Миссия: повеление или призыв? Из доклада проф. Петроса Василиадиса «Всемирная миссия и задача православных христиан»  ПЕТРОС ВАСИЛИАДИС (Салоники) - профессор, преподаватель Нового Завета и миссиологии Фессалоникийского университета, президент Всемирной конференции Ассоциаций богословских школ (WOCATI). Область интересов - библеистика, литургика, экуменизм. На русский язык переведены статьи «Эсхатологическая экклезиология: выходя за пределы традиционной евхаристической экклезиологии», «Таинство покаяния».
Ранняя церковь начиналась как харизматическое движение. У неё не было собственности, не было программы действий, не было институционального центра. Первохристиане стремились обрести свое место во враждебном им мире через воспоминание Иисуса Христа и ожидание грядущего конца времен. Их миссией был простой призыв к остальным людям присоединиться к их движению и приготовиться к концу века сего. По мере того, как христианство распространялось в мире, говорившем на греческом языке, христианское понимание миссии испытало влияние греческой философии. Когда перестала остро ощущаться возможность скорого пришествия Христа и церковь обрела устойчивое положение в мире, у нее неизбежно появилась вполне конкретная миссия спасения мира через возвышение человеческой природы до божественной. Как знамение и символ божественного присутствия в мире, церковь призывала людей к мистическому приобщению к Богу. Если попытаться найти в Библии отрывок, выражающий основание миссии Церкви в этот период, то это, несомненно, Ин 3:16: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную». Бог возлюбил нас, и миссией христианства стала любовь и поклонение Богу. Когда христианство пришло в Западную Европу, оно восприняло наследие римской цивилизации и приобрело черты законничества. Средневековая церковь в Европе основной упор делала на греховности людей и говорила об обетовании спасения через веру во Христа. В результате латинская церковь понимала миссию как долг, а не как служение и посвящение Богу. Ее характерной чертой было развитие христианской цивилизации, а миссией - укрепление ее власти и распространение ее влияния по всему миру. Библейским основанием богословия миссии средневековой латинской церкви, несомненно, можно считать Лк 14:23: «И сказал господин рабу: "Выйди на дороги и к изгородям, заставь людей войти, чтобы наполнился мой дом"». Чтобы донести до людей свой призыв, латинская церковь предпринимала крестовые походы. Однако плодами такого миссионерства было распространение христианской цивилизации, но не Царства Божьего. На протяжении столетий у многих людей и церковных деятелей имперские амбиции западного христианства стали вызывать негативную реакцию. Протестантские реформаторы (Мартин Лютер, Жан Кальвин и др.) в противовес такому законническому пониманию христианской миссии выдвигали богословскую концепцию, утверждавшую, что спасение дается Богом как дар в Иисусе Христе. Они настаивали на том, что греховная, падшая природа человека ни на что не способна без божественной благодати. Они ссылались на целый ряд мест Писания, чтобы обосновать разные подходы к миссии. Говоря о важности веры, они цитировали Рим 1:16: «Ибо я не стыжусь Евангелия, потому что оно есть сила Божья ко спасению каждому верующему: как иудею, первому, так и эллину». Вновь возвращаясь к чаяниям ранних христиан о скором пришествии и воцарении Бога, они цитировали Мф 24:14: «И будет проповедано это Евангелие Царства по всей вселенной во свидетельство всем народам; и тогда придет конец». На протяжении XIX-XX веков во всем христианском мире постепенно возобладало универсалистское понимание миссии, которое основывается на одном главном евангельском тексте, Мф 28:18-20: «...дана Мне всякая власть на небе и на земле. Итак, идите, научите все народы, крестя людей во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я заповедал вам. И вот, Я с вами все дни до конца века». Понимаемая таким образом, миссия в конечном итоге сводилась только к заповеди Христа идти в мир, и никто не пытался осмыслить троичный аспект этого стиха. Богословие миссии в этом случае не слишком отличалось от богословия средневековой церкви в том смысле, что христиане и теперь занимались миссией «из послушания». Таким образом, миссия была больше повелением, чем призывом. Из-за этого и «Великое поручение» обычно понималось как «священное бремя». Бог спасает человечество и требует, по этой логике, чтобы все народы уверовали в Него. К несчастью, несмотря на то, что «Великое поручение» действительно подвигло сотни христиан-миссионеров строить школы и больницы и совершать множество добрых дел во имя Божье, оно же и создало определенные проблемы. Зачастую такой подход претендовал на исключительность, отрицая все другие формы христианского свидетельства. Неслучайно именно «Великое поручение» стало самым цитируемым библейским текстом в современном экуменическом движении. Это не тот тип миссии, который провозглашает Евангелие как «Благую весть», это миссия из послушания Божьей заповеди. Кроме того, концепция миссии как «Великого поручения» многое позаимствовала у западного Просвещения XVIII века. Как отмечает Дэвид Бош, современные миссионеры восприняли большую часть современного интеллектуального/научного багажа модернизма: деление на субъект и объект, убеждение, что любая задача и проблема имеет решение, а также идею автономности индивидуума. Идеи Просвещения породили преувеличенное представление о «разумности» человека, в связи с чем у людей на западе развилось чувство превосходства по отношению к «примитивным народам». Из-за этого миссионеры стали обращаться к людям иной культуры, и даже иной христианской традиции - включая православную, - как к низшим по отношению к себе. Божественная миссия стала пониматься как нечто зависимое от человеческих усилий, что и породило нетрезвенные универсалистские представления. Христиане так уверились в своих силах, что стали думать, что смогут исправить все зло этого мира. К сожалению, эти ошибки нередко повторяют сегодня и православные. В последние годы современное богословие миссии стало меняться. В эпоху экуменизма, после долгих и серьезных размышлений, в частности во многом спровоцированных идеями православных богословов, христиане стали не только подвергать сомнению вышеназванные взгляды эпохи Просвещения, но и начали разрабатывать более глубокое богословие миссии. Можно назвать следующие важные переходные стадии: а) от missio christianorum (миссии христиан) к missio ecclesiae (миссии Церкви); б) последующее признание, что субъектом миссии является даже не Церковь, будь то в институциональном плане или через своих членов, но Сам Бог, что обусловило переход от missio ecclesiae (миссии Церкви) к missio Dei (божественной миссии), которую, однако, западное христианство какое-то время ограничивало только Христом (missio Christi). Некоторым представляется, что библейским основанием этого нового богословия христианской миссии может быть или 1 Пет 3:15-16: «...будьте всегда готовы всякому, требующему у вас отчета в вашем уповании, дать ответ с кротостью и благоговением» - или 2Кор 5:18: «Все же от Бога, Иисусом Христом примирившего нас с Собою и давшего нам служение примирения». -------------- Полностью доклад опубликован в сборнике материалов международной конференции по миссии в Восточной Европе. КИФА №8(114) июнь 2010 года |
