвосты» и всякие «незавершенности» препятствуют действовать Богу в нашей жизни, а потому их нужно как можно скорее убирать и из жизни своей, и из своего сердца, если хочешь, действительно хочешь служить Богу и Церкви. Ольга Шерепа, Санкт-Петербург ------------------- 1 Одним из наиболее нашумевших эпизодов этих гонений стало принятое архиереем в феврале 2007 года решение не допускать к причастию членов Боголюбского братства. Это решение вызвало резкую критику в церкви (см. например подборку «Православный мир - о ситуации в Твери» (Режим доступа: http://gazetakifa.ru/content/view/950/)) и вскоре было отменено. 2 «Подлинный аристократизм не есть право, привилегия, он ничего не требует для себя, он отдает, он налагает ответственность и обязанность служения. Необыкновенный, замечательный, наделенный особыми дарами человек не есть человек, которому все дозволено; наоборот, это человек, которому ничего не дозволено». (Н.А. Бердяев. «О рабстве и свободе человека»). КИФА №9(147), июль 2012 года |
