Человек, который никогда не предавал

Интервью со свящ. Георгием Кочетковым к 95-летию со дня рождения протопресвитера Виталия Борового (1916-2008)

Отец Виталий проповедует на Великой вечерне в часовне Свято-Филаретовского института. 21 января 2006 г.

- Трудно отвечать в целом на такой вопрос. Его влияние на церковную жизнь было связано и с его проповедями, и с его вкладом в богословие, и с его духом - жизнерадостным, крепким, неунылым, лишённым каких-либо предрассудков, суеверий и страхов. Собственно говоря, всеми этими чертами и определяется его роль. Он прежде всего был настоящий церковный деятель, умеющий смотреть вперёд и трезво оценивать современную обстановку, и в то же время человек мудрый, смотрящий вглубь, в т.ч. в историю, и поэтому высоко ценящий, скажем, религиозно-философское возрождение XX века и духовные плоды наследия новомучеников российских, понимающий, что значат нестроения в церкви, знающий все язвы церковной жизни, умеющий с юмором, без озлобления и раздражения об этом говорить.

Работая долгие годы в Отделе внешних церковных сношений, он умудрялся не использовать ни для служебных, ни тем более для личных целей какие бы то ни было связи с посторонними светскими организациями и органами. Помню, как-то он сказал: «Настанет время, и откроются архивы, и тогда станет ясно, кто стоял за Церковь, пусть даже идя на какие-то компромиссы, а кто Церковь предавал». Нужно сказать, что, по мнению о. Виталия, если человек вынужден идти на компромисс, то только так, чтобы все видели, что это - край, что дальше нельзя, дальше - бездна. Через все стеснённые обстоятельства жизни, часто обусловленные занимаемым положением, он пронёс достоинство творческой личности, неустанное желание проповеди, стремление спасти ближнего. И всё это - без выпячивания, называя себя «окаянным», в простоте и скромности.

О. Виталий всегда, несмотря на все испытания, выпавшие ему в жизни, несмотря на своё высокое положение, отличался открытым и независимым характером. Я помню, как в начале 70-х годов он, только что ставший настоятелем патриаршего собора, принимал - чуть ли не единственный в Москве - людей, желавших поговорить с ним, и не только своих духовных чад, где-то в уголке или в отдельной комнате, а всех. В соборе после каждой субботней Всенощной, да и в другие дни, когда он служил, выстраивалась очередь. Это было совершенно необыкновенно.

К сожалению, большинство его богословских трудов не издано. Отчасти поэтому о. Виталий не очень известен. А ведь он - пастырь яркий, значительный, к нему надо прислушиваться, а не просто поставить его фотокарточку на полку или пририсовать к ней нимб. Он являет собой непрерывность церковной традиции. Таких людей крайне мало. Мы сейчас страдаем чаще всего от «ревнителей», которые стали церковными без году неделя и воюют за традицию, не будучи приобщены к ней. А о. Виталий никогда не прерывал её ни в чём.

Он не боялся разномыслия, всегда был готов на любой диалог и при этом без всякого компромисса в вере. Он - человек, который никогда не предавал.

- Как развивались Ваши личные отношения с о. Виталием, и что он значит лично для Вас?

Сначала наши отношения развивались непросто. Прийти к о. Виталию было можно, но добиться полной и личной открытости с его стороны было крайне трудно. Он всегда работал на виду и потому был уверен, что там, где больше одного человека, всегда есть сотрудник соответствующих органов. Иногда своей манерой проверки он доводил меня буквально до полуобморочного состояния. Но когда в 1974 году - я тогда поступил в аспирантуру - мне наконец удалось преодолеть его недоверие, то между нами сложились действительно дружеские отношения, несмотря на разницу в возрасте.

Именно по его рекомендации меня приняли в Ленинградскую Духовную Академию. В своё время протопресвитер Виталий (вместе с о. Всеволодом Шпиллером и о. Иоанном (Крестьянкиным)) благословил меня идти в аспирантуру. Он же вместе с о. Всеволодом благословил меня в конце семидесятых годов часто причащаться, исповедуясь при этом не каждый раз, а лишь по мере необходимости. Я всё время чувствовал в нём опору, меня поражал в нём необыкновенный дар верности слову, верности неписанным законам братских, дружеских отношений.

О. Виталий дал мне чрезвычайно много, в первую очередь для правильной ориентации в церкви, и я считаю его одним из четырёх своих основных учителей. В таких людях, как о. Виталий, о. Всеволод, о. Таврион, о. Иоанн чувствовались корни подлинной, непрерывной православной традиции. Эти четыре человека, которых я почитаю праведниками, могли дать почву под ногами.

- Как удалось о. Виталию сохранить в непростые для церкви годы, после многих лет работы на ответственных постах столь отличавшие его открытость и непосредственность?

- Знаете, отчасти ему помогло его простое происхождение. Он мог в любом обществе вскричать: да что вы, идите, идите вперёд, мне ничего не нужно, я простой белорусский крестьянин! Он не вызывал зависти. Действительно, прямодушных любит Бог. Протопресвитер Виталий всегда шёл, что называется, с открытым забралом. Это не значит, что он был прост, он умел разбираться в людях и тонко чувствовал, с кем и о чём можно говорить. Господь хранит Своих людей. Кроме того, о. Виталий был необыкновенно законопослушен, и это тоже его спасало. Стоило бы ему хоть раз возмутиться, и он бы не сносил головы.

- Чему мы, люди, пришедшие в Церковь в перестроечное и постперестроечное время, могли бы научиться у о. Виталия?

- В первую очередь - внутренней открытости перед людьми, целостности, способности иметь внутренний стержень и держать его, а не жить по принципу «чего изволите?» И при этом - быть смиренным и законопослушным: послушным иерархии, послушным тому положению, которое есть. Внутренне о. Виталий всегда очень правильно оценивал ситуацию и пытался её улучшить. Он был из тех людей, которые не стараются сразу отсечь и выбросить то, что кажется негодным. Ему был совершенно чужд сектантский дух и вообще всякое мракобесие, но одновременно были чужды хитрость и лукавство.

Он очень высоко ценил профессионализм. Меня, например, именно он заставил довести до конца учебу в духовной академии, восстановиться на четвёртом курсе через несколько лет после изгнания. Он считал, что я должен закончить диссертацию и обязательно защищать её. Не будь о. Виталия, я бы не стал тратить столько сил на, как мне тогда казалось, «получение корочек». Теперь же я вижу, что это действительно было важно и помогает сейчас многим людям, не знающим нас, судить о нашей работе и степени компетентности.

О. Виталий был удивительно работоспособен, до самых преклонных лет он выходил на работу (и ездил туда с двумя пересадками на метро), продолжал по ночам писать доклады, причем всё это за небольшую зарплату, без всяких претензий. Я поражаюсь, что у нас иногда люди, только что закончившие институт или университет, отказываются от какой бы то ни было нагрузки или малейшую нагрузку считают уже какими-то героическими трудами. О. Виталий никогда ничего не считал, ни на что не претендовал и при этом действительно работал и днём, и ночью - и прожил до девяноста двух лет.

- Скажите, те люди, которые окружали о. Виталия в соборе, поддерживали с ним отношения в последние годы его жизни? Он иногда казался «одиноким рыцарем»...

- Как правило, те, кто ходил постоянно к о. Виталию в Елоховский собор, были новичками в церкви. Многие из них, сталкиваясь с какой-нибудь немощью, недостатком, неудачным словом или советом, могли тут же обернуть это против него. Эти люди отошли, рассеялись или противопоставились. Лишь немногие продолжали поддерживать отношения с ним. Так что он, действительно, в большой степени был одиноким рыцарем, и немудрено.

В связи с этим мне сейчас очень ярко вспомнился один эпизод тех лет. Каждый год пятого мая мы собирались днём, перед вечерней службой, чтобы поздравить о. Виталия с именинами, и он каждый раз старался переключить внимание с себя на именинников завтрашних, то есть на Анатолия и меня, Георгия. И вот однажды во время такого полушутливого поздравления он сказал мне: «Желаю Вам быть рыцарем» (само собой разумеется, в связи с образом Георгия Победоносца). Сначала я даже не понял, о чём это. Но уже тогда я привык очень серьезно относиться ко всему, что о. Виталий говорил, и я это запомнил. И вот, чем более проходило лет, тем более я имел возможность оценить его совет. У нас действительно духовное рабство настолько всё пронизывает и в обществе, и в церкви, что защищать кого-либо просто не принято. Наоборот, можно легко подставить ближнего, если только тебе грозит какая-то опасность. Это даже не считается за грех. И вот в связи с этим пожелание рыцарства - такое характерное именно для о. Виталия - оказывается очень важным.

В интервью использованы фрагменты публикации в Информационном листке Сретенского братства

Вопросы задавала Александра Колымагина

Фото Евгения Фоминых

КИФА №2(124) январь 2011 года