В Томске его называли праведником

О жизненном пути известного ученого и правозащитника Вильгельма Фаста вспоминает его брат прот. Геннадий Фаст

Вильгельм Генрихович Фаст и его жена Нина Поликарповна

В небольшую комнатку с копировальной техникой на первом этаже высотного дома вошёл пожилой человек. По всему он вступал в пору своей старости. Выглядывающая из-под зимней шапки большая копна седых белых волос и еще более внушительная белая борода, ниспадающая на грудь вошедшего, обращали на себя внимание. Ему требовалась копия документа. В тот день он получил группу инвалидности, а значит, мог рассчитывать на какие-то льготы. Вдруг он осел, ноги его уже не держали, ему было плохо, он был еще в сознании. Взгляд, сочетавший в себе доброту с некоторой пытливостью и мудростью, приостановился. Вызвали скорую. Увезли - ещё был в сознании. Было это днём. К вечеру его не стало.

Ещё одна жизнь угасла... Ещё одна струна оборвалась.

Начало пути

Вилли родился в менонитской семье, а менониты ещё с XVI века земледельцы, все, сколько их ни было. В 1580-х годах они бежали от инквизиции, от судов и костров из Голландии в Восточную Пруссию. Будучи пацифистами (пацифизм - полный отказ от оружия и участия в войне) и отказавшись от участия в государственной деятельности, они накрепко укоренились в земле, живя общинно в своих колониях. Потом они переселились в Россию, а жили всё так же. Времена и страны мало что меняли в их жизни. Неграмотных у них уже несколько веков как ни одного, хотя вокруг их - множество. Земля и ремесло - в этом они были крепки и в вере. А ученых, занимавшихся научными исследованиями, среди них, кажется, никогда и не было, кроме историков, занимавшихся собственной историей. Не было ученых и в роду у Вилли. Хотя были учителя сельской школы, проповедники и регенты. Но математиков, астрономов - никого! И как в 1961 году человек вырвался впервые в космос, так Вильгельм был первым из тысяч российских менонитов, кто вырвался в науку.

За родным селом был вдалеке бугор, холм. Где-то там за ним был центр земли. Так думал маленький мальчик Вилли. И однажды он всё-таки убежал из дома, хотя ребенок был послушный, туда за бугор, за дальний холм посмотреть на центр земли. Его, конечно, вернули на место. Но вызов сделан. Он будет заниматься естествознанием, будет изучать мир окружающей его природы, причем именно в планетарном её облике. Он будет астрономом.

Жить не по лжи

Почему-то Вильгельма в Томске нередко праведником называли, как-то не специально. А ещё - борцом за справедливость. Над гробом батюшка даже рыцарем справедливости назвал. Почти официально он числился в советские годы диссидентом, потом правозащитником. Была в его жизни политика, общественная деятельность. И репрессированным был, а потом - чиновником областной администрации. Служивший, как жрец, науке, он стал служить и людям.

Да мало ли общественно и политически активных людей? Ну, конечно же, нет. Но тут была одна изюминка, или две. В советские годы правдой и истиной было не то, что правда и истина, а то, что партия сказала. Правду же говорить открыто никто не решался, а кто решался - ату его! Так вот тогда один из немногих, кто мог говорить правду, Александр Исаевич Солженицын советовал: «Если не можешь говорить правду, так не участвуй во лжи».

Это программа-минимум такая - жить не по лжи. Вильгельм был из тех, кто жил не по лжи. Не всегда, не везде он мог говорить правду, но всегда и везде - не лгал. Но правду и истину часто любят люди скандальные. И чем пуще скандал за правду, тем круче, тем интереснее. Это когда забывают, что у правды один корень с праведностью. Правдолюбцев митингующих много, праведников мало. Вильгельм скандалить не умел, кричать о правде не любил. Он был человеком мирным, где-то даже тихим, и его правда была из источника праведности. Я помню, как юношей в те годы чуть ли не первый раз живых диссидентов увидел, мне они тогда казались героями былинными, ведь против самой советской власти говорят! И - шок! Я увидел их такими же людьми, как и те, с кем они боролись. Сказка кончилась. В отношении греха и праведности я разницу не увидел. Только политическая база была другая - одни за режим, или в режиме, а другие - против, не вписались в него. Послушаешь, - правду говорят, посмотришь, - а праведности у самих нет?! Все запуталось. И особенно к диссиденствующим больше не тянуло.

И там, и там одни и те же внутренние и внешние по жизни грехи. У Вильгельма же интерес к правде и участие в диссидентском движении были не целью. Он просто не мог их обойти. Этого требовала праведность и жизнь по правде, а не по лжи. 

Была и другая изюминка. Он любил людей, был очень сердечным. Любил и хотел помочь. И помогал.

Вильгельм не вписался в систему, а началось все с детства. Папа арестован, десять лет лагерей, вечная ссылка в Сибирь. Опа (дедушка) арестован, умер в лагере. Дядя Яша в лагерях. Дядя Абрам расстрелян. Это Вилли узнает через сорок с лишним лет, а тогда - взяли и не вернулись. Мама, вся семья, все менониты, все немцы сосланы. Теперь они фрицы и фашисты.

Репрессированы были все. Когда потом, в шестидесятых, семидесятых встречались старики, то не спрашивали друг друга:

- Не коснулись ли тебя репрессии?

 А просто сразу:

- Где сидел? Сколько? Как все было? Где сейчас тот или иной?

На этом фоне прошло виллино детство и юность. Нет, не на фоне - он во всё это был включен сам.

1960-е. Оттепель. Солженицын. Сахаров. Диссиденты.

Все это проходит через виллину жизнь. Сначала радость - издали  «Один день Ивана Денисовича». Вилли привез эту повесть в Усть-Каменогорск, где тогда жили его родители. Он с радостью сообщил, что Солженицыну дали государственную премию. Дядя Яша, прочитав, сказал:

- Нет, тут вполне хватает на Нобелевскую.

Пришла потом и Нобелевская.

А потом - Брежнев. Оттепель закончилась. Общество запрессовано крепко и надолго. У Вильгельма много друзей в диссидентских кругах Москвы и Томска. Огромное количество самиздатской литературы проходит через него. Он её читает, хранит, распространяет. Это было в те времена криминалом. В те годы Вильгельм не выступал открыто, но он открыто не лгал, не жил по лжи, не участвовал в коммунистическом просвещении студентов, что должен был делать каждый преподаватель, а потому в системе был не свой. 

В 1972 году был арестован в Москве друг Вильгельма астрофизик Кронид Любарский за диссидентскую деятельность. Отсидел пять лет. Все эти годы, да и поныне, портрет Кронида открыто стоял у Вильгельма в зале. Вильгельм поддерживал добрые отношения с семьей Любарских. На такое в те времена решался редко кто.

Вильгельм в 70-х годах читает массу самиздатской литературы и официальных газет и журналов. Из каждой газеты найдет, что вырезать. Вырезок этих - сначала кипы, потом - ящики. Нина ругается:

- Совсем науку забросил, всё сидишь со своими газетами.

Наверное, он и сам это понимал, хотя долго признаться себе не хотел. Вода находит русло, а его внутренний человек находил себе выход. Это даже помимо сознания и волевых решений происходило. Но Вилли был упрям. Свернуть его было невозможно.

Сколько веревке ни виться, однако ведь и кончится. Такое положение не могло быть бесконечным.

Три случая правды

Вильгельм вроде так ничего и не сделал против советской власти. Но он трижды не солгал. Он трижды поступил не по лжи, поступил праведно. А это - криминал! Не по лжи, да ещё праведно - так нельзя! Так партия тогда думала.

Случай первый.

Самиздатская литература не могла не попасть в руки компетентные, то есть в руки КГБ. В 1981 году арестованы два друга Вильгельма - А.Ф.Ковалевский (физик, космодранец, диссидент) и А.А.Чернышёв. У них изъята литература.  Вилли успел всё прибрать, да и с обыском к нему не пришли. Но по делу следствия Вильгельм пошел. Допросы. И требуется-то немного. Надо осудить антисоветский поступок своих друзей и впредь заводить их осмотрительней, то есть дружить с людьми проверенными, советскими. Ну, желательно и на кого-нибудь донести, то есть следствию помочь.

Так вот все это ни разу, никак Вильгельм не сделал. Друзей не осудил, ни от кого не отрекся, следствию не помог.

Следователь предупредил:

- На двух стульях Вам сидеть не дадим.

Это имелось в виду - на преподавательском и на диссидентском.

Случай второй.

Ещё в 1978 году из Томского университета с кафедры теоретической физики за веру в Бога изгнали младшего брата Вильгельма - Генриха, теперь уже диакона Геннадия, служившего в г. Анжеро-Судженске.

И вот теперь парторг из ТГУ предлагает Вильгельму прочитать атеистическую лекцию. Сам Вильгельм был тогда ещё в своих внутренних исканиях и верующим не был. Не был он нигде крещенным. Вильгельм отказывается от чтения такой лекции, мотивируя, что и так общественно активен и читает много популярных лекций для населения. Но парторг неумолим - надо атеистическую. Вильгельм отговаривается:

- У меня все родственники верующие, Вы таким образом настроите их против меня.

Парторг мудрый, он предлагает сделать лекцию закрытой. Никто из родственников не узнает. Грубо говоря, ему все равно - хоть в пустой комнате скажи, что Бога нет - и хватит. На это Вильгельм ответил:

- Это я не могу сделать по совести.

- Ах, по совести! - парторгу всё ясно.

Да ещё компетентные люди его спросили:

- А как Вы относитесь к своему брату священнослужителю?

  Он ответил просто:

- По-братски.

Это им тоже не понравилось. Не так должны рассуждать советские преподаватели.

И был третий случай, маленький.

Вильгельм на выборах всегда голосовал «против». Это было то ничего, что он мог сделать по совести на выборах без выборов. А в тот, 1982 год, в день выборов он оказался в гостях у брата, и вовсе не пошел на это праздничное мероприятие, где колбасу и сладости дефицитные давали. Это не прошло мимо внимания компетентных лиц, взяли на заметку.

Дворник-доцент

Настал суд над друзьями. Ковалевского и Чернышева лишили свободы. Было частное определение суда и по Вильгельму. Суд решил, что преподаватель, не осудивший антисоветские деяния друзей, не прочитавший атеистическую лекцию, да и ничего не сделавший для вразумления верующего брата, легкомысленно, несознательно проигнорировавший выборы сплоченного вокруг партии народа, поступает аморально и воспитывать в коммунистическом духе молодое поколение не может. Ну, а раз так, то подлежит увольнению.

Сначала, правда, хотели все это сделать пообидней и не скандально - определить Вильгельма профессионально несоответствующим занимаемой должности. Комиссия была. Определила - лекции читаются на высоком научном и педагогическом уровне. Но, раз не дурак, значит - нехороший, не по той морали.

Вильгельм уволен из ТГУ.

После этого были курсы и работа в пчеловодстве.

Через год уволен по сокращению штатов.

После этого - дворник. Во дворе дома, где жил. Дом девятиэтажный, раскинулся на несколько флигелей, университетский. Утром коллеги преподаватели спешат на работу, двор убран бывшим доцентом. Дети ему помогали. Так было шесть лет.

В большой широкой бороде проседь уже. Говорит Вильгельм давно обо всем открыто. Официальной аудитории у него нет. Но сам он, как голос совести старинного города Томска. Голос совести одного из городов дряхлеющего и окончательно изолгавшегося и запутавшегося в неправде своей СССР. Имя его теперь широко известно. Круг общения с людьми широкий.

Защитник обезоленных

А потом - новое время.

В стране - гласность. Говорить правду стало возможно. И тут заговорили. Началась перестройка. И впервые свободные демократические выборы.

 Вильгельм в 1989 году реабилитирован, хотя и без суда, восстановлен доцентом в университете, с абсолютным перевесом побеждает на выборах в депутаты областного совета.

Для Вильгельма началась новая жизнь. Лекции в ТГУ по небольшой нагрузке - это дань его первой любви, математике. Он всегда оставался в душе математиком и был им. Это было нужно ему. Но сердце, мысли, время и дела были теперь отданы другому - общественному труду, а лучше сказать - служению. Когда в 1993 году в Москве расстреляли Белый дом, а депутатский корпус распустили, Вильгельм перестал быть депутатом Облсовета, но остался в областной администрации, которую в Томске тоже называли Белым домом. Он стал чиновником по реабилитации, защите и помощи репрессированным. Подпольное диссидентство сменилось бурной деятельностью теперь уже государственного правозащитника. Побеждая страшную болезнь, лишившись здоровья и нормальных человеческих сил для его возраста, когда вес его едва превышал пятьдесят килограммов при росте 175 см, Вильгельм неутомим. Защитник обездоленных, страждущих, репрессированных, Вильгельм в полной мере раскрывается в своей любви к людям. Его дом - это бесконечный поток людей, которых обогревала любовь Вильгельма с Ниной, его неизменной помощницей во всех делах.

В страну вернулся А.И.Солженицын. Фасты принимают его в Томске, когда он проезжал из Владивостока в Москву.  С тех пор Вилли - друг великому писателю, читателем и почитателем которого он был уже более тридцати лет, труды которого он распространял во времена идеологического тоталитаризма. Теперь Вильгельм с Ниной распоряжаются Томским филиалом Фонда Солженицына, помогая страждущим и репрессированным.

Со времен перестройки Вильгельм - активный участник и сопредседатель Томского отделения общества «Мемориал». Жена Нина и сын-священник Михаил раскрывают колоссальный материал по репрессиям в Томской области. Издана книга «Нарымская голгофа», а отец Михаил, сын Вильгельма, защищает по этому материалу кандидатскую диссертацию в Московской Духовной Академии. Как и раньше, так и всегда - вся семья живет одним делом. А первым разоблачением преступной власти было, когда ещё в 1979 году Вильгельм и Нина раскрыли людям тайну Колпашевского яра. В Колпашево, на севере Томской области, в 1979 году было большое наводнение. Размыло яр и поплыли по городу человеческие косточки. Возглавлял тогда обком партии ставший в последствии вторым человеком в государстве Е.К.Лигачёв. Подогнали технику. С косточками не сразу, но кое-как справились, людей успокаивать стали. А Вильгельм и Нина открыли всем правду. Правда была проста - это были останки расстрелянных при Сталине.

Вконец обессиленный болезнью, шестидесятисемилетний Вильгельм был уволен из областной администрации в 2004 году. Закончилось время бурной деятельности, когда он помогал людям. Больше он уже не мог.

Его путь к Богу и в Церковь

Наука.Политика.

А где была душа Вильгельма? Какими путями  шла-пробивалась она в этой жизни? Какова была его вера?

Сначала была вера матери.

Вильгельм - дитя родительских молитв. Первые молитвы, первые слова о Боге он слышал и воспринимал дома. Liebe Heiland mach mich fromm, das ich in den Himmel komm, - лепетали его детские уста, ручонки сложены у груди (gefaltet). А потом?

Закружило, завертело, разбросало.

Казахстан. Без отца, без матери. Атеистическое общество, бодро строившее безрелигиозное светлое будущее человечества. Стремительно развивающаяся наука,  раскрывающая тайну за тайной в природе. Как утренний туман рассеиваются религиозные предрассудки, цепляющиеся ещё только за неразумие малограмотных. Высоко восходит солнце науки, наступает день торжества человеческого знания. Все в этом мире управляется неизменными законами природы. Только их незнание может питать религиозную веру.

Уже к старшим классам у Вильгельма вполне формируется научное мышление, рассеявшее начатки материнской веры. Комсомол. А потом университет. К верующим у Вильгельма прекрасное отношение. Он видит и признает их нравственную силу. Он видит их преследование со стороны государства, и тут он целиком на их стороне. Но их вера - это их пережиток. Наука открывает перед людьми новые горизонты.

Вильгельм - фактически атеист. Родители о нём молятся, мама плачет. Однажды мама со скорбью говорит ему:

- Как я хочу, чтобы ты познал истину.

Вильгельм тихо и твердо отвечает ей:

- Я познал истину.

Его истина была в научном познании мира. А ещё - в праведности, которая не оставляла его.

Растут младшие братья. Они с родителями. Растут в вере. Папа запрещает Вилли говорить братьям о своих убеждениях, что Бога нет. Вильгельм не нарушает запрет отца, никогда не заводит с ними на эту тему разговор. При этом он спокоен, он видит, как они тоже с детства увлекаются наукой, в особенности математикой, физикой, историей, и уверен, что подрастут и скоро сами разберутся, поймут. Он мечтает, что когда они вырастут, то вместе займутся чем-то в науке и выйдет статья авторов: Фаст, Фаст, Фаст.

Если папа с мамой при Вилли начинали молиться, он выходил из комнаты. Триста шестьдесят пять раз в году и каждый год, лет сорок, папа с мамой молились об уверовании Вилли. Потом ежедневно это стали делать и младшие братья. Проходишь, бывало, мимо родительской комнаты, дверь её занавешена, только слышен тихий молитвенный плач - об уверовании сына молится мама.

Шли годы. Подрастали братья - они уже студенты, один изучает информационно-вычислительную технику (кибернетику), другой - физику теоретическую, а веру они не потеряли, наоборот, сами уверовали и были активны в своей вере, начали служить Богу в проповеди и молодежном христианском движении.

Среди друзей Вильгельма тоже, оказывается, были верующие. Братья Флоренские в Москве, сыновья знаменитого ученного математика, физика, богослова, отца Павла Флоренского, репрессированного за веру.

Оказывается, верующий православный и А.И.Солженицын, но неверующий академик Сахаров. Всё не так просто...

Из Усть-Каменогорска, Караганды Вильгельму давали книги таких авторов, как Бетекс, Рогозин и других о вере и науке. Апологеты веры убеждали его скорее в обратном, их аргументы были либо устаревшими, либо несерьезными. Не воспринимался пропагандистский религиозный пыл вместо научной аргументации. Не воспринимались книги против эволюции - Вильгельм принимал учение об эволюции в природе, особенно в астрофизике.

В Караганде за веру выгнали из университета младшего брата. Вильгельм открыто заступается за него в деканате КарГУ, а потом помогает ему восстановиться в ТГУ. Теперь два года два брата в одной комнате. Это не осталось бесследным для души Вильгельма в отношении к вере, ведь брат его сколько в университете, столько и в духовных делах. Шокирующим было принятие православия младшим братом менонитом, трудившимся в проповеди Слова Божия. Такого в его роду ещё не было. Атеизм всё более расшатывался в Вильгельме. Всей душой он уже давно с верующими.

- Но только где взять веру в Бога? Не могу же я лечь спать неверующим, а проснуться верующим, - сказал он однажды.

А тут ещё жена туда же. Она из кержаков, у неё все проще, по-народному. Тоже была неверующая. Но крещеная с детства и в храме всегда себя чужой не считала. А потом взяла, да в 1982 году и всех детей покрестила. Вот он и один в семье некрещеный остался.

В том же 1982 году попала в руки Вильгельма книга «Истоки религии» прот. Александра Меня, только имя это тогда не знали, автор был под псевдонимом Э. Светлов. Глубоко верующий автор-священник придерживался взглядов теистической эволюции. Критики эволюции правы в том, что сама по себе она происходить не может, но эволюция есть, а значит, имеется её источник и причина. Этот источник и есть Бог! И многое другое. Впервые наука и вера в Вильгельме вместе разместились, больше они друг другу не противоречат. Ну, это-то ладно, пусть не противоречат. Но это только лишь концепция, теория, а где веру взять? Ведь не скажешь себе - теперь я верю.

Время идет. События одно за другим. Доцент уже дворник.

А ещё в 1988 году съездил Вильгельм с младшей дочкой Анной в Германию, родных посетил, впервые за пределами СССР побывал. Там довелось им посетить институт креационных исследований доктора Шевена. Это его поразило. Теперь он убедился, что не только теистическая эволюция, но и буквальный, по Библии, креационизм тоже вполне может быть научным! Аня с тех пор креационистка убежденная, университет (ТГУ) потом закончит по биологии и на эту тему дипломную работу напишет. Оказывается мамина, без всяких университетов, вера вполне согласна с лучшими университетами Европы...

Вилли не стал тогда сразу же креационистом. Но что креационизм может быть наукой, это он теперь знал.

А молитва об уверовании Вильгельма не прекращалась.

Сам Вильгельм неверующим себя уже не считал. Он стал молиться. С трудом складывались слова в молитву, но он это делал. Родители не поспевали за сыновьями. Для них всегда всё было ясно - вот неверующий, а вот -  верующий. А каков их сын? Они были несколько обескуражены. На золотой свадьбе (1985 год) папа спросил:

- Молитесь ли вы?

О вере-неверии было уже как-то неудобно спрашивать изгнанного за отказ от прочтения атеистической лекции доцента, а ныне дворника. Вилли успокоительно ответил папе:

- Мы все молимся!

Кажется, ему самому было приятно, что он мог так ответить.

В дружном семействе Вильгельма, опредительно, первыми вышли к вере, к Богу его дети - Лена, Миша, Аня. За ними и Нина. Все они уже ходят в храм, молятся, исповедуются, причащаются. Нина даже ворчит иногда, сколько же ещё невенчанными жить будем, грех-то ведь. А Вилли слушает и смотрит на всё это.

И вдруг внезапно болезнь.

Ещё зимой Вилли говорил брату, жаловавшемуся на болезнь желудка, что у него желудок никогда не болел, а ведь ему уже 53 года.

А в апреле у Вильгельма операция - ему полностью удаляют желудок, да ещё и поджелудочную прихватили. Чудом выжил. Но до операции никто не знал - выживет ли? Гарантии никакой.

И вот тут на пути духовных исканий Вильгельма точку ставит Нина, жена его. Рассуждает она конкретно, по-кержацки, просто:

- Вдруг умрешь, как хоронить будем? По-безбожному не годится. Батюшку не пригласишь - некрещёный. Приглашать проповедников-баптистов, чтобы у гроба говорили, что кто без Бога умер, тот осуждён будет, и дальше про ад и упущенный шанс в жизни! - это на похоронах не вытерпишь, не надо. Итак, крестись!

- Так как же в православии-то, а вера отцов? - пытается ещё защититься Вилли.

- А как насчет веры отцов у твоих детей? - парирует Нина, - они православные, у них тоже должна быть вера отца.

Вилли сдался. Накануне операции в Петропавловском Соборе прот. Олег Безруков крестил Вильгельма. Крестил с сохранением имени Вильгельм, которого в святцах Русской Православной Церкви нет. Так благословил настоятель собора отец Леонид Хараим.

Итак, Вильгельм - православный христианин. Долгий путь к Богу завершился у святой купели - вера и Спаситель обретены!

Потом операция. Выжил.

Началась христианская жизнь

Вильгельму не хватало внутреннего религиозного опыта - рождение свыше, крещение Духом Святым, сакральная жизнь веры постигались его душой с трудом. Вильгельму трудно было нагонять упущенные полвека. Вперед шли дети. Не без труда произносил он молитвы своими словами, не без труда осваивал множество уставных молитв. Сказывался возраст, когда трудно начинать что-то сначала.

Но было честное и открытое сердце. Как у тончайшего барометра, чутко реагировала на всё совесть. Никогда не оставляло чувство правды и любви к ближним.

Как свойственно математику, четко исполнялись им все предписания веры и церкви, только совершенно подорванное здоровье не позволяло блюсти всю строгость постов, столь многочисленных в церкви.

Вильгельм - регулярный прихожанин, внимательно участвующий в церковных богослужениях, часто с книжечкой в руках. Вильгельм живо интересуется и живёт приходской и епархиальной жизнью.

В столовой областной администрации один среди многих никогда не стыдится перекреститься перед едой. Никогда не стыдится сделать это и среди своих менонитских родственников.

Православному христианину Вильгельму очень близко менонитство. И тут всё у него естественно сочетается.  Доброе у одних прилагается к доброму у других, а худое и истинное нигде не принимается.

В православии Вильгельм никогда не стыдится своего меннонитства, своего «неправославного» имени. Для Вильгельма существует хорошо или плохо, а не ваше и наше; не то, что безопасно в системе и от чего лучше воздержаться, чтобы жить спокойно, а то, что праведно.

И очередная буря не пронеслась мимо. Странное и не вписывающееся в нормальные рамки поведение первого архиерея новооткрытой епархии вызвало шквал нестроений. Вильгельм мужественно противостал бесчинству. Дело дошло до синода. Архиерей готовил отлучение на Вильгельма. И подписи уже были. Однако произошло иначе. Источник бесчинства был устранён синодом и жизнь епархии постепенно вошла в своё естественное русло. Не думал и не гадал Вильгельм, что и такую брань выстоять придется.

Буря улеглась. Благочестивый епископ свидетельствует в старинном Томске. Но не без потерь была эта брань. Не без потерь для дел церковных, для взаимоотношения людей и для здоровья тоже. Последнее  угасало стремительно.

***

Пока верующие, пока папа с мамой молились о неверующем сыне, среди неверующих его всё чаще называли праведником. На фоне той жизни, которая стала общепринятой, на фоне пьянства и курения, сквернословия и нравственного легкомыслия, на фоне распавшейся в обществе семьи, разводов и легкого поведения, на фоне трусости и неверности выживания ради, на фоне всюду проникающей двойной морали Вильгельм стоял, как крепкое дерево, как древний библейский праведник.

У Вильгельма были проблемы с верой, но в нарушении заповедей - никогда! В каких грехах могли бы его укорить верующие?

Да этих укоризн и не было.

***

Морозный зимний день. Солнце приветливо освещает южный склон горы. На нём ещё один деревянный крест. Куда-то в воздух унеслись слова молитвы священника, когда-то крестившего Вильгельма. Ещё подрагивают плечи Нины. Ближе друг к другу теснятся вокруг креста родные Вильгельму люди.

Внимание малых детей рассеивается. Все они не раз обласканы своим опой, но им уже интересно другое - а что там за горой? Когда-то маленький мальчик Вилли убежал за свою гору искать свой центр земли, а теперь уже эти малыши побегут искать свой центр земли. Побегут дорогой длиною в жизнь.

***

Из Москвы пришла правительственная телеграмма. Депутат Государственной Думы выразил участие в скорби родных Вильгельма и написал:

- Я учился у Вильгельма любить людей.

Прот. Геннадий ФАСТ

7 марта, 2005 г., Енисейск

Фото о. Александра КЛАССЕНА

КИФА №3 (30) март 2005 года