Закон и благодать

Совместимо ли христианство с юриспруденцией? О современном пути верующего размышляет юрист, член Преображенского братства Николай Клюев

Содружество для меня - это часть церкви, это пространство, где дышит Дух Божий. Это то место, где жизнь может обретать смысл и обновляться. Конечно, от нас, от качества нашей жизни зависит, насколько здесь возможно будет действовать Богу.

С Преображенским содружеством малых православных братств я познакомился 10 лет назад, когда воцерковлялся. Тогда я работал юристом в одной солидной организации. До этого были некоторые искания, потому что без них, мне кажется, к Богу никто не приходит. Верующим я тогда не был, но какая-то тяга к тому, чтобы познать истину, найти смысл жизни была.

Какие-то знаменательные встречи или поворотные события, которые можно опознать как начало осознанных духовных поисков, с ходу припомнить сложно. Скорее всего, первый мой духовный поиск был связан со смертью близких родственников - бабушки и дедушки. Мне было девятнадцать лет. Эти события заставили задуматься, что такое жизнь и что бывает дальше, после нее. До этого я, конечно, был атеистом, никаких сомнений не было, а тут вдруг появилось желание что-то сделать, что-то изменить, я не мог так просто примириться со смертью. После этого я, кстати, в скором времени крестился. Без оглашения, просто пошел и крестился в храме Николы в Хамовниках. Это был 91-й год, когда крестились большие группы людей, но я это сделал не из-за моды, а из идейных соображений. Почему-то тогда была уверенность, что если Бог есть, то Он должен быть в православной церкви.

Суть происходящего во время крещения я особенно не запомнил, потому что церковно-славянский текст без подготовки понять сложно, но могу сказать, что были плоды. Несмотря на полное отсутствие какой-либо подготовки и элементарных знаний, я четко почувствовал то, что мы называем благодатью. Она во мне поселилась, я ощущал ее действие, радость жизни, какой-то свет. Но со временем это потухло, сошло на нет. Конечно, я сам ее и загасил, потому что если дар не возгревать, то он куда-то уходит. Так что первый месяц у меня был какой-то духовный подъем, когда я оказывался в храме, то прямо чувствовал эту благодать. При этом я не причащался ни до крещения, ни после - об этом никто не рассказал. Первый раз я подошел к причастию после оглашения в 2000-м году.

Во время оглашения жизнь менялась достаточно существенно. Я, как образцовый оглашаемый, старался все выполнять, что говорилось - читал Писание, ходил в храм, молился дома. Сложнее давалось не молитвенная и обрядовая сторона, а обретение нового качества жизни. Кстати, я не ожидал, что с обретением нового для меня официального звания «христианин», могут возникнуть проблемы по работе. Это началось уже после оглашения, когда я искал новую работу и наивно делился тем, что учусь в Свято-Филаретовском институте и поэтому не могу согласиться на ненормированный рабочий день. Мало того, что сам этот факт воспринимался отрицательно, но вообще отношение к человеку верующему оказалось довольно негативным. Я почему-то думал, что вера - всегда хорошо и все должны радоваться верующему человеку. А оказалось - ничего подобного. Мир равнодушен или агрессивен к этому. Верующий всегда несколько странен для современного мира, а раз у него есть одна такая странность, то почему не может быть еще других? Такой человек, не подчиняющийся в чем-то привычной логике мира сего, воспринимается как опасность.

В принципе, это большой вопрос, насколько совместима работа юриста в современном мире с христианством. В ней есть довольно тонкая грань правды и неправды. В этой профессии возможно больше компромиссов, чем у слесаря, но на самом деле все зависит от человека. Если человек хочет держать какие-то границы - он их будет держать. Хотя это всегда связано с искушением, соблазном, выбором и еще с некоторой жертвой. Вообще за то, чтобы быть собой и позволять себе иметь какие-то принципы жизни, устои, границы - всегда надо платить. Иногда тем, что надо менять работу. Сложность в том, что юрист ведет не свои личные дела, а дела фирмы. Если хозяин говорит, что нужно делать что-то незаконное или не очень законное, будет ли это его грехом или грехом юриста, составляющего бумаги? Это тонкий момент. Я поступал так: если предлагали говорить или делать неправду, то давал понять боссу, что это неэтично и если он на этом настаивал, то ответственность ложилась на него. Правда, слава Богу, подобные компромиссы никогда не переходили каких-то допустимых границ по моей оценке. Я верю, что и в этой профессии можно сохранять свое лицо и человеческое достоинство.

Информационная служба Преображенского братства