Равенство и старшинство

Из интервью с духовным попечителем Преображенского содружества проф.-свящ. Георгием Кочетковым

Христос и святой Мина. Коптская икона, VI в.

О. Георгий: В прошлом году тема конференции нашего Содружества звучала так: «Общность, общение и община в современном мире». Это было напрямую связано, условно говоря, с горизонтальным измерением жизни, с чувством равенства людей пред Богом и с желанием выразить это в любви и общении. Но есть ведь и другое измерение, которое - тоже немного условно - можно обозначить как вертикальное. И тут возникает вопрос: как это измерение реализуется в отношениях людей с Богом и в их отношениях с другими людьми? Как это происходит в обществе и в церкви?

С одной стороны, это вертикальное измерение базируется на равенстве благодатного призвания, ибо все призваны ко спасению, все призваны к познанию Истины: «Да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобой Иисуса Христа». С другой стороны, церковь не терпит уравниловки. Это понятно: есть разные духовные дары, есть разные служения, есть забота о младших, есть сами эти младшие, а значит, и старшие по отношению к ним.

***

- У меня ещё один вопрос по названию конференции. Сколько я помню, темы наших конференций всегда заканчиваются одними и теми же словами: «в церкви и в обществе». Эти слова действительно что-то значат?

О. Георгий: Конечно, значительно легче было бы сделать конференцию только по церковному аспекту жизни или только по аспекту социальному. Скажем, по той же проблематике старшинства и иерархичности. Было бы очень интересно говорить об этом только в социальном контексте. Но также было бы интересно и полезно говорить, исходя из опыта церковной жизни.

- Если богословский институт сфокусировался бы только на социальных аспектах, это было бы довольно странно. Скорее, для него естественно рассматривать внутрицерковные аспекты. Тут никто не спросит, почему вы именно так ставите вопрос. А когда тема звучит «в церкви и в обществе», тогда возникает вопрос: а общество-то - зачем оно вам?

О. Георгий: А потому что мы уверены, что раскол жизни на собственно духовную и светскую существует только как пережиток. Мы должны преодолевать этот раскол, мы должны нести ответственность как за церковь, так и за общество. Наша жизнь едина, у нас нет двух жизней. У нас нет отдельно семейной жизни, отдельно профессиональной, отдельно культурной, отдельно политической, отдельно собственно церковной. Для нас всё это - церковная жизнь. Можно быть политиком в светском государстве, но воспринимать это как своё церковное призвание и служение.

- То есть можно было бы вместо слов «в церкви и в обществе» говорить «в христианстве»?

О. Георгий: Да, но для многих христианство - это или только культура, или только культовая сфера, или только сфера профессионально-иерархическая. Очень мало для кого христианство - это ещё и народ, и общество, и история и т.д. Поэтому, если сказать просто «в христианстве», у некоторых могут возникнуть совсем не те ассоциации.

- То есть мы говорим «в церкви и обществе», чтобы подчеркнуть, с одной стороны, целостность христианской жизни, христианского мировоззрения, а с другой - ответственность церкви (и в том числе Преображенского содружества) не только за себя, но и за общество и вообще за мироздание?

О. Георгий: Совершенно верно. Мы так говорим, чтобы не было двусмысленности. И чтобы мы могли приглашать на наши конференции самых разных людей. Даже если они, допустим, нецерковные или других вер или исповеданий. А почему нет? Опыт предыдущих конференций показал, что среди них есть интересные люди, которым есть что сказать. Они могут быть атеистами или иудаистами, или мусульманами, или, тем более, неправославными христианами. Почему нет? Если человек качественный, если он хотя бы свою тему знает и выражает качественно, то я считаю, что его участие может быть очень полезно.

***

Проф.-свящ. Георгий Кочетков (справа) и Сергей Смирнов

О. Георгий: Да, прежде всего, анархия.

- Ясно, что это плохо и для общества, и для церкви. Я думаю, какие бы искажения иерархичности ни брать, всё равно анархия будет хуже.

О. Георгий: Еще антоним: «уравниловка».

- А равенство?

О. Георгий: Это тоже в каком-то смысле антоним, но здесь есть положительная сторона. Я уже говорил, что церковь с самого начала воспринимала себя как единство равных пред Богом, равно одарённых благодатью, равно спасённых. Так же, как и соборность всегда предполагала максимальную духовную отдачу и максимальную духовную ответственность каждого члена церкви в их единстве и взаимосвязи. Причём единство имелось в виду всякое - и вертикальное, и горизонтальное. Но потом все расслоилось, разделилось - в основном, конечно, по грехам человеческим, как клира, так и мирян. Расслоились границы церкви - канонические, мистериальные, мистические и т.д. И, конечно, стали уходить на задний план понятия равенства и соборности. А на первый план стал выходить антагонизм иерархичности и анархии.

- Мне идея равенства всегда была очень симпатична. Мне со школы очень нравились слова, что «нет ни мужского пола, ни женского, ни эллинов, ни иудеев, ни рабов, ни свободных». Но с течением лет я всё острее воспринимаю неравенство. Раньше я как-то не замечал, что цена христианскому равенству - Крест, на котором убивается вражда. И слова о том, что нет мужского и женского пола, обретают свое истинное звучание, когда в качестве предпосылки принимается полная их противоположность. Так же, как противоположность раба и свободного, эллина и иудея. В естественном, природном порядке как бы ничего общего между ними нет. И вот это полное отсутствие общности, полное разделение, полная противоположность - именно она убивается на Кресте. А если Крест убрать или «вынести за скобки», получится ложно понятое равенство: феминизм, социализм, космополитизм. Получится то равенство, которого фактически нет и никогда не будет. А если оно где-то и внедряется, то не ведет к раскрытию образа Божьего в человеке, а, наоборот, его еще больше корежит.

О. Георгий: Совершенно верно. Но равенство остаётся величайшей ценностью христианской жизни. Мы действительно все равно призваны, мы все равно получаем благодать, мы все равно становимся царственным священством и уделом Божьим. И хотим мы того или не хотим, в церкви нельзя убить это или совсем отменить. Иначе мы отменим вообще Новый Завет, новозаветную жизнь.

***

- Ещё один антоним к иерархичности - неиерархичность. В связи с этим вопрос: чем анархия отличается от неиерархичности? Ведь этимологически это почти одно и то же, только частица «не» в одном случае звучит по-гречески, а в другом случае - по-русски. А смысл вроде бы разный получается.

О. Георгий: Ан-архия и не-иерархичность... Конечно, в значении этих слов - разница большая. Ан-архия - это отрицание принципа первенства, то есть такого вида старшинства как первенство, начальство. А не-иерархичность этого принципа не отрицает. Допустим, мы считаем наше братство неиерархическим. Но мы ведь не отрицаем старшинства, принципа старшинства. А иерархию мы в нашем братстве не заводим принципиально. Никакие виды иерархии у нас не присутствуют. Даже если к нам в братство вступает человек, облеченный саном, всё равно мы будем к нему относиться как к брату. Конечно, со всем уважением к его положению и сану, со всем признанием его функций. Мы можем называть его, допустим, его преподобием или его преосвященством, но для нас он будет прежде всего - братом. Если он - член братства.

- Что значит неиерархичность братства?

О. Георгий: Неиерархичность предполагает, что мы не устанавливаем параллельной иерархии. Мы не устанавливаем дополнительной иерархии там, где она уже есть. В церкви есть иерархия. Хороша она или плоха, оправдывает она своё существование или не оправдывает, но она есть. Мы ничего не разрушаем, мы ни с чем не боремся из того, что есть. Мы показываем ту жизнь внутри братства, которая нам кажется наиболее адекватной Евангелию на сегодняшний день, в современных условиях жизни. И всё. Неиерархичность братства говорит о том, что мы сами свою братскую и общинную жизнь не устраиваем по иерархическому принципу. Но мы вовсе не анархисты - именно потому, что мы признаём церковную иерархию.

***

- Если теперь вернуться к теме антонимов... К «иерархичности», оказывается, довольно много можно антонимов придумать, а вот к «старшинству» - сложнее.

О. Георгий: «Старший» - «равный». Здесь только так, ничего другого нет.

- Ну, я ещё несколько придумал. Вот, например, «хамство». Если брать библейский контекст, то это как раз антоним.

О. Георгий: Ну, нарушение отношения к старшим, дискредитация старших...

- Если искать примеры из области политики, то их не так много. Вот, скажем, хунвейбины в Китае. Или, допустим, у нас после революции были комиссары. В армии вроде бы были старшие, были эксперты, были командиры, но к ним ещё приставлялся такой особый человек, который не был старшим, приказов не давал, но всегда мог всё поставить под сомнение и мог старшего сместить. Получалось, что приказания старших выполнялись, но только в том случае, если эти приказания устраивали комиссаров, которые обычно не были специалистами в военном деле и потому не могли нести необходимой ответственности.

О. Георгий: Иногда комиссар мог принимать решения, мог и отменять приказ старшего, мог заместить собою старшего...

- Ну, это, наверное, уже зависело от личности - от энергии, характера, честолюбия и т.д. Однако сама трудность в придумывании антонимов, а также «экстремальность» тех примеров, которые приходят в голову, показывают, что принцип старшинства действительно универсален. То есть не может человеческая жизнь быть устроена на каких-то других основаниях.

О. Георгий: Конечно. И почему мы говорим сейчас о равенстве как о единственном существенном антониме? Потому что равенство - это конституирующий принцип горизонтальных отношений, а значит, и общения. А старшинство - конституирующий принцип вертикальных отношений, к которым, в каком-то смысле, относится апостоличность, если можно так выразиться. Конечно, апостоличность - как свойство Церкви - включает в себя не только этот аспект, но в том числе и этот. Мы верим в одну Церковь, но она, с одной стороны, построена на горизонтальном единстве (соборности), а с другой стороны - на вертикальном единстве (апостоличности).

- Это легко понять, если воспользоваться, по апостолу Павлу, образом Церкви как Тела Христова. Ведь в теле все органы разные - нос, рука, глаз... Никакого равенства.

О. Георгий: Он так и говорит, что есть более важные и менее важные члены, более почётные и менее почётные. А когда речь идёт о почёте, о чести, это всегда иерархия, это всегда старшинство очень определённого рода.

- И всегда неравенство, потому что не может быть, чтобы в теле были одни только уши или одни только глаза.

О. Георгий: И всегда неравенство. Да, апостол Павел был против всякой уравниловки. Это очень важно. Как очень важно не злоупотреблять принципом старшинства и, тем более, иерархии, так же очень важно не злоупотреблять принципом равенства.

- В нашем разговоре уже возникала тема различия функций. Но ведь едва ли не основная функция старшинства - это передача традиции, а в церкви - передача предания. То есть это личное свидетельство о том, как было и как правильно. А для этого нужно долго жить - чтобы знать, как было. Поэтому старшие ценятся там, где ценна традиция. Скажем, в первоначальной церкви особо ценились те, которые знали Христа по плоти. Потому что они видели и знали то, чего другие уже никогда видеть и знать не будут.

О. Георгий: Конечно. Отсюда возникло и духовное отечество. Отечество, отцовство - это как раз передача традиции. Это то неравенство, которое позволяет низшим чинам стать выше, возрастать до полноты возраста Христова, что по апостолу Павлу и есть цель жизни каждого человека. Это и было приобщением к дару обожения человека, которое ставится выше всего. Оно же было делом не просто человеческим, но и синергическим сотрудничеством с Богом.

- Если старшинство - это передача жизни, традиции, то иерархичность в этом контексте, скорее, представляется как способ управления. Потому что старшие имеют авторитет, но управляют не всегда они, особенно когда ситуация не экстремальная. Во всяком случае, если взять за образец то, что называется традиционными обществами.

О. Георгий: Апостол Павел прямо говорит о даре управления. Неслучайно именно этот дар всегда - или, во всяком случае, изначально - воспринимался как основоположный для епископа. Это именно дар Святого Духа, а не просто организационно-административная властная функция.

- И не просто организационные способности?

О. Георгий: Да, не просто организационные способности.

- Но за чем должен надзирать надзиратель? За жизнью членов общины или за передачей традиции? Все-таки для передачи традиции нужна память и традиционное старшинство. С другой стороны, в церкви, действительно, каждый может приобщиться благодати независимо от возраста.

О. Георгий: В древности было и то, и другое. В первую очередь епископ отвечал за миссию и катехизацию (то есть передачу предания), а с другой стороны, наблюдал за жизнью каждого члена общины. Для того просто, чтобы волки не схватили слабенькую овцу, не увели её в лес и не съели. Вот и всё. То есть было две половины, две основных функциональных стороны жизни епископа, его служений. Отсюда же выросли определённые акценты богослужений: первая половина литургии учительная (литургия Слова), а вторая половина - евхаристическая литургия, которая как раз предполагает особый способ жизни и взаимоотношений людей друг с другом и с Богом. Вот это и есть как бы первооснова смысла устроения церковной жизни через епископа.

Беседовал Сергей Смирнов.

Фото Кирилла Мозгова

Полный текст интервью будет опубликован отдельной брошюрой

КИФА №11(117) сентябрь 2010 года