Важно не опускать руки и продолжать объяснять людям, что такое вхождение в Церковь Интервью с епископом Саратовским и Вольским Лонгином Епископ Лонгин с группой паломников из Воскресенского малого православного братства. Саратов, июль 2009 г.
Маргарита Шилкина: Владыка, мы уже три дня в городе, были во многих соборах. Нам везде удалось поговорить и со священниками, и с прихожанами. Много интересного нам рассказали об истории храмов. Но все-таки вопрос о сегодняшнем дне. Мы знаем, что в епархии уделяется внимание подготовке к крещению, какому-то научению вере прихожан. Как это дело «сдвинуть с места»? Почему, на Ваш взгляд, так мало людей обычно откликаются на приглашение на катехизацию, на встречи в храмы, на учебу? Епископ Саратовский и Вольский Лонгин: Я думаю, что людям нужно настойчиво, на протяжении длительного времени говорить об одном и том же. Другого выхода, честно говоря, я не вижу. Сегодня идеология потребления стала господствующей, победившей идеологией. И она, к сожалению, пронизывает абсолютно все сферы человеческой жизнедеятельности. Очень печально, что эта идеология во многом проявляет себя и в церковной жизни. Иногда со стороны критиков Церкви можно встретить такие инвективы: мол, она не занимается людьми, поощряет обрядоверие, превращается в комбинат ритуальных услуг... Это стандартный набор обвинений. Наверное, какие-то из них можно рассматривать, обсуждать, можно дискутировать по этому поводу, но на самом деле основная проблема не в том, что Церковь - некая косная организация, которая не хочет, не умеет и не будет меняться в соответствии с потребностями времени. Дело в том, что очень сильно изменились люди. Огромное количество людей хочет относиться к Церкви именно как к комбинату ритуальных услуг, как к магазину, куда пришел и вот - «извольте обслужить, а мы потом посмотрим, хорошо обслужили или плохо». Все шесть лет своего пребывания на кафедре я требую не крестить взрослых людей без минимального научения вере, без оглашения, без того, чтобы человек не прочитал хотя бы одно Евангелие, без того, чтобы человек не познакомился с таинством крещения, с тем, что будет происходить во время таинства. Из десяти взрослых человек, обратившихся в храм с просьбой о крещении, после этих слов девять уходят. Они пытаются найти другие храмы, где проще, где от них ничего не требуют. К сожалению, это наша реальность. Значительное количество духовенства не хочет усложнять себе жизнь. Но проблема и в том, что, повторюсь, из десяти приходящих девять человек не хотят этого научения, относятся к нему буквально как к некой навязываемой услуге. Знаете, в советское время была практика «дополнительного товара»: ты купил хорошую книгу, за которой все гоняются, а тебе вдогонку дали еще и стенограмму очередного съезда. Отношение людей к предкрещальной катехизации абсолютно такое же. Это отражает искреннее отношение всех - и у христиан, и у нехристиан - к религии и к вере как к некому «довеску» в жизни, приобретаемому «на всякий случай», как к амулету. Это общечеловеческая тенденция, поэтому наша задача состоит в том, чтобы не опускать руки и продолжать объяснять людям, что такое Церковь, что такое вера и что такое вхождение в Церковь. Действительно, огромное количество крещеных православных людей, которые не просто крещены, а называют себя православными людьми, таковыми по жизни не являются. Мы это знаем, мы об этом много говорим, но на самом деле что-то сделать с этим можно только очень долгим воспитанием и воцерковлением людей. Епископ Лонгин: Мы православная страна по происхождению, это факт исторический, и поэтому, с одной стороны, нам легче: когда мы говорим о Христе и православии, тогда мы на некотором, я бы сказал, генетическом, уровне находим отклик у большинства людей. С другой стороны, мы несем бремя народной Церкви, которого не несут православные где-нибудь на Западе. Они ведь не считают своей обязанностью заботиться о воцерковлении всего окружающего населения. Есть община, она живет, и, в общем-то, самодостаточна. Так же живут наши старообрядцы: скажем, принесут покойника к ним в храм (о заочном отпевании они даже говорить не будут), они спросят: ходил ли он в храм. Нет, не ходил? Исповедовался, причащался? Нет? Извините, пожалуйста... Нам ставят в упрек - вот вы всех подряд крестите, всех подряд отпеваете... Это не секрет, что все молятся о своих усопших. И приходят в церковь люди, которые, может быть, в церковь не ходили и не ходят, но помолиться о своих близких, поставить свечки, записки, отпеть, панихиду отслужить приходит все-таки гораздо больше людей, чем, скажем, в воскресный день на службу, на литургию. Маргарита Шилкина: Я первый раз в жизни сама так пришла в церковь, когда умер близкий человек. Еп. Лонгин: Да, но если подходить к этому строго, согласно смыслу канонов - не букве, а духу, то об этих людях нельзя молиться, потому что больше 90% тех, о ком таким образом молятся, к церкви не имели никакого отношения на протяжении своей жизни. Однако мы это делаем - и правильно делаем: мы не можем замыкаться в себе, как старообрядцы, сказать, что в миллионном городе нас пятнадцать человек и все, а все остальные под наши критерии не подходят, двери перед ними закрыты. Церковь в таком случае перестанет быть Церковью, и слова «Идите в мир и проповедуйте Евангелие» забудутся. Поэтому нет простых решений, нет ответа, который был бы действенным для всех случаев жизни. Это касается и крещения, и участия людей в других таинствах и обрядах Церкви. Не очень хорошо, когда в пасхальную ночь не только верующие стоят, но и любопытствующие, только что выпившие пива. Плохо. Но правильно ли было бы закрыть перед ними дверь, как закрывали в советские годы? Конечно, неправильно. М. Шилкина: Но все-таки в Церкви есть место для членов Церкви и для оглашаемых, для тех, кто участвует уже в службах, но не подходит, скажем, к причастию. Еп. Лонгин: Я знаю проблематику, которой живет ваше братство, и не скажу, что я как-то отрицательно отношусь к тому, что делается вами, потому что затрагиваются действительно болевые точки в нашей церковной жизни. Просто дело в том, что нет на них такого быстрого, правильного и одинакового для всех ответа. Я думаю, что многие из вас это тоже поняли, когда столкнулись с реальной жизнью, повседневностью, в том числе, христианской повседневностью, не только в церковной, но и в личной, семейной, общинной жизни. Понятно, что не все просто, есть вещи, на которые нет простых ответов. Оптимальной практика может быть, наверное, в общине, там, где действительно складывается приходская жизнь. Но для этого нужно огромное количество приходов. Как в Греции: в каждом квартале - церковь. В миллионном городе Фессалоники четыре епархии. У меня есть очень близкий знакомый - митрополит Эласонский Василий. У него епархия, в которой всего лишь 60 приходов, есть несколько монастырей, около 70 священников, газета, радиостанция и еженедельная телепередача. А живет в его епархии 30 тыс. чел. Вот я приехал в Саратовскую епархию, где живут 2,5 млн чел. У нас есть город Балаково, в котором живет 210 тыс., в нем был один храм. Можно в этом храме организовать общину, идеал которой вы носите в своем сердце? В принципе невозможно, потому что в этом храме было два священника. Вот сейчас у нас там 7 храмов и 14 священников, и все равно далеко еще до этого идеала. Там где получается, где община складывается - хорошо, слава Богу. Я думаю, что рано или поздно чин оглашения вернется в нашу жизнь, но везде по-разному. Не должно быть каких-то попыток все унифицировать, привести к единому мнению, каким бы оно ни было - очень консервативным, либеральным или центристским. Дело в том, что жизнь церковная богата и разнообразна, и надо просто отвечать на те вызовы и те условия, в которых эта жизнь осуществляется. М. Шилкина: Владыка, по этой теме у меня еще один вопрос: могут ли миряне как-то помогать священникам, и как их готовить к этому? Еп. Лонгин: Обязаны и должны! Во всех своих проповедях я всегда к этому призываю. На самом деле в хороших приходах так и делается. Как могут миряне помогать священникам, не беря на себя каких-то священнических функций? Есть масса видов служений, которые в церкви обязаны совершать миряне. У нас очень часто, когда говорят о клерикализме или о том, что есть некая «выделенность» священника из общей массы, говорят об этом как о недостатке Церкви. На самом деле главная проблема в том, что иждивенческое отношение к Церкви воспитывается даже у самых верующих людей. Они начинают относиться к ней как к чему-то, за что отвечают архиереи и священники. А что там делается, как делается, начиная с вопросов экономических, таких как содержание храма, и кончая вопросами духовной жизни - например, общения с новопришедшими людьми, - это никого не интересует. Это плохо. Поэтому - я думаю, каждый архиерей вам это скажет - там, где есть нормальная приходская жизнь (а к ней необходимо стремиться), в той или иной форме участие мирян в служении церковном происходит. Проблема в том, что далеко не каждый готов уделять этому свое личное время. Когда мы говорим о харизматах, о баптистах, адвентистах, я всегда привожу их в пример. Почему их миссия, не скажу, что более успешна, чем наша - слава Богу, пока православная миссия более успешна - но более заметна? Потому что каждый из них считает своим долгом проповедь Евангелия. Мы говорим о том, что у них нет Церкви. Но они занимаются тем, чем должны заниматься мы! А почему мы относимся как потребители к Церкви, в которую пришли, получили и ушли домой? Вот это очень большая проблема. Но опять же, ее невозможно решить «сверху», невозможно приказать всем. Тема веры настолько деликатна, что здесь нужно взращивать какие-то добрые явления так же, как садовник взращивает сад, а это достаточно долгий труд, прежде чем появятся плоды. М. Шилкина: Сегодня в Духосошественском соборе очень долго и горячо отец Андрей рассказывал о годах советской власти, о 20-30-х годах, о новомучениках, епископах, священниках, рассказал о бабушках, которые тогда как раз брали что-то на себя и старались помогать священнику. Вчера мы были на Воскресенском кладбище и видели могилы владыки Вениамина и расстрелянных священников. Порадовало, что они все ухоженные, чистенькие. Что делается в епархии для того, чтобы не только священники, но и миряне знали эти имена, их подвиги? Еп. Лонгин: У нас достаточно большая издательская деятельность, наверное, один из самых больших епархиальных издательских отделов. Многие журналисты работают в наших епархиальных СМИ, у нас очень хорошая связь со светскими изданиями, и в них с той или иной степенью регулярности выходят приложения, посвященные духовным и церковным проблемам. Мы всегда стараемся рассказывать людям о подвиге новомучеников, потому что я считаю, что все доброе, все положительное, что мы сегодня видим во внутрицерковной жизни, - плод их страданий. Это, к сожалению, слишком мало осознается по-настоящему. В этом беда нашего времени, очень «спешащего», предпочитающего пользоваться, но не вдумываться. Тем не менее, большая часть этой работы совершается мирянами. У нас есть молодежное общество, несколько филиалов, у нас есть неформальное миссионерское общество. У нас есть православное общество при нескольких вузах, историческое общество, которое как раз занимается Воскресенским кладбищем - главным некрополем нашего города. Все это постепенно растет. М. Шилкина: А складывается ли какой-то архив епархии, посвященный священникам, пострадавшим в годы репрессий? Еп. Лонгин: Да, у нас есть такая деятельность, более того, мы очень активно работаем с Федеральной службой безопасности, и находим все, что можно, касающееся наших новомучеников и исповедников, просто репрессированных мирян, которые отдали жизнь за Христа и за Церковь. М. Шилкина: Спасибо огромное за интервью и за то, что Вы делаете в епархии. Еп. Лонгин: Храни вас Господь. Саратов, июль 2009 г. КИФА №14(104) ноябрь 2009 года |