С днем рождения, отец Анатолий!

Вот говорят, что нет чудес на свете,
а Анатолий Жураковский -
живое чудо: такой больной и деятельный.

(Академик Феофил Гаврилович)

 

Пила звенит. Молчи. Терпи. Так надо.
В себя войди. В венце живых лучей
В глубинах сердца - храм. Готовь елей,
Войди в алтарь и засвети лампаду.

...

Пусть жизнь в оковах. Дух уже расторг

Оковы тьмы. Путь неукорный к раю

Открыт. Любовь есть рай. Я знаю.

И в сердце тишина, молитва и восторг.

(Из писем о. Анатолия Жураковского)

3 (17) марта исполняется 115 лет со дня рождения священника, яркого проповедника, мученика за веру Анатолия Жураковского...

Впервые я «встретилась» с отцом Анатолием на Соловках несколько лет назад. Здесь он провел несколько лет в заключении. Как я узнала позже, он всегда хотел служить в небольшом храме на берегу моря. Частично это сбылось на Соловках...* После Соловков его отправили по этапу и за несколько лет до расстрела часто перекидывали с места на место.

Анатолий Евгеньевич Жураковский родился 4 марта 1897 г. в Москве в интеллигентной семье. Его родители были далеки от церкви, более того: они были неверующими. Но Анатолий, остро переживая страдания и смерть своего брата Аркадия, рано обрел веру в Бога.

В 1911 г. из-за болезни матери семья переехала в Киев. С отроческих лет Анатолий самостоятельно, вопреки желанию родителей, посещает храм, много молится. Еще гимназистом он начал изучать святоотеческую литературу, богословие. Под руководством киевских профессоров Василия Васильевича Зеньковского, Василия Ильича Экземплярского, Петра Павловича Кудрявцева он попадает в Религиозно-философское общество.

В 1916 г. его мобилизуют на фронт: при железнодорожном батальоне в организованной для солдат школе он преподает физику и математику. На фронте Анатолий Евгеньевич не оставляет своих занятий богословием. В 1916 г. пишет работу «К вопросу о вечных муках», а в 1917 г. - «Евхаристический канон теперь и прежде», «Тайна любви и таинство брака», которые публикуются в издаваемом В.И. Экземплярским журнале «Христианская мысль».

Его демобилизуют по состоянию здоровья. Врачи пророчили ему скорую смерть из-за туберкулеза, но он, благодаря другу и духовному наставнику архимандриту Спиридону (Кислякову), поправляется, и 18 августа 1920 г., когда ему было 23 года, его посвящают в иереи. С этих пор его жизнь всецело отдана Церкви.

В 1922 г. о. Анатолия перевели в бывшую домовую церквушку при приюте Св. Марии Магдалины. Сначала он служил почти в пустом храме, но постепенно вокруг него собралась межтерриториальная община. Особое внимание о. Анатолий уделял молодежи. Молодежь изучала богослужение, старалась войти в сердцевину церковной жизни.

Для о. Анатолия община была «большой особой попыткой по-новому, по-небывалому устроить не какой-то уголок в жизни, не какое-то "дело", но устроить самую жизнь во всем многообразии ее проявлений» (из письма, написанного в 1923 г. из ссылки).

Отец Анатолий хотел создать общину, где Христос не был бы случайным гостем, где Ему принадлежало бы все, где все светилось бы Его именем, наполнялось Его благодатью. Особенно благоговейно община готовилась к Литургии.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что община храма Св. Марии Магдалины подверглась гонениям раньше других. Меньше чем через два года церковь закрыли, а в ночь со среды на Страстной четверг (март 1923 г.) отца Анатолия арестовали.

Между тем община о. Анатолия после его ареста и закрытия храма в конце в 1923 г. не распалась, а продолжала следовать за Христом.

Вернулся из ссылки отец Анатолий в 1925 г., а в 1930-м его арестовывают вновь.

Покров Пресвятой Богородицы (14 октября 1930 г.) был последним днем его служения. И снова арест, Лукьяновка, Лубянка, Бутырка. Следствие в московских тюрьмах длилось год, после чего был вынесен приговор - «к высшей мере наказания, расстрелу», который был заменен десятью годами концлагерей. Начались лагерные мытарства - Свирские лагеря, Соловки, Беломорканал (Северные Лагеря Особого Назначения - СЛОН).

В лагерях общение между о. Анатолием и членами его общины не прерывалось. Он получает письма, иногда посылки от общинников, живо отзывается на каждое их сообщение, сочувствует, ободряет, наставляет каждого, у кого случалось горе. Несколько раз общинники смогли навестить своего пастыря.

Без любимых сестер и братчиков о. Анатолию было очень трудно. Удивляет, что не чрезмерная физическая нагрузка угнетала его больше всего (он никогда не жаловался на житейские тяготы, а писал, что у него «все хорошо», хотя мы легко себе можем представить это «хорошо»), но больше всего страдал он от одиночества, от попрания образа Божия в человеке. Ему было горько слышать вокруг ругань, мат, горько видеть, как унижается человеческое достоинство в человеке.

Последнее письмо его от 10.11.37 г. было очень кратким: «Не волнуйся, не беспокойся, что так редко теперь пишу. Я жив и здоров. Может быть, скоро напишу подробнее и буду писать чаще».

После него, спустя три года, пришел ответ: «За вновь содеянное преступление осужден на 10 лет строгой изоляции без права переписки».

В 1955 г. якобы из Петрозаводской тюрьмы пришло извещение о том, что 10 октября 1939 г. «Жураковский Анатолий Евгеньевич умер от туберкулеза, осложнившегося воспалением легких».

Но сейчас известно, что о. Анатолий был расстрелян 3 декабря 1937 г. в 1 час 15 минут «по приговору лагерной тройки» и покоится в урочище «Сандармох» в одной из общих могил.

5 августа** 2011 г. на мемориальном кладбище «Сандармох» членами Преображенского братства была установлена памятная доска Анатолию Жураковскому, мученику за веру.

Несмотря на то, что священнический путь о. Анатолия был сравнительно недолог, - он был рукоположен в 23 года, первый арест пришелся на 26 лет, второй ­- на 33 года, затем - следствие, лагеря и расстрел в 40 лет - он многое успел сделать и как проповедник, и как пастырь. В том числе и явить в своей жизни и в жизни окормляемой им общины в ту меру, в какую это было тогда возможно, ту самую «христианскую общественность», что, несомненно, принесло свои плоды, за которые мы и сейчас благодарим Бога, вспоминая Его верного служителя - о. Анатолия Жураковского, и верим, что состоится встреча, о которой он писал уже очень давно:

«...Ты спрашиваешь о будущей встрече, и сердце боится всецело отдаться утешению веры. Но нам ли в этом сомневаться? Ведь опыт любви, весь опыт Церкви со дня Его восстания из мертвых - нерушимый залог нашего упования. Более несомненно, чем наше собственное бытие - эта грядущая встреча, когда мы познаем друг друга совершенным познанием, неведомым на земле, и возлюбим совершенной, еще не открывшейся здесь любовью. И мало этого. Эта грядущая встреча - не только наша надежда, но прямая цель нашей жизни. Каждое наше движение, каждая мысль, каждое желание благое, воздействуя на невидимые, но глубочайшие тайны мира, приближают или, напротив, замедляют миг мирового преображения...»

Анна Сахарова,

Преображенское братство

март 2012 г.

-------------

* «...он хотел служить в "небольшой красивой церкви на берегу моря, и сквозь окна должно быть видно необъятное, широкое море, волны которого будут омывать стены храма". В каком-то смысле эти мечты сбылись в осквернённом соловецком храме на берегу холодного океана. Среди барачной грязи и замордованных людей о. Анатолий молитвенно созерцал проблески неизреченной славы Божественного замысла о человеке. "Благословение миру и жизни звучит в глубине сердца непрестанно", - писал он». («Навстречу другому». Павел Проценко, портал «Религия и СМИ»).

** 5 августа 1937 года издан приказ НКВД СССР N№ 0044, который положил начало операции массовых «чисток».

Для написания материала использовалась следующая литература:

1. Магдалина Глагольева-Пальян. Священник Анатолий Жураковский. Режим доступа: http://ekaterina.org.ua/pages/zhurakovsky.html

2. Свящ. Анатолий Жураковский. Материалы к житию. YMCA-PRESS, 1984. 228 с.

3. Екатерина Степанова. Жизнь в Церкви и Церковь в жизни всех. К 115-летию священника Анатолия Жураковского http://www.psmb.ru

4. Анна Сахарова. Люди, не убивайте друг друга // http://www.psmb.ru

5. Жизнь общины для меня дороже моего личного существования. // http://gazetakifa.ru/

Из проповедей

Мы говорим, что веруем в Него. Где же наша вера? Почему не свидетельствуем мы о ней? Почему не исповедуем Его перед лицом торжествующих врагов? Почему мы безмолвствуем, когда они говорят громко? Не благовествуем среди них? Мы веруем. Но наша вера так зыблема в нас, что достаточно ничтожного повода, чтобы породить неуверенность в нашем сердце. (Смердяковские сомнения, подчеркнутые на страничке копеечной брошюры, заставляют нас самих вопрошать и волноваться). Мы любим, но наша любовь слишком спокойна и разумна. Вот здесь, перед нами, лежит крест - символ христианского безумия. Он говорит нам о том, Кто, по словам Дионисия Ареопагита, до безумия возлюбил нас. Властью, а не умом, требует Он от нас ответного безумия любви. Вот, вы выйдете сейчас из храма и вынесете с собой воспоминания о сладких звуках, услышанных вами и светлых образах, проносящихся перед вами в молитвах. Но знайте, что не для того созвала вас сегодня Церковь, чтобы нежить и радовать вас. Она собрала вас, чтобы вознести на крест, на котором был распят Искупитель. Она хочет пронзить ваше сердце тем же орудием неутолимой скорби о Нем, которым там, у креста, было пронзено сердце Богородицы. Она призвала вас, чтобы взять от вас дар высшей любви, полной и совершенной до безумия, пленить ему все ваше существо, принять жертву всей вашей жизни. Знайте же и помните об этом.

Суббота Крестопоклонная,
6 марта 1922 г.

Свящ. Анатолий Жураковский "Мы спасаемся Его жизнью". Дух i лiтера, 2012 (http://рredanie.org)

Из писем

30.9.1932

Канун Покрова. Ночь.

Недавно как-то проснулся поздно ночью. Спят кругом... темный душный барак с мерцающим около потолка фонарем. Тела сгрудились. Много, много людей. Обычная, хорошо знакомая картина, обычное ощущение многих ночей долгих этих двух лет... И на душе чувство страшного одиночества, немощи детской и невыразимой... Теперь некуда пойти... И нет того среди окружающих человеческих существ, кому можно было бы вручить хотя бы малую часть предельной, идущей из самой глубины немощи. И помню, вот тогда ночью, почти без слов, с тихим беззвучным плачем точно схватился я за Его руку, припал к Нему, как к последнему прибежищу, Единственному, Близкому, Любящему, Хранящему в Себе огонь и тепло нездешнего милосердия и ласки. О, эти минуты, когда из глубины рвется и припадает к Нему душа. «Если бы не закон Твой был утешением моим, погиб бы я в несчастии моем». Эти слова 18-й кафизмы стали теперь последней ощутимой сердцем правдой...

Жизнь течет однообразно... В дождливых серых сумерках теряются начало и конец дня, а середина тонет в однообразном труде, когда в долгие часы стоишь в громадном бараке со своим ножом и колотушкой перед корзинами... Душа как-то замирает, грубеет от этой постоянной грубости окружающей, дикости, неистовства, ругательства и хулений. Только молишься: «Не оставь, не дай опуститься в эту глубину, спаси Своим прикосновением, как хочешь и как знаешь, спаси без молитвы и подвига. Слышащий каждый вздох, принимающий даже часть некую капли слезной, как жертву благую... скорбь, и радость, и умиление, и чувство безмерной вины и благодарности, и что-то, чему нет имени на языке человеческом, сладостное и мучительное до боли... Бог, вечность... Все остальное, что кругом, как затянувшийся сон. Господи, дай проснуться».

Ушел в ссылку в Архангельск доканчивать десятилетний срок мой сосед по нарам, протоиерей Верюжский.

Завтра Покров. Последний праздник нашей общей свободной жизни.

Россия, моя Россия,

Страна несказанных мук,

Целую язвы страстные

Твоих пригвожденных рук.

Ведь в эти руки когда-то

Ты приняла Самого Христа,

А теперь сама распята

На высоте того Креста.

Я с тобой, на руках моих раны,

И из них сочится кровь,

Но в сердце звучит «осанна»

И сильнее смерти любовь.

Впереди я вижу своды

Все тех же тюремных стен,

Одиночку, разлуки годы

И суровый лагерный плен.

Но я все, я все принимаю

И святыням твоим отдаю,

До конца, до самого края

Всю жизнь и всю душу мою

Много нас, подними свои взоры,

Погляди, родная, окрест:

Мы идем от твоих просторов,

Поднимаем твой тяжкий крест.

Мы пришли с тобой на распятье

Разделить твой последний час.

О, раскрой же свои объятья

И прости, и прими всех нас.

КИФА №4(142), март 2012 года