Дорога к храму Все это, как и лучшие произведения русской литературы - «святой русской литературы», по выражению Томаса Манна, - и русской музыки, - «наш патент на благородство», явление красоты и силы человеческого духа, освященного и преображенного, хотя бы отчасти, духом божественным.
Но вернемся к храмам.
«Пройдя проселками Средней России, начинаешь понимать, в чем ключ умиротворяющего русского пейзажа.
Он - в церквах. Взбежавшие на пригорки, взошедшие на холмы, царевнами белыми и красными вышедшие к широким рекам, колокольнями стройными, точеными, резными поднявшиеся над соломенной и тесовой повседневностью - они издалека-издалека кивают друг другу, они из сел разобщенных, друг другу невидимых, поднимаются к единому небу.
И где бы ты в поле, в лугах ни брел, вдали от всякого жилья, - никогда ты не один: поверх лесной стены, стогов наметанных и самой земной округлости всегда манит тебя маковка колоколенки...». Так писал о русских храмах в конце 1950-х годов наш выдающийся соотечественник Александр Солженицын. Эти храмы тогда были по большей части в запустении, разорении и мало кого интересовали. Даже профессиональная реставрация не могла полностью вернуть им первоначальный облик. Ведь с ним неразрывно было связано то, для чего храмы и строились, - молитва к Богу и общение с ближними как Его детьми - а это, казалось тогда, ушло надолго, если не навеки.
Но времена изменились быстрее, чем это можно было ожидать. И теперь уже стоит задача не только сохранить наши древние храмы, но и войти в них всерьез, по-настоящему. Одной из таких «дорог к храму» может стать рассказ о памятниках церковного искусства в храмах и вне их. Сейчас (в отличие от одностороннего, идеологического подхода к любым художественным произведениям в советские десятилетия) такой рассказ невозможен без того, чтобы не затронуть и не связать затем воедино исторические, эстетические и богословские основы «языка» этого искусства. Постараемся так и сделать.
Семь чудес
 ФОТО: Александр Бурый
С чего начнем? В древности были известны семь чудес света. Попробуем назвать «Семь чудес России» - семь наиболее значительных, совершенных, известных произведений ее искусства, прямо или косвенно связанных с храмом. И вначале поговорить о них, по возможности, не повторяя общеизвестных вещей, а иногда - корректируя и дополняя их.
Первым из этих чудес будет, конечно, храм Покрова Богородицы на Нерли, близ Владимира, стоящий на холме среди луга над малым водоемом-старицей. Ему уже восемь с половиной веков. Построенный повелением сына Юрия Долгорукого, князя Андрея, прозванного Боголюбским, скорее всего, около 1158 года (общепринятые более поздние даты - 1164, 1165, 1166 годы - обоснованно подвергаются сейчас сомнению), этот одноглавый, относительно небольшой стройный храм с чуть выступающими к востоку тремя алтарными полукружиями - апсидами, давно привлекает к себе восторженное внимание миллионов людей.
Покров на Нерли
По какой ты скроена мерке?
Чем твой облик манит вдали?
Чем ты светишься вечно, церковь
Покрова на реке Нерли?
Н. Коржавин, 1954 год
В самом деле - чем?
На этот вопрос можно ответить по-разному. Например, сравнив эту церковь с тем, что вызывает устойчивые положительные ассоциации, - они и будут «светом». И даже прямо связать ее образ с чем-нибудь светящимся, скажем со звездой. Правда, в недавние времена выше этого образа фантазия, как правило, не поднималась. И тогда рождались «нестандартные сопоставления» (термин музейной педагогики начала 1990-х годов) - на первый взгляд смелые, возвышенные и красивые, но одновременно и настораживающие. Вот школьный педагог пытается рассказать детям о храме Покрова и дает набор сопоставлений, среди которых... романс «Гори, гори, моя звезда». Звезда, да не та!
 ФОТО: Предоставлено М. Золотаревым
Величественный, несмотря на свой малый объем, храм, собиравший под своими сводами людей, прежде всего для молитвы «о мире всего мира, об укреплении святых Божиих церквей и о единении всех», оказывается поводом для сладостного и возвышенного, но очень земного переживания. К тому же акцент здесь во многом стоит на слове «моя». А ведь поэт в приведенном в качестве эпиграфа отрывке из его стихотворения обращается не к себе и не к кому-то другому, а к самой этой церкви. Она для него - как будто живое существо. И тогда ответ звучит уже в самом его вопросе, ведь вопрос, как оказывается, - риторический. Потому что поэт, пытавшийся объяснить красоту этого храма (стихотворение длинное!) через тоску души построившего ее князя, через ее органическое родство с окружающими полями, холмами, реками и т.п., вдруг понимает, что всего этого - мало. И, как бы изнемогая, отказывается от дальнейших объяснений. Ведь подлинно глубокое, на языке философов - «экзистенциальное», то есть затрагивающее саму суть вещей и явлений знание, трудно выразить. Оно, как сказал когда-то Достоевский, «неответчиво»...
Но это, конечно, не значит, что нам остается лишь констатировать затруднительность восприятия архитектурного «портрета» храма Покрова и погрузиться в безмолвие, ограничившись собственными смутными ощущениями или строгими оценками специалистов (тем более не всегда и не во всем согласных друг с другом). Нет, нужно просто не выносить поспешных, поверхностных и произвольных, как говорили в старину - «от ветра головы своея», суждений и обратиться вначале к тому, что скажет нам архитектура этой замечательной церкви, к ее художественной, а затем и духовной образности.
Язык архитектуры
...Из серых камней выведены строго,
Являли церкви мощь свободных сил.
В них дух столетий смело воплотил
И веру в гений свой, и веру в Бога.
Передавался труд к потомкам от отца,
Но каждый камень, взвешен и размерен,
Ложился в свой черед по замыслу творца.
И линий общий строй был строг и верен,
И каждый малый свод продуман до конца.
В стремленьи ввысь, величественно смелом,
Вершилось здание свободным острием,
И было конченным, и было целым,
Спокойно замкнутым в себе самом.
В. Брюсов, 1901 год
«Серые камни» к церкви Покрова на Нерли, конечно, не имеют отношения: Брюсов писал о западно-европейских готических храмах. Камень, из которого она сложена - подмосковный мячковский известняк, немного пожелтевший и потемневший, - изначально был почти белым. «Свободное острие» тоже от готики. Но все остальные эпитеты, хотя и не исчерпывают всех представлений о ней, к ее виду очень подходят. Даже выражение «спокойная замкнутость» говорит прежде всего о целостности ее архитектурного облика, а не о закрытости его по отношению к окружающему миру, высокомерной превознесенности над ним.
Отметим сразу: церковь Покрова не распадается на отдельные элементы (купол, цилиндрический барабан, полукруглые изгибы сводов, стены, разделенные длинными изящными полуколонками на три части, и т.д.), с какой бы стороны на нее ни смотреть. Но она соединяет эти элементы вместе так, что ни один из них не существует сам по себе; как сказали бы музыканты - не ведет только свою партию.
 ФОТО: Александр Бурый
Живое единство различных объемов и деталей архитектуры храма тем более поражает, что его конструкции не прячутся от наших глаз, не пытаются выдать себя за что-то иное, более легкое или, наоборот, более фундаментальное, устойчивое. В церкви Покрова последовательно реализован один из главных принципов храмового зодчества зрелого Средневековья: что конструктивно - то и декоративно. Например, вертикальные плоские выступы в стенах (пилястры), необходимые для того, чтобы лучше удерживать тяжесть сводов, становятся одновременно и украшением стен, поверхность которых иначе смотрелась бы плоской и однообразной. И еще один принцип: что снаружи - то и внутри. Это значит - по членениям стен церковного здания, его сводам и барабану, на котором стоит купол, всегда или почти всегда можно догадаться о том, как выглядят эти конструкции в интерьере. Если свод снаружи полукруглый или треугольный - таким вы и увидите его, войдя в храм и подняв глаза вверх.
О «величественно смелом» стремлении ввысь этого храма говорили и писали сотни раз. Это в целом действительно так. Пропорции здания необычны даже для домонгольской Руси, в которой «башнеобразные» храмы, в отличие от Византии, возводились довольно часто. Его ширина невелика - чуть более 10 метров, тогда как внутренняя высота достигает 20,8 метра! Зодчие явно хотели построить такой храм, которому не было бы прямых аналогов нигде. Но не за счет увеличения его размеров и количества куполов (напомним, есть летописные упоминания русских храмов начала XI века о «полтридесяти версех», то есть с 25 главами!), а именно с помощью непривычной высотности.
Но - внимание! Дополнения в этом случае будут существенными.
Во-первых, стремление всех объемов храма Покрова вверх во многом задано его постановкой на возвышении. Однако это не естественный холм, как кажется в настоящее время, а насыпное трехметровое сооружение на каменном фундаменте, да еще и облицованное изначально белым камнем. Светлая, но мощная пирамида высилась прямо перед набережной (храм тогда стоял при впадении Нерли в Клязьму). К храму от набережной вела встроенная в боковой откос «пирамиды» белокаменная же лестница, украшенная, судя по скульптурным фрагментам из раскопок середины XIX века, двумя лежащими каменными львами. Наличием такого могучего «постамента» высота храма значительно уравновешивалась.
 ФОТО: Александр Бурый Во-вторых, впечатление особой вытянутости храма в немалой степени достигается луковичной формой его главки и высоким 8-конечным крестом на ней, основная перекладина которого поднята выше его середины. Но «луковичный» купол в XII веке был не известен, он появился гораздо позже, а на этом храме - только после ремонта в начале XIX века. Изначально купол был, как считается, значительно более плоским, шлемовидным, есть даже предположения о его совсем малых размерах и лишь чуть закругленной форме. Крест на куполе - это безусловно - был так называемый греческий, не 8, а 4-конечный, с расположением перекладины точно посередине, так, что все его концы были одинаковы. Подобный крест сохранился на Дмитриевском, тоже княжеском соборе во Владимире конца XII столетия.
Реставрация конца 1980-х годов, вернувшая храму Покрова древнее «позакомарное», то есть посводное, покрытие («комара» - шатер, свод) и позволившая открыть нижнюю часть барабана, почти на 40 сантиметров спрятанного под перекрытием тоже XIX века, купола и креста не коснулась. Очевидно, потому, что реставраторы не хотели вызывать волну возмущения «искажением» давно ставшего привычным силуэта...
И, наконец, третье. Раскопки уже почти нашего времени, 50-х годов ХХ века, под руководством одного из основных исследователей храма, профессора Н.Н. Воронина, показали: храм практически одновременно с постройкой основного объема был окружен с трех сторон (кроме алтаря) галереями шириной 2,5 метра. Специалисты спорят о том, открытыми они были (то есть можно ли было ходить по их верху) или закрытыми, как в большинстве греческих храмов. Но в любом случае стремительный, особенно если смотреть на северный или южный фасад, вертикализм общего объема здания сменяется при этом плавным ступенчатым нарастанием архитектурных масс. Храм из тонкой «свечи» мгновенно превращается в могучее и, в некотором смысле, грозное сооружение, особенно если представить его себе на пирамидальном белокаменном подиуме. Это уже не «белая царевна», вышедшая к реке! Здесь для поэтической характеристики, скорее всего, понадобится мужской род.
Не будем спешить, как мы и договаривались вначале, задавать взволнованные вопросы: «почему так случилось?», «что это значит?» и, тем более, «кто виноват?» и «что делать?». Постараемся привыкнуть к мысли, что наши представления даже о, казалось бы, хрестоматийных вещах могут быть существенно расширены. К тому же нам еще предстоит подумать о самом главном - о том, что делает здание храма собственно Храмом: о его «имени», назначении, символике форм и декора. А потом уже спокойно, вместе спросить о возможных подходах если не к решению, то хотя бы к прояснению этих проблем. Спросить, не рассчитывая на мгновенный и простой ответ. Но, как писал выдающийся филолог второй половины ХХ века академик Сергей Аверинцев, одна эпоха может обмениваться с другой вопросами, «от которых вещи делаются прозрачнее».
Об этом - в следующей статье. Александр КОПИРОВСКИЙ
|
Поиск статьи 
