Исполнилось сорок лет со дня кончины архим. Серафима (Тяпочкина)  В Никольском храме села Ракитное, переполненном молящимися, после чтения Евангелия в тишине, подобной безмолвию пустыни, старенький согбенный священник говорил проповедь. Вид его был неземной, он излучал любовь и свет, глубокий внутренний покой. Он говорил о любви Христа, ставшей его любовью, его жизнью.
«Божественный Учитель - Господь Иисус Христос - пришел на землю как воплощенная любовь. Эта любовь сияла в Его очах, отражалась на Его божественном лике, она исходила при всяком Его дыхании. И как бесконечно были счастливы те люди, которые были современниками земной жизни Христа, которые окружали Его и непосредственно из Его пречистых уст слышали слово Его, которое было согрето бесконечной любовью. Они несли к Нему свои скорби, болезни, печали. Они становились перед Ним на колени, обнимали Его пречистые ноги, целовали края одежды. Путь, по которому проходил Христос, дом, в котором Он останавливался, всегда наполнялись тысячами жаждущих слышать Его слово. Его окружали каявшиеся грешники, у ног Его плакали грешницы, Его радушно принимали мытари, к Нему обращались за помощью даже язычники. К Нему шли "все труждающиеся и обремененные" (Мф 11:28). Так было во все дни земной жизни Христа». Так было во все дни земной жизни и верного ученика Его, архимандрита Серафима, сказавшего это простое и праведное слово. Он и Христос были друг на друга похожи. Старец архимандрит Серафим, в миру Димитрий Александрович Тяпочкин (1894-1982), жил и служил в стране, верующий народ которой подвергался в течение семидесяти лет неслыханным гонениям. Он - из поколения мучеников и исповедников российских XX века, тех, кто решительно противостоял гонителям, твердо зная, что с Богом всегда побеждают. Живя в стране несвободы, он был самым свободным человеком, ибо познав и полюбив Истину, неизменно служил Ей. Ничто не могло его лишить Ее: со Христом человек везде и всегда свободен. Он был источником живой воды в духовной пустыне мира, сердцем ее. К нему шли архиереи, священники, монахи, люди самых разных возрастов и званий. «Мы посещали Ракитное, - вспоминает одна из духовных дочерей батюшки Раиса Рогозянова, - как самое дорогое и необходимое место на земле». «Моя жизнь началась только тут», - свидетельствуют многие из ныне живущих его духовных чад. 1920 - 30-е годы Когда закрыли храм в с. Михайловка, где служил о. Димитрий Тяпочкин, он, верный своему пастырскому долгу, тайно совершал литургию дома, тайно крестил, исповедовал, венчал, причащал больных, отпевал. Дочь Нина Дмитриевна вспоминала, как приходили к нему по ночам люди из разных мест, и он уходил с ними в дальние селения, пробираясь оврагами, чтобы исполнить требы. Иногда его не было три-четыре дня, и дети сидели в холоде, голодные, боясь выйти из дома. В этих условиях нужно было учиться совершать Божие дело тайно, и оно совершалось подпольной церковью. Отец Димитрий не отошел от церковного служения, как это сделали шесть пастырей его благочиния, уйдя на светскую работу. Он оставался духовным отцом многих своих чад. Хотя не раз ему говорили, что это опасно, он отвечал: «Мне это благочиние вручил Господь через епископа, всегда служить - мой пастырский долг, а трудно сейчас всем». Отца Димитрия арестовывали много раз, но, допросив и предупредив, отпускали. Он был взят на учет органами ГПУ за то, что... пользовался большим авторитетом среди духовенства и верующих. Чтобы прокормить семью и помогать ближним, он в 1939 году устроился через знакомых ночным сторожем на железнодорожном топливном складе в Днепродзержинске. Ночью в сторожке о. Димитрий вместе с верными прихожанами совершал тайные богослужения. Власти выследили и забрали его в ГПУ прямо с работы. Лагерь В 1941 году о. Димитрий был судим по статье 54 Украинского Уголовного Кодекса. Оставив трех дочерей двадцати, восемнадцати и пятнадцати лет одних (в 1933 году о. Димитрий овдовел) в пустой чужой квартире, он уезжает в лагерь без права переписки. За ним по этапу в Сибирь последовали три его прихожанки из с. Михайловка, две из них там и умерли. Долго никто из родных не знал о нем ничего. Пастырское служение о. Димитрия продолжалось и в лагере, заботы его о всех оставленных чадах не прекратились. Здесь он часто исповедовал, отпевал умерших заключенных, крестил и один раз даже венчал. Пел хор из сокамерников, которых подготовил сам батюшка. Епитрахилью служили два сшитых полотенца с вышитыми на них крестами. Служба совершалась втайне от лагерного начальства, в тайге, там же велись духовные беседы. За это полагался карцер. Святого узника о. Димитрия заключенные любили, он находился под особой охраной уголовников, когда лагерное начальство начинало притеснять его. Когда истек срок десятилетнего заключения, начальник лагеря спросил о. Димитрия: - Что ты намерен делать на свободе? - Я священник, служить намерен. - Ну, если служить... тогда еще посиди. И еще дали пять лет. Предлагалось тихо уйти от Христа. Скажи он тогда: «Где-нибудь устроюсь. Найду какую-нибудь работу»... Но о. Димитрий повел себя как мужественный исповедник, готовый умереть за Христа. Он не искал страдания, а согласился на него. Он горел желанием возвратиться в родные места, к детям, к любимой пастве, но он оставил все, чтобы следовать за Христом, Которого любил больше всего на свете. В автобиографии 1962 года о. Серафим написал: «Стаж церковной службы - сорок второй год», смело подчеркнув тем самым, что и в лагерях он был не просто заключенным, а священником, т.е. служил. После освобождения В Днепропетровск он возвратился очень больным человеком: поражены все внутренние органы, у него постоянный удушающий кашель и насморк. Однако после освобождения - преследования и гонения продолжаются. Отцу Димитрию власти отказывают в самом дорогом для него - в пастырском служении. Только в 1960 году его назначают настоятелем Днепропетровского кафедрального собора. Но его служение здесь было недолгим. Власти видели в нем не сломленного тюрьмой и ссылкой пастыря, а ревностного проповедника Истины, горячо любимого паствой, потому опасного для них. В соборе служило несколько священников. Встретив собрата, мученика, страдальца, они глядели на него как на какое-то странное существо. Среди них о. Димитрий выглядел белой вороной: худой, бледный, больной, плохо одет, хотя и аккуратно, все на нем латаное-перелатаное. Он жил в домике при соборе, занимая одну комнату. Кровать, стол и табуретка - вся мебель. На стенах несколько бумажных икон. Ведро с водой в прихожей - вот и все удобства. Среди собратьев-пастырей о. Димитрия были те, кто доносил властям на священников и на свою паству, считая, что делают это для блага церкви. Отец Димитрий понимал, что власти, стремясь уничтожить церковь, начали руководить ею. Они старались расправиться и с о. Димитрием: уполномоченный забрал «регистрацию» и приказал в два дня покинуть город, запретив служить в Днепропетровской епархии. Изгнанник некоторое время жил и молился у прихожан. Однако его выследили и выселили из города. Тогда он поехал к патриарху просить места. С большой скорбью он снова покинул родные места, где начинал свое пастырское служение. Целый месяц ждал приема патриарха, ночуя на вокзале. Но Господь не оставил своего верного служителя. Скорбь его обратилась в радость: в канцелярии патриарха он встретил епископа Леонида (Полякова, 1913-1990), правящего Курской и Белгородской епархией. Разговорились. Документов у о. Димитрия на руках никаких не было, но владыка Леонид их и не требовал. Он сразу же взял о. Димитрия в свою епархию. Владыка принял в сердце гонимого праведника и был рад, что Господь послал ему такого пастыря. Сам владыка Леонид много претерпел за правду. Владыка безбоязненно принимал к себе оклеветанных, отверженных из-за их происхождения и прошлой жизни священнослужителей и постоянно поддерживал их. Так началось в нашей Церкви духовное сотрудничество двух ее верных сынов - владыки-старца Леонида и старца Димитрия. У них было все общее: и дух, и мысли, и дела. Их служение было сокровенным, требовало обдуманных общих усилий, соблюдения предельной осторожности. Из-за постоянной слежки многие их встречи были тайными. Монашество и старчество В 1960 году, 31 октября, епископ Курский и Белгородский Леонид, впоследствии митрополит Рижский и Латвийский, совершил постриг протоиерея Димитрия в монашество с именем Серафим, столь хорошо выражавшим пламенную любовь постриженника к Господу и стремление ревностно служить Ему и людям. Вскоре владыка перевел о. Серафима на новый приход - Свято-Никольский в селе Ракитное Белгородской области. Это место стало последним земным пристанищем батюшки. До конца своей жизни он служил настоятелем в этом храме. Власти запрещали ему принимать посетителей, устраивали облавы, проверки паломников: как нарушителей паспортного режима их насильственно отправляли на работы в колхоз. «Контроль был сильный со стороны властей, - вспоминает внук батюшки Димитрий. - Все встречи, беседы проводились по дороге в храм, на исповеди и по дороге из храма. В те годы была очень тонкая конспирация, которая забирала много нервов и сил, но зато это фильтровало, и приходили только истинно верующие люди, жаждущие духовного окормления. Дедушка долго не хотел перебираться в новый домик возле храма по той причине, что туда труднее проникнуть новому человеку - все на виду. И новый удобный домик пустовал не один год». Каждого приходящего к нему о. Серафим принимал таким, каков он есть, ничего ему не навязывал, не укорял, не обличал, а внимательно выслушивал его. Он мог призвать только благословение Божие на принятое человеком решение, если, конечно, оно было согласно с волей Божией. «А как удивительно он умел отказать, не смущая человека, - вспоминает игумен Нектарий (Марченко) из Радонежа. - Он вначале улыбнется глазами, подбодрит (сам весь светится, греет душу) и с радушием скажет: "Это не будет вам полезно", и ты смиряешься, на душе становится спокойно и нет ничего огорчительного, словом, остаешься утешенным». Так же удивительно тонко он мог призвать к духовному подвигу, видя внутреннюю расслабленность кого-либо. В общении с батюшкой человек постепенно начинал открываться, сам снимал свою маску, потому что с ним можно было только быть, а не казаться. Он всем своим существом призывал тебя жить, быть живым и давал искру этой жизни. От него люди уходили преображенными его миром и любовью. Из книги архим. Виктора (Мамонтова) «Сердце пустыни» КИФА №5(143), апрель 2012 года |
