Мы потеряли время: целое поколение священников выросло на неприятии серьезного подхода к крещению

Интервью c протоиереем Игорем Шестаковым, настоятелем Свято-Троицкого собора, секретарем Челябинской епархии

Прот. Игорь Шестаков (показывая группе паломников из Преображенского братства Культурный центр при Свято-Троицком соборе): У нас здесь собираются разные группы. Во-первых, школа для взрослых, которая занимается 2 раза в неделю. Ведут занятия наши священники по вечерам. Во-вторых, молодёжный клуб. Здесь мы собираем молодёжный совет. Привлечь молодых людей просто на богослужение - это иногда сверхзадача. Здесь же у нас собирается «Братство православных следопытов», наше довольно сильное региональное отделение. Катехизация, думаю, должна иметь разные формы для разных людей. Мы проводим огласительные беседы пока на уровне практики отдельных храмов, а общей тенденции нет. Мы используем разный опыт - где-то очень много огласительных бесед, где-то несколько часов оглашения непосредственно перед крещением. Ведь всё зависит и от способностей священнослужителя. Катехизация в том виде, в котором она должна быть, встречается редко. Такие случаи можно по пальцам посчитать по всей великой России.

Олег Глаголев (Свято-Екатерининское братство): Я слышал грустную шутку: хороши те епархиальные отделы по катехизации, которые пишут хорошие отчёты...

О. Игорь Шестаков: Вы знаете, я к этому отношусь без симпатии, но с пониманием. Я прекрасно знаю, что мы живём в России, и стереотипы мышления никуда не деть. С 1990 года я священник, Бог миловал, я все эти годы служу в одном храме, не бегаю по приходам и считаю, что это самая правильная практика. Потому что на моих глазах выросло два-три поколения прихожан, и многие мальчики, которые приходили в воскресную школу, сегодня сами уже священнослужители в нашей епархии.

И мне кажется, было упущено время. Очень большой кусок времени просто выпал, потому что мы занимались чем угодно - водопроводом, крышами... А ведь тогда, когда люди шли в храм, когда было второе крещение Руси, крестить так, как крестили мы, было нельзя. Нельзя. Когда мы выходили, и стояло по 300 человек на крещении... Я помню, у нашего храма был рекорд (пусть с учётом того, что в 1990 году это был только второй храм в Челябинске, больше не было храмов вообще, кроме кафедрального собора): 397 человек было в один воскресный день! Это, конечно, с одной стороны, могло восхищать, но, с другой стороны, порождало внутри тебя самого небывалое опустошение, потому что ты не мог уделить человеку никакого внимания.

Конечно, были бы мы тогда умнее, мы бы разбили людей на какие-нибудь группы, мы бы, может быть, с ними беседовали, а от нас же тогда требовали что? Всё, чтоб через месяц была крыша! И что делать? У нас настоятель бесконечно ездил по каким-то «благодетелям», мы требы исправляли с утра до ночи только для того, чтобы были средства на восстановление, на ремонт. Вы правы, с катехизацией, с образованием всегда все отодвигалось на второй, третий план. Говорилось: «Ну, вот-вот сейчас мы закончим, построим и потом когда-нибудь начнем катехизировать». И уже целое огромное поколение священников выросло на неприятии серьезного подхода к крещению. Среди них митрофорные протоиереи, почти все настоятели, благочинные, они и задают определённый тон всему: а надо ли это нам? И так ведь крестили?! (Их ведь, действительно, так и крестили). И вроде бы жаловаться-то действительно не на что. Идут люди и крестятся каждый день, в чём проблема? Но проблема уже в том, что люди хотят что-то слышать - сами этого хотят.

 Олег Глаголев: У нас, в традиции Преображенского братства (мы считаем как раз миссию, катехизацию и духовное просвещение даром нашего братства и тем делом, которое нам Господь поручает), воцерковляются год-полтора-два. И после того, как человек оглашается, он через год поступает в Богословский колледж у нас при СФИ, а затем на бакалавриат, потому что без знания своей православной традиции невозможно полноценно жить в церкви...

О. Игорь Шестаков: Конечно. Нужно сказать, что общество в Церкви видит силу. Для всех очевидно, что «строительный сезон» закончился, и сейчас придет время собирать камни. В Церковь сейчас придут люди - и уже идут. Пусть прослойка церковной интеллигенции сейчас очень тонка, но ведь это же не говорит о том, что она не будет расти, увеличиваться. Все больше и больше людей приходят не потому, что «это модно». Обратите внимание, сейчас ведь никто уже не говорит, что модно ходить в церковь. Потому что все давно прекрасно понимают: а в чем мода-то? Кого тут можно удивить? Никого ж мы не удивляем тем, что мы сейчас приходим в храмы, исповедуемся, приобщаемся Святых Тайн. Мы не напоказ же это делаем, не выставляем свою веру как некий критерий нашей «продвинутости». И поэтому сейчас все больше людей приходят в желании найти ответ на вопрос, который они ставят: в чем заключается сила веры? Эти люди пополняют ряды тех, кто все-таки понимает, что Церковь - это не внешний антураж. Что наш пышный византийский стиль - это еще не все. Они уже не готовы удовлетвориться только этим. Они хотят участвовать в богослужении осознанно, осмысленно. Они хотят быть живыми участниками. Они хотят работать, подобно вам. Они понимают, что катехизация - это дело не только священников, но и мирян. Нам в помощь появляются какие-то вещи: допустим, мы обращаемся ко времени древней Церкви и вдруг видим, что христианизация была уделом не только священников, не только епископов, потому что все-таки этим занимались гораздо шире. И уже мы не боимся. А раньше ведь боялись мирян! Почему? Опять же: стереотип советского мышления - привлечешь людей - в исполком вызовут. Скажут: «А что ты пристал к инженеру Иванову со своим Богом? Пусть инженер на заводе работает, а ты давай здесь Богу молись». Ведь так и было. Сейчас эти препоны сломаны, молодые люди совершенно спокойно могут прийти в храм, они уже не стесняются, не комплексуют. И я смотрю и даже в чем-то им завидую, потому что они в 17 лет сейчас совершенно свободно обсуждают такие темы - понятно, что с максимализмом, с незрелостью, это естественно, но, с другой стороны, они ведь об этом не боятся говорить! Когда мы были молодыми, только заговори о вере в среде своих сверстников - на тебя будут смотреть как на ненормального. Так ведь было? И, слава Богу, что молодежи хотя бы не становится меньше, хотя проблемы есть, и большие...

Олег Глаголев: Вы любите церковнославянский язык, как Вы нам сказали, мы тоже любим церковнославянский и много занимаемся переводами богослужений.

О. Игорь Шестаков: Да, я слышал об этом.

Олег Глаголев: Наш Свято-Филаретовский институт во главе с ректором и руководителем группы переводчиков о. Георгием Кочетковым выпустил по благословению архиепископа Тульчинского Ионафана семь томов литургических переводов. Мы думаем, что это важно, чтобы человек на литургии входил в смысл произносимых слов.

О. Игорь Шестаков: Вы должны помнить, чем заканчивали в России переводчики с греческого... Взять, например, преподобного Максима Грека.

Олег Глаголев: Мы помним пример прп. Максима и его подвиг ради нашей веры и Церкви. Он нас необыкновенно вдохновляет.

О. Игорь Шестаков: Знаете, меня тоже. Потому что у него, как у очень многих русских святых, святость была не благодаря, а вопреки. Как и у святителя Тихона Задонского или Митрофана Воронежского...

Прот. Игорь Шестаков c группой паломников из Преображенского братства

 Вторая часть интервью, посвященная проблемам прославления новомучеников и исповедников Российских, будет опубликована в следующем номере

Фото Екатерины Алексеевой