Церковь не может жить вне исторической памяти Интервью с Натальей Дмитриевной Солженицыной  «Кифа»: Наша газета старается постоянно поддерживать тему исторической памяти (рубрики «Между прошлым и будущим», «Живое предание», «Открытая Встреча»). Что Вы думаете об актуальности этой темы сейчас и в церкви, и в обществе? Что могли бы верующие люди сделать для преодоления забвения?
Н.Д. Солженицына: Трудно назвать тему более актуальную. Церковь вообще не может жить, не может оставаться сама собой вне исторической памяти. Общество - может, но с последствиями неизбежно тяжелыми. Человек, не ощущающий себя в истории, живущий только современностью - не может быть разумным строителем будущего. Разрушенная преемственность, разорванная непрерывность социального бытия не могут быть залечены ничем, кроме исторической памяти. В бурные и тяжелые для общества времена историческая память становится реальной силой, одновременно и якорем, и леером, и мачтой. Люди - верующие и неверующие - могут противопоставить забвению только просвещение. Распространять вокруг себя - кто, где и сколько может - знание истории, живое ощущение прошлого. Сегодня это критически важно, поскольку технологическая цивилизация, в которой мы все уже живем, вытесняет историческую память как инструмент для нее бесполезный. «Кифа»: Александр Исаевич и его творчество являются для нас примером того, что называется «зрячей любовью» к Родине. Как не терять человеку, пишущему о жизни общества, ни зрячести, ни любви, которые могут противоречить друг другу? Что, на Ваш взгляд, помогало Солженицыну сохранять и зрячесть, и любовь? Н.Д. Солженицына: Боюсь, что нечем помочь человеку, в котором борются зрячесть и любовь. Зрячесть - свойство ума и признак развитого сознания, любовь живет в сердце. Если добытые зрячестью наблюдения и выводы убивают любовь, это значит только одно: что любовь была не сильна. Что тут поделаешь? Что помогало Солженицыну? Любовь помогала ему сохранять зрячесть, потому что незрячая любовь - недейственна, а то и разрушительна, а он страстно хотел действенно помочь Родине. Зрячесть помогала ему сохранять любовь, потому что настоящая зрячесть смотрит глубоко и видит не только гадкое и отвратительное, но и корни, и причины - а такое видение вызывает сострадание и желание именно корни устранить, очистить изначальную любимую данность. Отвечая на этот вопрос, мне кажется уместным напомнить, как понимал Александр Исаевич патриотизм: «Это - цельное и настойчивое чувство любви к своей родине, с готовностью жертвовать ей, делить невзгоды, но со служением не угодливым, не поддержкою несправедливых притязаний, а откровенным в оценке её пороков, грехов и в раскаянии за них» («Россия в обвале», гл. 26). «Кифа»: Как Вы думаете, что нужно, и нужно ли, для того, чтобы в нашей газете было представлено большее разнообразие мнений, больше остроты, дискуссий? Некоторые наши коллеги-журналисты сравнивают «Кифу» со «скромной девушкой», а пресса, по их мнению, должна давить, быть настырной «теткой с веслом», иначе какая же она пресса. Несколько экспрессивно, конечно, но, может быть, в этом что-то есть? В какой мере нам стоит всерьез задуматься над подобной оценкой или это грозит «потерей идентичности», т.е. своего лица? Н.Д. Солженицына: Я убежденная сторонница дискуссий и большего разнообразия мнений и думаю, что в прекрасной вашей газете их меньше, чем хотелось бы. Разговаривать по преимуществу с единомышленниками - легче и приятнее, чем с людьми, мнения которых вы заранее отвергаете как неприемлемые или чуждые. Но это стерилизует мысль и притупляет взгляд. Что касается остроты - то это чаще характеристика стиля дискуссии, чем сути ее, и тут я, напротив, считаю, что колюще-режущий стиль полемики гораздо менее продуктивен, чем «не-острый». Это относится и к совету «Кифе» стать «теткой с веслом». Пожалуйста, не становитесь! «Давить», быть «настырной» - это как раз вопрос стиля, и вам, по-моему, ни в коем случае не надо менять стиль и тон. Они именно выгодно отличают вашу газету от россыпи «настырных». Беседовал Александр Буров КИФА №11(101) сентябрь 2009 года |
