Что такое «религиозная поэзия» Российская поэтесса Ольга Седакова стала лауреатом итальянской премии «Кампосампьеро», которая вручается за религиозную поэзию. Премия была присуждена Седаковой «за необыкновенную силу ее стихов и постоянный поиск божественного в человеке и вещах». Ранее эту премию, существующую уже 40 лет, вручали только итальянским поэтам. В жюри премии в этом году входили теолог Эльда Матерлоццо Форин, американский литературный критик Сиобан Нэш-Маршалл и другие; возглавляла жюри итальянская писательница Антония Арслан. Премия «Кампосампьеро» была учреждена поэтом и священником Давидом Мария Турольдо и вручается раз в два года. Таким образом, Седакова стала лауреатом юбилейной, 20-й по счету, премии. Мы попросили Ольгу Александровну ответить в связи с этим событием на несколько вопросов.  - Случайно ли, что именно Италия оказалась столь чуткой к Вашим стихам? Много ли в мире существует премий, подобных «Кампосампьеро»? В чем их главная задача?
- В Италии меня не больше читают и переводят, чем во Франции или в Германии, в Дании, Швеции или Албании (я называю только страны, где мне довелось получать награды). В Европе и в Америке у меня много чутких и прекрасных читателей. Вопреки расхожему мнению, современным просвещенным людям нужна поэзия, они отыскивают ее по следу, по запаху (ведь что остается от стиха в переводе?) Но такой премии, как Кампосампьеро - «за религиозную поэзию» - я больше не знаю. Вероятно, дело в том, что Италия и в наши дни не дехристианизирована в такой степени, как другие страны. Там возможно сотрудничество духовных инстанций (инициатором премии, которой уже 40 лет, был большой францисканский монастырь святынь Антония Падуанского) с городскими властями, с университетскими кругами, со светскими писателями и учеными. Во всяком случае, в падуанских местах, которые для Италии в некотором смысле то же, что для России - Свято-Троицкая лавра. Как в России веками, когда говорили «Преподобный», не добавляя имени, все знали, что речь идет о преп. Сергии Радонежском, так и в Италии «Святой» (il Santo) без имени - это Антоний Падуанский, великий чудотворец и богослов. Я уже имела возможность видеть, как всерьез католическая церковь относится к художественному творчеству, и особенно - к современному творчеству. Если при нас возникает вдохновенное искусство, это знак того, что Дух Святой не покинул землю. Так несколько лет назад сказал мне при личной встрече Бенедикт XVI, тогда еще кардинал Ратцингер. Не только он, не только его предшественник Иоанн Павел II (cам поэт) так ревностно следят за тем, что происходит с художниками. Это скорее общее мнение, и настоятель Антониева монастыря, брат Оливьеро, входивший в жюри, тоже так думает. Нельзя дать умереть человеческой душе, а самым впечатляющим образом она живет в творчестве. Таков замысел подобных премий и вообще очень глубокого обращения церкви к великим художникам других времен, о чем постоянно беседует в телевизионных передачах кардинал Равази, глава Папского Совета по культуре. В художниках ищут не «церковной партийности» (боюсь, у нас вышло бы именно так), а живой глубины человека. Обратите внимание на формулировку премии: «за необычайную силу стихов». - В чем актуальность религиозной поэзии? Ведь в мире много неверующих или «теплохладных» по отношению к вере людей... - В ответном слове при вручении премии я говорила о том, что любое настоящее поэтическое создание имеет религиозное значение. Современные богословы со мной не стали бы спорить об этом. В более узком смысле «религиозной поэзией» можно назвать стихи автора, который наделен личной верой. И опять же, «тема» таких стихов не так существенна. Поэзия - не пропаганда каких-то готовых тем и идей. То, что она передает, - состояние человека, сложившего эти слова. Больше всего его передает сама плоть произведения - ритмы в поэзии, цвет в живописи, линия в рисунке. Сочинения на благочестивые темы, состоящие из мутных, грубых, эпигонских частиц, бездарные сочинения - это никак не во славу Божию. Осмелюсь сказать, это кощунство. И наоборот: простой натурный натюрморт, написанный Раисой Флоренской, - несомненно религиозная живопись. В его живописной ткани мы переживаем чуткость, бережность, бескорыстие руки мастера - благословляющей руки, и чистоту зрения, какая может быть только у человека с духовным опытом. В этом смысле поленовский «Московский дворик» для меня несопоставимо более религиозное произведение, чем гротескные уродства Э. Неизвестного на «духовные» темы (не говорю уж о таких вещах, как изделия И. Глазунова). Я совершенно убеждена, что в наше время у человека верующего - при прочих равных - больше возможностей создать большую вещь искусства, чем у других. Его опыт интереснее и сильнее. А то, что отталкивает нас в множестве современных созданий, - именно заурядность личного опыта автора, его бедность, монотонность, какая-то никчемность. Конечно, к этому опыту, если он хочет стать произведением искусства, необходимы еще и чисто артистические способности - и определенная культурная искушенность в своем деле, так я бы это назвала. - Должно ли слово о христианстве, чтобы быть лучше услышанным сегодня, облекаться в одежды прикровенного, а не прямого вопрошания, обращенного к человеку? Стихи для этого лучше подходят? - Боюсь, что слово о христианстве не очень-то и нужно. Нужно слово из среды христианства, изнутри. В «Божественной Комедии» Данте, успешно ответив на догматические вопросы апостола Петра о вере, слышит: «Вес монеты правильный, и чекан верный. А теперь скажи мне: у тебя в кармане она есть?» («Рай», XXIV 83-85). Это вопрос не только к «религиозному художнику». Зачем нам самое правильное описание отсутствующих монет? Если же она у тебя в кармане есть, ты можешь ей за что-то заплатить. Например, за натюрморт или стихи о зиме. Или - за пределами художества - за то, например, чтобы хорошо принять гостей. Вопросы задавал Максим Дементьев Фото Наталья Родионова и Вадим Жолобов (wday.ru) КИФА №1(123) январь 2011 года |
