Псевдо-Дионисий Ареопагит и секуляризация мира

В наше время трудно сомневаться в том, что загадочный «Corpus Аreораgiticum» принадлежит неизвестному писателю V или начала VI в. «Очевидно, автор воспользовался именем Дионисия Ареопагита, чтобы придать больше веса своей апологетике, цель которой заключалась в объединении христианской системы с иерархическим миром неоплатоников. Этих последних, особенно Прокла, Дионисий цитирует и пересказывает целыми абзацами»¹. Первое известие о его произведениях связано с собеседованием между православными и монофизитами в Константинополе в 533 г., в ходе которого глава православных отвергал их подлинность. Но вскоре эти сочинения получили всеобщее признание, как на Востоке, так и на Западе: «В Византии толкованием Ареопагитик занимались очень многие, Corpus Аreopаgiticum стал как бы настольной книгой византийских богословов... В Средние века Дионисий был самым сильным и уважаемым авторитетом для представителей всех школ и всех веков... Не будет преувеличением сказать: вне влияния Ареопагитик останется непонятною вся история средневековой мистики и философии»². Все Средневековье ни у кого не возникало сомнений в их апостольском происхождении. Сомнения эти были высказаны лишь в эпоху Ренессанса.

Однако в нашу задачу не входит рассмотрение вопроса об авторстве памятника. Нас интересует лишь значение Корпуса в истории христианской мысли и церковной жизни и, в частности, вопрос о том, как разрабатывается тема старшинства и иерархии в мистике Псевдо-Дионисия.

Чтобы кратко представить содержание учения Псевдо-Дионисия о Церкви, обратимся к словарной статье С.С. Аверинцева: «В отличие от мистического историзма Августина (Церковь как "град Божий"), образ Церкви (у Псевдо-Дионисия - PS) как идеального человеческого сообщества, находящегося в согласии с законами универсального бытия, предельно статичен: это иерархия людей, непосредственно продолжающая иерархию ангелов, отражение чистого света в чистых зеркалах, передающих луч друг другу, стройный распорядок церковных "таинств" (описанных как "посвящения", при помощи лексики античных языческих мистерий); какой-либо драматизм и противоречия полностью отсутствуют»³.

Каково же значение такой картины? Каково в системе Ареопагитик место старшинства, принципа, изначально свойственного церкви? Ведь старшинство определяется не столько положением в иерархии, которое неизбежно может объективироваться,  сколько реальностью служения тем даром, который каждый получил от Бога.

Успение Богородицы. Франческо Боттичини

В богословской мысли XX в. мы находим стремление доказать православность построений Корпуса. Вот, например, характерное место из «Боговидения» В. Лосского. Показывая, что различение и единство между Божественной сущностью и энергиями - «есть основа всего его [Псевдо-Ареопагита] богомыслия», В. Лосский подчеркивает, что, в отличие от неоплатоников, «иерархия Дионисия ни в коем случае не ограничивает полноты единства; на каждой ступени этой лестницы единение с Богом осуществляется во всей своей полноте; причем эта полнота соединения не равномерно-единообразна, но персоналистична, личностна. В «аналогии» каждой сотворенной природы присутствует некая встреча, некая синергия двух волений: свобода твари - и предопределение (proorismovõ), идея (paravdeigma), или Божественная воля, обращенная к каждому существу. Здесь присутствует некое двойное движение, охватывающее эту иерархическую вселенную: Бог являет Себя Своими duvnameiõ во всем сущем, «умножаясь без утраты единства», а тварное возводится к обожению, превосходя проявления Божии в Его творении»⁴.

В то же время многие авторы говорят о тех проблемах церковной жизни, которые порождались и порождаются некритичным восприятием учения Псевдо-Дионисия.

У о. Иоанна Мейендорфа в одном месте читаем: «История интерпретации учения Псевдо-Дионисия Ареопагита развивалась в двух направлениях, связанных с наличием в нем двух разных способов общения с Богом: первый способ - богословие - общение на уровне отдельной личности, непосредственное и мистическое; второй - теургия - деятельность иерархии и многочисленных посредников. Соответственно, учение Ареопагита толковалось, во-первых, в направлении харизматического руководства, а во-вторых, - в легалистических категориях западной экклесиологии, приведших в схоластический и постсхоластический период к крайним формам клерикализма»⁵.

И здесь важно вспомнить, в какое время появляется Корпус и когда он получает признание. У того же Мейендорфа в «Византийском богословии» мы находим интересное описание этого на примере развития литургии.

«Появление сочинений Дионисия хронологически совпало с поворотным пунктом в истории христианской Литургии. Когда Юстиниан закрыл последние языческие храмы и школы, христианство стало бесспорно религией народных масс в империи. Литургия, которая первоначально была культом маленьких гонимых общин, теперь стала совершаться в огромных соборах... Эта совершенно новая обстановка не могла не повлиять на практику и богословие Литургии. Евхаристия, например, не могла по-прежнему сохранять внешнее качество совместной трапезы в общине. Огромные толпы народа, присутствовавшего на службе, состояли из христиан только по названию, и эти люди вряд ли были способны удовлетворять требованиям, предъявляющимся к регулярно причащающимся. Начиная с Иоанна Златоуста духовенство стало проповедовать приуготовление, пощение и самоиспытание как необходимые предусловия Причащения и подчеркивать таинственные, эсхатологические начала в Таинстве. VIII и IX вв. стали свидетелями такого нововведения как иконостас - между святилищем и собранием верующих появилась перегородка. Тогда же появилась и лжица - ложечка для Причащения стала способом предотвращения прикосновения к священной утвари рук мирян. Все эти нововведения имели целью охранение Тайны, но итогом их становилось отчуждение духовенства от верующих и придание Литургии характера скорее зрелища, чем общего действа всего народа Божия.

Писания Псевдо-Дионисия поспособствовали тому же уклону. Мысли автора о благодати Божией, нисходящей на нижние ступени иерархии через личное посредничество иерархов, сильно повлияли на становление новых византийских литургических форм, которые Дионисий полагал лишь символами, раскрывающими тайны очам верующих. Появления и исчезновения совершающего Литургию священника, покровенность тех или иных элементов богослужения и снятие с них покровов, отворяющиеся и закрывающиеся врата, разнообразные жесты, сопряженные с преподанием таинств, часто корнями своими уходят в ту жесткую систему иерархической активности, которую описал Дионисий. А Церковь с готовностью принимала это, будучи, также и по иным причинам, озабоченной сохранением таинственного характера культа и недопущения профанации со стороны масс, которые ныне заполнили храмы»⁶.

В конечном счете, такой путь редукции всей жизни Церкви к таинствам приводит к явным искажениям смысла тех же таинств, когда служение народа как царственного священства уже практически не реализуется. Так, о. Иоанн Мейендорф пишет: «Псевдо-Дионисий оказал огромное влияние на литургическое богословие и богословие таинств, и влияние это прослеживается в мельчайших деталях богослужения и устройства Церкви. Так, в его объяснении Евхаристии благодать и божественное присутствие описываются как своего рода божественные энергии, струящиеся через отдельных людей. Такое толкование, в конце концов, привело к тому, что византийцы стали видеть в некоторых церковных обрядах как бы заслон, защиту от чрезмерной благодати, которая без посредников была бы всепоглощающей и невыносимой для простых смертных. Чтобы оградить мирян от чересчур мощного потока благодати, закрываются Царские врата во время анафоры. Иконостас с открывающимися и закрывающимися дверями контролирует «дозировку» благодати, которую ни в коем случае нельзя получить всю сразу, «в один прием». Несомненно, такое понимание, которое мы обнаруживаем у того же Никиты Стифата и у многих других византийских богословов, связано с заимствованной у неоплатоников идеей эзотерического посвящения, с одной стороны, и с придворным церемониалом - с другой»⁷.

Таковы обстоятельства признания Корпуса и таковы его последствия. В такой ситуации уже весьма трудно говорить о старшинстве в церковной общине. Самой общины мы уже не находим. Остается лишь сакраментальная иерархия, которая видится автором Ареопагитик как образ иерархии небесной. Наиболее очевидные следствия такой системы проявляются в сфере экклезиологии: для Дионисия церковная иерархия, включающая триады «епископы (иерархи) - священники - диаконы» и «монахи - миряне - катехумены (оглашенные; грешники)», есть не что иное, как лишь земное отражение небесных чинов; каждый церковный чин - это личное состояние, а не функция в общине. «Иерарх, - пишет Дионисий, - есть муж обоженный и Божественный, наставленный в святой науке»⁸.

Нужно сказать, что сама выдвигаемая идея триад не имеет твердых оснований в церковной традиции. «Деление 9 чинов на 3 триады, так же как и троичное деление иерархической деятельности "очищение - просвещение - единение", имеет лишь неоплатонические параллели, напр., в "Египетских мистериях" Ямвлиха и в "Платоновской теологии" Прокла»⁹  - читаем в Православной энциклопедии.

Нельзя не отметить и то, что «идея иерархии получает у Дионисия слишком резкие черты. Во имя принципа он поправляет даже Священное писание. Так он не соглашается видеть в серафиме, являвшемся пророку Исайе, действительного серафима (Ис. 6:6). Либо это был ангел, названный серафимом ради своего огненного служения, либо чрез посредство ангела действовал серафим, которому ангел и усвояет свое действие, как первенствующему совершителю Божественных тайн...»¹⁰   

«Поразительно, что в устройстве системы Псевдо-Дионисия нет места вере в Боговоплощение, даже имя Христа почти что не упоминается»¹¹. Воплощение у Ареопагита представляет собой лишь функцию иерархической структуры: приход Христа позволил спроецировать неподвижный, раз и навсегда установленный небесный порядок на наш тварный мир.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что как философская картина созерцания небесных иерархий в трактатах Псевдо-Дионисия о Церкви (имеются в виду именно трактаты «О небесной иерархии» и «О церковной иерархии»), может быть, и заслуживают внимания - прежде всего, благодаря разработке теории символа, которая активно используется в христианском искусстве. Но при описании самой сущности Церкви их явно недостаточно. Тема старшинства в них практически не выявлена, а иерархическая система выглядит слишком умозрительно. Последствия для церкви чрезмерного увлечения подобными системами сейчас трудно переоценить.

В качестве заключения приведем личное признание о. Александра Шмемана, сделанное в его дневниковой записи от 10 марта 1982 г., т.е. меньше чем за 2 года до смерти. Трудно усомниться в мистической точности этой оценки.  

«...Кстати, о "мехах". Читал вчера "Церковную иерархию" Псевдо-Дионисия Ареопагита. Что может все это значить в современном мире? А также что могло все это значить в мире, в котором все это было написано? Что означает успех этого "corpus"'а в Византии? Если применять к такого рода истолкованию христианства основной евангельский принцип - "по плодам их узнаете их", то плодами его в истории христианского мира была редукция Церкви к "мистериальному" благочестию, отмирание эсхатологической ее сущности и миссии и, в конце концов, дехристианизация этого мира и его секуляризация. Но вот зовут нас обратно именно к этому "наследию"... Пора признаться самому себе - я ощущаю своим именно этот "секуляризованный" мир и ощущаю чуждым и враждебным себе тот мир, который сам себя называл "христианским". Ибо этот секулярный мир - единственно реальный. В него пришел, ему говорил Христос, в нем и для него оставлена Церковь. Если говорить парадоксами, то можно сказать, что всякий "религиозный мир", в том числе и "христианский", легко обходится без Бога, но зато минуты прожить не может без "богов", то есть идолов. Такими идолами становятся понемногу и Церковь, и благочестие, и быт, и сама вера... Секуляризованный мир самим своим отречением вопит о Боге. Но, зачарованные своей "священностью", мы этого вопля не слышим. Зачарованные своим "благочестием", мы этот мир презираем, отделываемся от него поповскими шуточками и лицемерно "жалеем" людей, не знающих прелестей нашей церковности. И не замечаем, что сами провалились и проваливаемся на всех экзаменах - и духовности, и благочестия, и церковности. И выходит, что ничто в этом "секуляризованном" мире так не подчинено ему изнутри, как сама Церковь...»¹²  

PS

--------------

1. Аверинцев С.С. Псевдо-Дионисий Ареопагит // София-Логос. Словарь. Киев, 2006. - С. 373.

2. Флоровский Г., прот. Византийские отцы V-VIII веков. Режим доступа: http://pstgu.ru/download/1149766408.Flor5.pdf. - С. 64-65.

3. Аверинцев С.С. Псевдо-Дионисий Ареопагит // София-Логос. Словарь. Киев, 2006. - С. 374.

4. Лосский В.Н. Боговидение. Режим доступа: http://psylib.org.ua/books/lossv03/txt07.htm.

5. Мейендорф И., прот. Введение в святоотеческое богословие. - Минск, 2007. - С. 309.

6. Мейендорф Иоанн, протопр. Византийское богословие. Исторические направления и вероучение. М., 2001. - С. 54.

7. Мейендорф И., прот. Введение в святоотеческое богословие. С. 309.

8. Pseudo-Dionysius, On the Ecclesiastical Hierarchy, гл. I, 3.

9. Дионисий (Шленов), игум. Фокин А.Р. Ареопагитики // ПЭ, т. III. - С. 205.

10. Флоровский Г, прот. Указ. соч. С. 75.

11. Дионисий (Шленов), игум., Фокин А.Р. Ареопагитики // ПЭ, т. III. - С. 305.

12. Шмеман А., прот. Дневники. 1973-1983. - М., Русский путь. - С. 619-620.

КИФА №14(120) ноябрь 2010 года