Он никогда не «открывал» христианство - он жил в нём

Исполнилось 130 лет со дня рождения священника Александра Ельчанинова

О священнике Александре Ельчанинове рассказывает его дочь Мария Александровна Струве.

- Мария Александровна, как Ваш отец стал верующим человеком?

- Хотя мне было девять лет, когда он умер, я помню, как спрашивала его об этом. У него с детства всегда была ровная вера. И никогда не было такого, чтобы он сомневался или чтобы он «открыл христианство». Он в нём жил. Я думаю, что это касается и его друзей детства - Флоренского и Эрна. Я помню, что про Флоренского у нас дома говорили почти ежедневно, ведь с тех пор, как мои родители уехали во Францию, они не могли больше иметь никаких сведений об оставшихся в России. Так что ежедневной заботой был вопрос: что с ними, где они?

М.А. Струве-Ельчанинова

- Когда моего дедушку, отца моей матери, большевики выставили из России, мои отец и мать остались и не хотели уезжать. Но они стали голодать; у моей сестры, которой был тогда год, первое слово было - «хлеба!». И вот мой отец решил попробовать выехать за границу, хотя тогда это уже трудно было сделать. Когда он пошел в то место, где выдавали нужные для этого бумаги, ему встретился человек, который с ним учился в школе и был неудачником, а мой отец очень помогал ему учиться, и этот человек всё устроил. Так что они выехали, и думали (тогда еще были иллюзии), что просто на год, пока «всё это не пройдет», чтобы Наташа, моя сестра, не голодала.

Я родилась уже в Ницце, в 1925 году. В это время отец стал ездить на съезды РСХД. На чужой земле это было что-то родное и свое. Для него Движение было очень близко по духу. Там были люди, с которыми он нашел общий язык, прежде всего отец Сергий Булгаков. Когда мне было два года, на одном из съездов отца рукоположили.

- Мария Александровна, скажите, какая черта характера Вашего отца особенно Вам помнится?

- Он был удивительный человек. Мой отец, моя мать, трое детей и бабушка - мы все жили в трех маленьких комнатах. И я не помню, чтобы он хотя бы раз понервничал, тем более рассердился. У него был невероятно ровный сосредоточенный характер. Я спала в комнате родителей и засыпала, видя, как он молится перед большой иконой Божией матери, которую нарисовала моя мама. Он жил своей глубокой духовной жизнью. И каждому из нас, детей, он умудрялся давать что-то доброе, весёлое. Он очень любил работать на земле (в самом начале жизни в эмиграции они этим зарабатывали на жизнь, поступив на работу к какому-то англичанину, и даже моя сестра в три года помогала собирать яблоки). У нас был сад, который переходил в лес, и там он копал грядки. С моей сестрой они делали крестословицы из русской газеты. С братом они тоже чем-то вместе занимались. Я, младшая, вообще жила на его руках, когда он был дома. И никто никогда не сердился, все было мирно, было очень хорошо, хотя денег не было. Отцу не платили как священнику. Он зарабатывал уроками русского языка, весь день бегал по Ницце, к кому-то - на полчаса, к кому-то - минут на сорок. На это мы и жили. И все было как-то очень спокойно и мирно, и, главное, все страдали за Россию.

На гимназических фотографиях - Александр Ельчанинов, Павел Флоренский, Владимир Эрн

- Была ли связана жизнь Вашей семьи с РСХД после смерти Вашего отца?

- Когда мы переехали в Париж и мой отец умер, были люди, которые его помнили и знали. И мама рассчитывала, что Движение поможет нас воспитать. Моя сестра этим не очень увлекалась, а мы с моим братом (мне было девять лет, когда отец умер, а брату - одиннадцать) и в лагерь ездили, и на кружки ходили. Мы выросли в церкви и в русской культуре благодаря Движению. А мама писала иконы и старалась как-то сводить концы с концами, чтоб можно было жить.

Когда мой отец умер, отец Сергий Булгаков сказал моей маме: вот эти дети - будут мои дети. Я вам помогу их воспитывать. Мою сестру отдали в пансион, моим братом больше занимался отец Василий Зеньковский, а у меня, несмотря на мой маленький возраст, сложился какой-то контакт с отцом Сергием. Он немножко был помощью в моей безотцовской жизни и действительно в то время заменял мне отца. Я очень хорошо помню нашу последнюю встречу в субботу перед Троицей. Я ждала его в исповедалке на Сергиевском подворье. Он вышел ко мне из иконостаса, из алтаря, весь окруженный сиянием. И я поняла, что с ним там что-то случилось, потому что у него был такой особенный вид, и он весь был окружён светом. Он сказал, что не может сейчас меня исповедовать, да мне и не надо, потому что я больна (у меня тогда был туберкулез). И благословил меня. А ночью после Духова дня у него был удар и потом он умер. И я не понимаю, как можно не канонизировать человека такой высоты, как отец Сергий Булгаков.

Беседовала Анна Алиева

Из «Записей» свящ. Александра Ельчанинова

До священства - как о многом я должен был молчать, удерживать себя. Священство для меня - возможность говорить полным голосом.

...Когда человек находит в себе силы согласиться на испытание, посылаемое Богом, он делает этим огромный шаг вперед в своей духовной жизни.

...Необходимо внутреннее совершенство, чтобы понять совершенное.

....«Опасно плавать будучи одетым, опасно и обуреваемому страстями исследовать тайны Божества» (Лествица) - но из этого не следует, что не надо вообще богословствовать (как многие думают), а следует то, что надо избавляться от рабства страстей, и тогда нам могут быть приоткрыты «тайны Божества».

...Все размышляю о тексте: «Если бы вы были от мира, то мир любил бы свое»... Признак, что мы Христовы - наши страдания; и чем больше мы страдаем, тем больше, значит, мы «не от мира». Почему все святые, вслед за Христом, так страдали? Соприкосновение с миром и погружение в него дает боль последователям Христа, а безболезненными себя чувствуют только дети мира сего.

...Как бы ни был человек праведен и чист, а есть в нем стихия греха, которая не может войти в Царство Небесное, которая должна сгореть; и вот грехи наши горят и сгорают нашими страданиями.

...Для веры страшна не отрицательная полемика, не испытание ее умом - это испытание она выдержит. Ей страшна в нас слабость духа, «сердечное отступничество» (выражение Киреевского).

...Жить надо не «слегка», а с возможной напряженностью всех сил, и физических, и духовных. Тратя максимум сил, мы не «истощаем» себя, а умножаем источники сил.

КИФА №4(126) март 2011 года