Письмо в редакцию
В редакцию пришло письмо - отклик на материал о смертной казни, опубликованный в «Кифе» N№ 15 (105). И хотя тезисы этого письма прямо противоречат позиции нашего издания, мы публикуем здесь и само это письмо, и - в качестве своеобразного ответа на него - фрагмент радиопередачи, посвященной той же теме. Мы хорошо понимаем, что отмена смертной казни - это лишь первый шаг на пути возрождения в нашем обществе уважения к жизни. Пока что и распространенность практики абортов, и очень ясно видная по материалам этой страницы склонность многих людей оправдать и разрешить эвтаназию продолжают препятствовать исцелению нашего народа от того пренебрежения к жизни и достоинству человека, которое стало одним из самых тяжелых последствий минувшего двадцатого века. Когда речь идет о принятии государственного закона об эвтаназии, следует помнить, что этот закон касается всех: верующих и неверующих, точно так же как закон о свободе вероисповедания касается всех. Многие люди, в том числе и верующие, охотно соглашаются с правом человека на веру и мировоззрение. Казалось бы, это очевидно. Но понимают ли они сами, с чем они соглашаются? Давайте задумаемся: почему Католическая Церковь, несмотря на свой изощренный философский аппарат, только в XX веке официально признала свободу вероисповедания в «Декларации о религиозной свободе» (7 декабря 1965), а у РПЦ, например, до сих пор нет четкого документа по этому поводу? А дело в том, если продумать вопрос до конца, что право на свободу совести и вероисповедания предполагает не только право и возможность исповедания истинной веры и спасения в вечности, но и право и возможность вечной погибели. Конституционная свобода совести и исповедания не исключает, например, сатанизма. Юридическое государственное законодательство не знает таких терминов и не ранжирует религии по степени их истинности. Именно поэтому Церковь долгое время выступала против свободы совести, как пустой формальной свободы. Но все-таки в силу разных исторических причин эта свобода Католической Церковью была признана по принципу выбора из «двух зол».  А теперь задумаемся: если человек имеет юридическое, признанное Церковью, право на вечную погибель (духовное самоубийство), то почему Церковь должна отказывать ему в таком же праве на физическую смерть, т.е. эвтаназию (физическое самоубийство)? Таким образом, закон о свободе совести предполагает автоматически закон, легализирующий эвтаназию. Любой человек, признающий правила формальной логики, должен с этим согласиться. Иначе получится противоречие: Церковь признаёт право человека на вечную погибель, но не признаёт его право на погибель физическую. Возражение здесь может быть только одно: вечную погибель, если она состоится, определяет Бог, а физическую смерть себе назначает человек. Но вопрос в том, может ли Церковь предписывать правила умирания атеистам, например?
Могут сказать, что государственные законы существуют для всех граждан, независимо от их религиозной принадлежности, а верующие люди не должны признавать некоторые законы, например, об эвтаназии. Правильно. Но никто и не принуждает верующего прибегать к эвтаназии, как и закон о свободе совести не принуждает верить в извращенные формы религии. Для своих чад, т.е. верующих, Церковь может издать свои рекомендации относительно эвтаназии, но на государственном уровне она должна признать право человека на свою физическую смерть, как она уже признала право человека на вечную смерть. Конечно, правоприменение закона, легализирующего эвтаназию, будет в наших условиях извращаться. Но это уже другой вопрос. Ни один закон сам по себе не гарантирует отсутствие злоупотреблений. Чему нужно, конечно, активно противостоять. Игумен Вениамин, СПб Фото: Николай Пундани (baznica.info) Мы призваны к тому, чтобы побеждать страдание. Фрагменты радиопередачи о проблеме эвтаназии >> КИФА №1(107) январь 2010 года |
