Всякая смыслящая вера есть акт свободы

К 200-летию Алексея Степановича Хомякова

А.С. Хомяков. Автопортрет. 1830-е годы.

В 1836 г. Хомяков женился на Екатерине Михайловне Языковой, сестре поэта. "Это был счастливый, безмятежный, безупречный брак, - замечает Н.А. Бердяев. - Да и не могло быть у него иначе, иначе жизнь его не была бы столь органической. Было у него и большое горе, когда умерли двое старших детей, было и малое горе, когда всем славянофилам циркуляром министра внутренних дел предписано было сбрить бороды. Но прочтите его известное стихотворение на смерть детей. Какая примиренность, религиозное преодо­ление ужаса, победа над трагизмом. И так во всем и всегда".

А.Хомяков был необык­новенно одарен от природы. Некоторые современники считали его гением. Он имел исключительную память, за один день был способен прочесть массу книг, мог цитировать наизусть, писать без справок. Занимался сельским хозяйством, проектами улучшения быта крестьян, одно время был очень занят виноку­рением и сахароварением, изобретал, брался за живопись, был гомеопатом, лечил крестьян во время эпидемии. "В течение жизни в А. Хомякове не произошло никакого переворота, никакого изменения и перемены. Он - единственный человек своей эпохи, не подвергшийся всеобщему увлечению философией Гегеля, не подчинивший свою веру философии. Ясность церковного сознания сопутствовала ему всю его жизни. Он всегда соблюдал все обряды, посты, не боясь быть смешным в глазах общества" ². Он не знал внутренних колебаний, и это тоже был его дар. "Все ищущие и сомневающиеся собирались у А.Хомякова, приезжали к нему в деревню, говорили с ним целые дни и ночи и уходили от него укрепленными, направленными на путь церковный. Он очень много давал окружающим, очень помогал" ³.

Умер Алексей Степанович от холеры 23 сентября 1860 г. Осталась записка соседа по имению о его последних минутах. "Когда силы больного стали утрачиваться, Алексею Степановичу предложили собороваться. Он принял предложение с радостной улыбкой: "Очень, очень рад". Во время совершения таинства он держал в руках свечу, шепотом повторял молитву и творил крестное знамение". Через некоторое время соседу показалось, что Алексею Степановичу лучше: "право хорошо, посмотрите, как вы согрелись и глаза просветлели". "А завтра как будут светлы!" - это были последние слова Хомякова.

Многие находят, что в восточно-православном богословии А.Хомякову принадлежит одно из первых мест после учителей древней Церкви. В предисловии к богословским сочинениям Хомякова Ю.Ф. Самарин пишет: "В былые времена тех, кто сослужил православному миру такую службу, какую сослужил ему Хомяков, кому удавалось логическим уяснением той или другой сторо­ны церковного учения одержать для Церкви над тем или иным заблуждением решительную победу, тех называли учителями Церкви". В чем же Ю.Ф. Самарин видит силу богословия своего друга и учителя? "Хомяков жил в Церк­ви", - таков его вывод.

Судьба богословских произведений Хомякова очень зна­менательна. Духовная цензура не разрешила печатать их в России, и они появились во Франции. Алексей Степанович писал И.С.Аксакову: "Я позволяю себе не соглашаться во многих случаях с так называемым мнением Церкви". "Так называемое мнение Церкви казалось ему нецерковным, он видел в нем лишь частное богословское мнение тех или иных иерархов. Профессора духо­вных академий, официальные и профессиональные богосло­вы не очень доброжелательно отнеслись к хомяковскому богословию, видели в этом вторжение в область ими исключительно монополизированную. Как посмел частный человек, офицер и помещик, частный литератор учительст­вовать о Церкви! Пусть идеи его были самые православные, но само предприятие дерзко" ⁴.

Отправным положением богословия Хомякова послужило окружное послание Восточных Патриархов 1848 г., ответивших на провозглашение догмата о непогрешимости папы: "Непогрешимость почиет единственно во вселенскости Церкви, объединенной взаимной любовью. И неизменяемость догмата, равно как и чистота обряда, вверена охране не одной иерархии, но и всего народа церковного, который есть Тело Христово". Своим богословием Хомяков показывает абсолютное восприятие этого утверждения. "Ни иерархическая власть, ни сословное значение духовенства не могут служить ручательством за истину, знание истины даруется лишь взаимной любви", - пишет он. Таким образом, в Церкви нет церкви учащей и поучаемой. Истина принадлежит только полноте Христова Тела, а остальные ее члены, как миряне, так и иерархи, неизбежно могут ошибаться и грешить против истины. "Никакого главы Церкви, ни духовного, ни светского, мы не признаем. Христос ее глава, и другого она не знает". И одновременно: "Церковь не авторитет, как не авторитет Бог, не авторитет Христос, ибо авторитет есть нечто для нас внешнее. Не авторитет, говорю я, а истина".

«А.С. Хомяков в мурмолке» (рисунок неизвестного автора)

 Вот еще несколько цитат из сочинений Хомякова: "Само христианство есть не что иное, как свобода во Христе ... Я признаю Церковь более свободной, чем протестанты, ибо протестантство признает в Cв. Писании авторитет непогрешимый и в то же время внешний человеку, тогда как Церковь в Писании признает свое собственное свидетельство и смотрит на него как на внутренний факт своей собственной жизни". "И оспариваемое в протестантстве авторство апостолов в Евангелии и Посланиях совершенно не меняет отношения к ним Церкви. Важен не автор, а то, что Церковь признает их своими". Или: "Писание от нас, и потому не может быть от нас отнято ... нас струи Иордана сделали в Крещении причастниками смерти Господней; нас, телесным приобщением, соединяла с Христом в Евхаристии Тайная Вечеря; нам на ноги, избитые вековыми странствиями, излил воду Христос Бог, гостеприимный домовладыка; на наши главы в день Пятидесятницы нисходил в таинстве св. Миропомазания Дух Божий, дабы ... послужить Богу полнее, чем могло это сделать рабство древнего Израиля".

Церковь "знает братство, но не знает подданства", - пишет Алексей Степанович, - "... человек в Церкви находит самого себя, но не в бессилии своего духовного одиночества, а в силе своего духовного, искреннего единения со своими братьями, и со своим Спасителем".

 "Крайне несправедливо думать, что Церковь требует принужденного единства или принужденного послу­шания, напротив, она гнушается того и другого: ибо в делах веры принужденное единство есть ложь, а принужденное послушание есть смерть". "Христос зримый - это была бы истина навязан­ная, неотразимая, а Богу угодно было, чтобы истина усвоилась свободно. Христос зримый - это была бы истина внешняя, а Богу угодно было, чтоб она стала для нас внутренней, по благодати Сына, в ниспослании Духа Божья. Таков смысл Пятидесятницы. Отселе истина должна быть для нас самих в глубине нашей совести". "Кто ищет вне надежды и веры каких-либо иных гарантий для духа любви, тот уже рационалист".

"...Но апостолы свободное исследование дозволяли, даже вменяли в обязанность; но святые отцы свободным исследованием защищали истины веры; но свободное исследование, так или иначе понятое, составляет единственное основание истинной веры. ...Всякое верование, всякая смыслящая вера есть акт свободы и непременно исходит из предварительного свободного иссле­дования". "Мы свободны потому, что свободу завоевал нам Христос свободой Своего жертвоприношения".

"Было бы лучше, если б у нас было поменьше официальной, политической религии и если б правительство могло убедиться в том, что христиан­ская истина не нуждается в постоянном покровительстве, и что чрезмерная о ней заботливость ослабляет, а не усили­вает ее. ... Расширение умственной свободы много бы способ­ствовало к уничтожению бесчисленных расколов самого худшего свойства". "Как бы высоко ни стоял человек на общественной лестнице, будь он нашим начальником или государем, если он не от Церкви, то в области веры он может быть только учеником нашим, но отнюдь не равным нам, и не сотрудником нашим в деле проповеди. Он может в этом случае сослужить нам только одну службу - обратиться".

"Испытатели закона Господня и проповедники Его учения говорили часто о законе любви, но никогда не говорили о силе любви. Народы слышали проповедь о любви как о долге, но они забыли о любви как о божественном даре, которым обеспечивается за людьми познание безусловной истины". "Удивительна эта мысль о даре любви, как обеспечивающем познание истины!", - восхищаются одновременно мать Мария (Скобцова) и Н.А.Бердяев.

"Достижение духовной целостности очень трудно и мало кому дается, - пишет мать Мария, - но, раз достигнув ее, человек может проецировать основные духовные истины свобод­ной любви на все отрасли своей мысли и своей воли. Так проецируется А.Хомяковым и общественность, в свете этой проекции разрешаются им и вопросы историче­ские, намечается правильное взаимоотношение знания и веры и т. д. Трудно, конечно, предполагать, что первая попытка в этой области могла бы дать совершенно положительные результаты. И значение работ А.Хомякова определяется даже не теми конкретными выводами, которые он делает, а тем, что за каждым его словом, за каждым его высказыванием чувствуется основная его цельность".

Он был, прежде всего, человек церковный и церковно учил о Церкви. Многие отмечают рыцарское отношение Хомякова к ней. По словам А.И.Герцена, он "подобно средневековым рыцарям, стерегущим храм Богородицы, спал вооруженным, в любой момент дня и ночи готовый стать на её защиту". Алексея Степановича Хомякова всегда будут помнить за постановку проблемы Церкви и за его попытку раскрыть существо Церкви, будут помнить его богословие, которое ­­­­­­­­­­­­­­­- не его индивидуальное дело, а достояние всей нашей Церкви, также как и он сам, - её первый свободный русский богослов.

 Материал подготовлен Ольгой ФИЛИППОВОЙ

_______________

^{1, 2, 3, 4}  Бердяев Н.А. Алексей Степанович Хомяков.

 КИФА №5-6(20-21) май-июнь 2004 года