Немногие для вечности живут...

Поэзия Мандельштама свидетельствует о его постоянном поиске веры - в единстве веры, верности и свободы, остававшимися для него высшими ценностями в бурную эпоху начала ХХ века. Этот поиск и неожиданные откровения мы видим уже в его ранних стихах - «Образ твой, мучительный и зыбкий...» (1912) или:

О свободе небывалой

 Сладко думать у свечи.

 - Ты побудь со мной сначала,-

 Верность плакала в ночи...

(1915)

Свои корни Мандельштам видел не в детстве и национальной традиции, которые он описывает, например, в «Шуме времени»: «Весь стройный мираж Петербурга был только сон, блистательный покров, накинутый над бездной, а кругом простирался хаос иудейства, не родина, не дом, не очаг, а именно хаос, незнакомый утробный мир, откуда я вышел, которого я боялся, о котором смутно догадывался и бежал, всегда бежал». Оттуда он бежал, но куда? Читая его стихи, с удивлением видишь, что для Мандельштама оказывается родной любая эпоха, любая культура, в которую он погружается, куда он входит, как в родной дом. При самом беглом взгляде можно вспомнить его стихотворения «В разноголосице девического хора...», «Лютеранин», «Айя-София», «Notre Dame», «Я не слыхал рассказов Оссиана...»

Когда он принимает христианство, то сознательно выбирает не доминирующую конфессию. В 1911 году он был крещен в епископско-методистской церкви, однако главным для него оставалось то, что гораздо позже К.-С. Льюис назовет «просто христианством». Для него была очевидна неразрывная связь христианства и культуры. В советское время оставаться культурным человеком было так же непросто, как и верующим, собственно говоря, это было фактически одно и то же. Мандельштам нигде непосредственно о вере не говорит, но его строки дышат красотой христианской традиции и культуры, живым дыханием божественного откровения. Сама его жизнь оказалась свидетельством его христианского смирения и настоящей любви к врагам. До последних своих дней он оставался вестником иного, Небесного царства на этой столь нищей и поруганной земле.

Я скажу это начерно, шепотом,

Потому что еще не пора:

Достигается потом и опытом

Безотчетного неба игра.

И под временным небом чистилища

Забываем мы часто о том,

Что счастливое небохранилище -

Раздвижной и прижизненный дом.

(9 марта 1937)

Кирилл Мозгов

Статья была опубликована в миссионерском издании «Плоды и листья»

                     * * *

Паденье - неизменный спутник страха,

И самый страх есть чувство пустоты.

Кто камни нам бросает с высоты,

И камень отрицает иго праха?

И деревянной поступью монаха

Мощеный двор когда-то мерил ты:

Булыжники и грубые мечты -

В них жажда смерти и тоска размаха!

Так проклят будь готический приют,

Где потолком входящий обморочен

И в очаге веселых дров не жгут.

Немногие для вечности живут,

Но если ты мгновенным озабочен -

Твой жребий страшен и твой дом непрочен!

                                              1912

                      * * *

За гремучую доблесть грядущих веков,

За высокое племя людей,-

Я лишился и чаши на пире отцов,

И веселья, и чести своей.

Мне на плечи кидается век-волкодав,

Но не волк я по крови своей:

Запихай меня лучше, как шапку, в рукав

Жаркой шубы сибирских степей...

Чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы,

Ни кровавых костей в колесе;

Чтоб сияли всю ночь голубые песцы

Мне в своей первобытной красе.

Уведи меня в ночь, где течет Енисей

И сосна до звезды достает,

Потому что не волк я по крови своей

И меня только равный убьет.

             17 - 18 марта 1931, конец 1935

                   * * *

Может быть, это точка безумия,

Может быть, это совесть твоя -

Узел жизни, в котором мы узнаны

И развязаны для бытия.

Так соборы кристаллов сверхжизненных

Добросовестный свет-паучок,

Распуская на ребра, их сызнова

Собирает в единый пучок.

Чистых линий пучки благодарные,

Направляемы тихим лучом,

Соберутся, сойдутся когда-нибудь,

Словно гости с открытым челом,-

Только здесь, на земле, а не на небе,

Как в наполненный музыкой дом,-

Только их не спугнуть, не изранить бы -

Хорошо, если мы доживем...

То, что я говорю, мне прости...

Тихо-тихо его мне прочти...

                                   15 марта 1937

КИФА №16(90) декабрь 2008 года