Не было ни одного не разграбленного храма

Своими впечатлениями делятся гости, приехавшие на открытие выставки

Каково Ваше общее впечатление о выставке?

Иван Цыков

1918-1940 годы церковной истории, отношения церкви и государства в этот период - моя специализация как ученого-историка.

И меня очень порадовало, что любой человек, который просто имеет самое общее представление об истории России ХХ века, сможет, по моему мнению, познакомившись с материалами выставки, воспринять ее и понять, что до него хотят донести авторы.

Еще мне очень понравились экспонаты, сохраненные Евгенией Миллер, которые ныне хранятся у о. Павла Адельгейма, псковского священника, который в свое время воспитывался, жил и общался в той церковной среде, которая формировалась на рубеже ХХ века и в 1920-е годы. Евгения Миллер, как член Александро-Невского братства, была сослана в Среднюю Азию, где, насколько я помню, входила в общину о. Гурия. В этой общине уже в послевоенное время воспитывался о. Павел Адельгейм, с которым я имел честь лично познакомиться. И для меня эта личная сопричастность очень важна. От настоящего дня - 25 апреля 2012 года такая живая ниточка устанавливается с той трагической эпохой, 90 лет назад.

- Тем более что и сам о. Павел является исповедником веры, одним из последних ныне живущих.

Иван Цыков: Это человек, который много лет провел в лагерях, потерял ногу и все равно сохранил мужество продолжать своё служение, выстроил храм в те годы, когда это было совершенно невозможно. Я имел честь с ним общаться в прошлом году и до сих пор нахожусь под впечатлением его простоты и богатого жизненного опыта, которым он щедро делится.

Борис Беленкин, историк, заведующий библиотекой общества «Мемориал», член правления общества «Мемориал»: Очень информативная выставка. И это понятно, если учитывать, что само событие люди знают очень мало. Оно обычно воспринимается,  о нем знают в контексте других событий, оно как бы «тонет» в них, становясь всего лишь некоей иллюстрацией к истории голода, истории гонений на церковь, внутренней политики советской власти в целом. На самом же деле это, конечно, совершенно особое, самостоятельное событие, судьбоносное для истории церкви и страны. Поэтому очень важно, что выставка посвящена именно этому. Как я понимаю, техническое исполнение позволяет показывать ее в других местах...

- Предыдущая подобная выставка уже побывала во многих городах, и везде она обрастала экспонатами.

Борис Беленкин: Я думаю, здесь тоже надо к этому стремиться, хотя с экспонатами будет сложнее, потому что все-таки сама тема выставки - и это понятно - сильно ограничивает ее во времени, и это время наиболее давнее в рамках эпохи репрессий советского периода. Если от 1940-х и даже 1930-х годов что-то осталось, то экспонатов 1920-х годов, к сожалению, сохранилось очень мало. Хотя событие затронуло всю страну, но в некотором смысле оно «локально»: это определенные храмы, определенные епископы, определенные тексты, определенные газетные кампании... И все это тоже причины того, что сегодня очень трудно обнаружить в семейных архивах, в частных собраниях материальные предметы эпохи, предметы, иллюстрирующие события 1922 года.

Что было для вас открытием на этой выставке, какие размышления возникли?

Иван Цыков: Меня всегда поражает, что какие-то предметы все-таки сохраняются. Иногда думаешь, что в этой эпохе не могло уцелеть ничего ни от одной яркой личности, из тех, кто побывал в лагерях, потому что лагерь не позволяет ничего сохранить. И то, что крест иеромонаха Варсонофия, одного из руководителей Александро-Невского братства, дошёл до наших дней, - это как найти какого-то родственника, о котором думаешь, что он давно почил, а он, оказывается, жив, вот он.

Борис Беленкин

- Ну, это явный был лозунг: грабь награбленное.

Борис Беленкин: Да, но тут-то речь идет не о награбленном.

- Тем не менее, пытались создать именно такое впечатление. Хотя на самом деле все, что было у церкви, это было то, что жертвовали поколения людей, причем с определенной целью.

Борис Беленкин: Да. Власть проявила абсолютную безнравственность, не оправданную ничем. Грабили то, что было сделано для нужд церкви на народные деньги. То есть получается, грабили тот самый народ, любовью к которому все время клялись большевики... Неприкрытый грабеж, и очень важно, что тотальный. Мы должны понимать, сколько было награблено и сколько людей было ограблено. Ведь верующие люди приносили в церковь на самом деле свою трудовую копейку. Да, это могло расходиться с идеологией власти, но человек приносил свою копейку, на эту копейку шили одежду, облачение священникам, покупалась утварь. Иногда серебро, иногда что-то с позолотой. Я думаю, что степень возмущения и неприятия того, что происходило, связана именно с тем, что грабеж коснулся всех.

Евгений Рашковский

Но важно не забывать и то, что и сейчас это продолжается. Убиение христиан в «третьем мире» таково, что счет идет уже на десятки, если не на сотни тысяч. Давайте посмотрим, что происходит: в Южных Филиппинах мусульманские экстремисты убивают христиан, очень часты убийства христиан в Индии, Ираке, Африке; сейчас, я думаю, те же самые механизмы запускаются в Сирии и отчасти в Египте. Вселенская Церковь, которая превыше конфессиональных различий, являет все новые и новые жертвы.

Открытием же прежде всего стало то, что мы не знаем, какое будущее нас ждет, но должны быть готовы к любым поворотам событий. И эта выставка - не только свидетельство исторического торжества Церкви над опозорившим себя атеистическим режимом, пришедшим на смену самодержавно-церковному триумфализму, но и повод подумать о возможных испытаниях будущего. Подумать о нашем призвании достойно жить в Церкви, в обществе, в мiре.

Беседовала Александра Колымагина

Фото Александра Волкова и Дмитрия Писарева

КИФА №6(144), май 2012 года