Современному духовному образованию не хватает гуманитарности, а гуманитарному - духовности

Интервью с ректором Русской Христианской Гуманитарной Академии кандидатом философских наук Д.К. Бурлакой открывает серию публикаций, посвященных проблематике предстоящей конференции СФИ «Образование в XXI веке: стратегии и приоритеты»

Кифа: Дмитрий Кириллович, мы с Вами находимся в помещении РХГА на набережной реки Фонтанки. Здесь неподалеку, за Аничковым мостом, в здании подворья Троице-Сергиевой пустыни, где сейчас располагается городская библиотека им. В.В. Маяковского, в апреле 1920 года был открыт Петроградский богословский институт.

Как сказано на вашем сайте, РХГА не опирается на устойчивую историческую традицию. Но в то же время можно назвать некоторые исторические аналоги. Вот, например Петроградский богословский институт. Конечно, историческая ситуация, в которой он существовал, и состав преподавателей и студентов отличается от РХГА. Но есть и  сходство: вы также стремитесь к  собиранию и формированию верующей церковной интеллигенции, ваша академия, как и институт возникла в результате сотрудничества светских и церковных ученых.

Насколько эта историческая почва питательна для Вас, Ваших сотрудников и РХГА в целом?

Д.К. Бурлака: Я не знал, что этот Богословский институт находился так близко от нас. Думаю, что такое соотнесение возможно. Кроме того, в качестве аналогов можно указать еще Вольную академию духовной культуры, основанную Н.А. Бердяевым примерно в это же время и с теми же целями. В Петрограде в это время существовала Вольфила (Вольная философская академия), хотя она была более массовым и менее церковным заведением. Также надо вспомнить дореволюционные  Высшие Бестужевские курсы, где преподавали В.С. Соловьев, И.М. Гревс и др. Мы не столь беспочвенны, и определенную традицию можно проследить, хотя эту линию развития духовного образования нельзя назвать магистральной для России.

Наша академия (первоначально институт) представляет собой духовно-культурное образовательное начинание, зародившееся снизу. Но снизу не в плохом смысле - от охлоса - а от самого церковного народа. Особенность русской культуры состоит в том, что просвещение шло преимущественно сверху, некоторым директивным образом (от царской или императорской власти). Кроме того, церковь, особенно в петровскую эпоху, была лишена тех миссионерских возможностей, которыми она обладала в это время на Западе. Нельзя игнорировать того общеизвестного факта, что университеты, как и вся система образования в Западной Европе, были созданы церковью. Византийский опыт нам сложно анализировать, эта традиция прервалась. Но если бы и не прервалась, то неизвестно что бы получилось. Византию я называю духовно-очаговой культурой, и Россия в значительной степени унаследовала эту черту. Наш опыт связан с тем, что церковь не создала такой общенациональной и при этом не строго сословной системы образования, какая возникла ее трудами на Западе. Когда с Петра I началась модернизация страны, русские самодержцы вынуждены были буквально сверху насаждать систему университетского образования, не особенно интересуясь мнением церкви. Да она и не слишком стремилась в этом участвовать.

Так что для системы высшего образования в России характерно, что основная инициатива идет от властных структур - сначала царских, потом советских, когда наряду с «фирменными» императорскими университетами, которые продолжили свое существование в новых условиях, появились вузы, созданные декретами советского правительства. В том числе неплохие - Инженерно-экономический институт, Авиаприборостроительный и т.п. Они выполняли социальные функции, способствуя культурной революции, индустриализации и т.д. Наши духовные академии и семинарии также создавались сверху, решениями Синода, правящего архиерея, и тоже, в конечном счете, по инициативе государства. На фоне этой российской культурной традиции мы выглядим достаточно нетрадиционно.

Но если мы посмотрим более широко, то увидим, что в фундаменте РХГА лежит мощный и глубокий корень - университетского европейского образования. Это наш отдаленный предок. Университеты в Европе были созданы вокруг определенных философских и теологических школ. Потом произошла институализация, а затем вокруг этих теологических и философских школ наросли уже нетеологические и нефилософские факультеты, кафедры, департаменты. Когда в Новое время совершался научно-технический переворот, университетское образование было наполнено другим содержанием: естественно-научным, техническим, математическим, гуманитарным. Произошла и дифференциация по типам вузов - университеты, политехники, педагогические структуры. Так и получилась западноевропейская система образования. Получается, что духовные корни РХГА скорее в Средневековой Европе, поскольку наш вуз возник вокруг определенной идеи, школы.

Кифа: В своей статье «РХГА как экзистенциальный проект» Вы пишете: «В начале были арендованы несколько помещений. Но, прежде всего, вначале были идеи». Далеко не все христианские вузы, возникшие в конце 80-х - начале 90-х, так начинали. Многие из них только сейчас задаются вопросом о том,  в чем состоит их миссия,  какова концепция. А в РХГА сразу была четкая концепция?

Д.К. Бурлака: Не совсем так. Первоначально были некоторые интуиции, довольно смутные. Модель целостного гуманитарного образования, выстроенного на христианских ценностях, которую я описал в своей статье, - результат 10-15-летней работы по ее реализации. Концепция складывалась по мере воплощения интуиций.

Поначалу вообще-то была идея создать нечто альтернативное государственной системе образования. В ее составе можно выделить три основных эмоционально-духовных порыва: дать образование хорошего качества, сменить идеологическую ангажированность на открытость и преодолеть рутину и связанную с ней бюрократичность. Сама жизнь в нашем кружке единомышленников подвигала нас к тому, чтобы как-то систематизировать эту первоначальную практику.

Кифа: А что это за кружок?

Д.К. Бурлака: Это группа выпускников и профессоров Ленинградского государственного университета. Первая структура, которая возникла, называлась Высшие гуманитарные курсы. Сейчас она уже не существует, но мы вышли из этих самых Гуманитарных курсов, которые начали свою деятельность в марте 1989 года. Т.е. через год нам будет 20 лет. Потом из этих Курсов родилось три вуза, которые по сей день продолжают функционировать и имеют и лицензии, и аккредитации государства. Самым большим из этих трех вузов является наша академия. Она как бы правопреемница Курсов, подобно тому, как Россия является правопреемницей Советского Союза. Также есть Институт иностранных языков (ИИЯ) и Восточный институт (ВИ). Разделение между тремя этими вузами произошло по религиозному и идейному признаку. Размежевание по специализации вторично.

Кифа: Что послужило причиной разделения?

Д.К. Бурлака: Различный ответ на вопрос - следовало ли нам двигаться просто в направлении некоторой альтернативности сложившейся советской и постсовесткой госсистеме или надлежало насытить образовательную программу духовным содержанием. Мы, понятно, пошли вторым путем, тогда как ИИЯ и ИВ - первым, став в конечном счете обычными негосударственными вузами, каковых в нынешней России свыше полутысячи. Разделение прошло небезболезненно. Хотя сейчас у нас нормальные отношения.

Кифа: Академии, как мне известно, нет бюджетного финансирования. За счет чего или кого вы существуете?

Д.К. Бурлака: В отличие от многих других вузов у РХГИ-РХГА не было каких-либо спонсоров, которые бы помогали нам на систематической основе. По моему интуитивному предположению мы единственные из всех христианских образовательных структур, кто существует в режиме полной самоокупаемости. Причем работаем уже в течение 20 лет. Конечно, разовая помощь была, когда Бог видел, что нам без нее просто не выкарабкаться. Например, в 1998, когда мы получили это здание на Фонтанке, находившееся в аварийном состоянии. Мы бы не смогли сделать первые самые важные шаги по ремонту и оснащению помещений без внешней - западной и российской помощи. Но все остальное мы совершили за счет собственных средств. Текущую же работу вуза никто и никогда не спонсировал. Подобные РХГА российские структуры живут, как мне представляется, в другом режиме. Возьмем Свято-Тихоновский университет: там какие-то смешные деньги за обучение, но кто-то же должен платить преподавателям, за аренду и т.д. Вот Свято-Филаретовский институт - его братства спонсируют. У ББИ есть какие-то, наверное западные, спонсоры. Спонсоров Университета св. ап. Иоанна Богослова я даже видел, когда они приходили к нам в гости с о. Иоанном (Экономцевым). Мы же с самого начала были поставлены в условия, когда необходимо было научиться самим зарабатывать деньги. Для этого надо быть конкурентоспособным. Говоря рыночным языком, потребитель может какое-то время покупать плохие услуги, но очень скоро он разберется. Жизнь подвигала нас к тому, чтобы давать качественное образование. И мы вошли в рыночные отношения.

Нам нужно было показать то, чем мы принципиально отличаемся от действующих вузов. Это наше фундаментальное методологическое отличие было сформулировано и реализовано как концепция целостного гуманитарного образования. Модель культурологически-цельного гуманитарного образования можно рассматривать с разных сторон, но я обращу внимание на такой момент. Наша российская система, даже в классических университетах, несет на себе печать индустриальной эпохи, когда человек мыслится как некоторое приложение к определенной функции - например, быть учителем биологии. Еще больше эта функциональность видна  в инженерном образовании. Но на самом деле человек не функция. Он субъект культурно-исторической жизни. Если мы хотим получить на выходе из вуза личность, а не винтик в определенном механизме, то мы должны научить человека, прежде всего, мыслить.

Как можно научить мыслить? - Нужно погрузить сознание студента в историю культуры. Сама история или психология, или философия - это лишь сфера или аспект культурно-исторической жизни. И хотя 15-20 лет назад я не мог так ясно сформулировать эту концепцию, мы исходно отказались от отраслевого принципа подготовки специалиста-гуманитария, в рамках которого историк занимается только историей, философ - только философией, а все остальное довесок. В основу общеобразовательной части программы было положено погружение сознания каждого студента в историю мировой культуры. По-другому эту модель можно назвать культурологически-структурированной моделью образования.

Занятие в Университете Болоньи. Книжная миниатюра

Д.К. Бурлака: Идея у нас была уже тогда, когда мы создавали Гуманитарные курсы. Невозможно сказать, как она родилась. Был такой круг философов, филологов, востоковедов. Нас объединяло желание создать новую структуру, альтернативную государственному образованию. Рождение этой идеи было похоже на чудо. За эти 20 лет чудес вообще было много. В том числе - получение этого здания, его ремонт.

Мы объявили набор. Пришли люди. Было много ярких преподавателей. Здесь как в спорте: если вы наберете много ярких игроков, а не будет схемы, по которой команда будет играть, то команда проиграет - «порядок побивает класс». Преподавателей надо было объединить по какой-то схеме. Начали вырабатывать эту схему. Она оказалось приемлемой. Сама жизнь показала, что людям нравится та модель образования, которую мы предлагаем. Постоянно искали баланс между общеобразовательным компонентом программы и специализацией, поскольку человек должен получить какой-то документ на выходе. Помимо того, что мы прививаем ему какие-то общие установки, мы должны давать определенную профессию. Был поиск. Мы думали, останемся ли мы лекторием или все-таки будем двигаться к регулярному учебному заведению? Может быть, жизнь, может быть, необходимость выживать подтолкнули нас к тому, что мы должны становиться регулярным учебным заведением. В начале 90-х гг. был принят Закон об образовании. Я оцениваю его очень положительно, нынешняя редакция хуже. В соответствии с этим законом мы должны были получить лицензию. А чтобы получить лицензию, мы должны были обозначить круг специальностей или направлений, по которым будет вестись подготовка. Государство нас подталкивало к тому, чтобы мы нашу культурологическую, духовно-целостную программу как-то формализовали. Происходил некий процесс взаимодействия между государством и частными инициативами, вызревшими в гражданской среде.

Кифа: Вы бросили вызов университету?

Д.К. Бурлака: Скорее нашли и заполнили определенную нишу, которую никто кроме нас не нашел и не заполнил. С одной стороны, это ниша гуманитарная и наш потенциальный клиент - это тот человек, который не смог поступит на бюджетное место (хотя сейчас многие приходят сразу к нам) и не в силах заплатить тех денег, которые требует госуниверситет. А с другой стороны, мы предлагаем определенный духовный компонент, чего университет в принципе сделать не в состоянии.

Кифа: Как вы к этому компоненту пришли?

Д.К. Бурлака: Это уже вопрос философский и богословский. В принципе нам можно было остановиться на идее культурологически-целостного образования. Что-то подобное пытается сделать РГГУ, и там как раз секулярный подход - когда культурология рассматривается даже не как наука, а как базовая методология образовательного процесса. На этом можно было бы остановиться, и такая модель была бы вполне конкурентоспособной.  Но здесь уже дали себя знать мои философские наклонности. Я задался вопросом: а все-таки, есть в истории какая-то логика?

Чтобы реализовать культурологически-целостную модель образования, надо как-то отструктурировать историю культуры, изучение которой положено в основу образовательного процесса. В противном случае мы будем тонуть в эмпирическом материале. Ведь и культурология бывает разной. Есть более ориентированная на мир искусства, а есть ориентированная на некоторую логику истории.

Мне были знакомы различные модели интерпретации структуры и смысла истории. Мне импонировала модель, предложенная Гегелем и Шеллингом, а затем более христиански интерпретированная славянофилами, потом Соловьевым и Бердяевым - когда Логос лежит в основании исторической жизни. Отсюда возникает не только специфически логосное видение истории, не сводимое к так называемому «единству исторического и логического», но и понимание культуры как символизации духовных процессов. Этим мы выходим в духовное основание культуры. А духовное основание культуры - это мировые религии. Методология же интерпретации духовных основ культуры сформулирована великими представителями русского идеализма. Получается, что идеи Бердяева, Франка, Соловьева обретают программе РХГА, самой логике ее построения, свое практическое приложение. Но, еще раз хочу подчеркнуть, этот ход мысли - от культурологи к религиозно-фундированной историософии - не являлся логически неизбежным. Скорее, он был некоторым свободным решением.

Кифа: А сказались здесь Ваши религиозные предпочтения?

Д.К. Бурлака: Да. В данном случае, в момент перехода от светской культурологической к христиански ориентированной модели образования именно волевые моменты сыграли большую роль, нежели прагматические. Прагматически в рыночных условиях более успешной была бы некая религиозно нейтральная культурологическая модель. Поэтому когда Высшие гуманитарные курсы стали распадаться и из них вылупились три вуза, то для нас, тогда Русского Христианского Гуманитарного  Института, в течение 5-6 лет, где-то с 1993 до 1998 года, наступили очень тяжелые времена. Бренд Курсов был достаточно раскручен, а мы его утеряли. Появилась новая структура со словом «христианский» в своем названии. Это стало многих людей отпугивать. Ведь тогда еще не было такого позитивного отношения к религии в массах. Атеизм вроде отбросили, но инерция осталась. Многие думают, что христианство - это нечто клерикальное. Если вы назвались христианским учебным заведением, то вы должны обязательно готовить священнослужителей. Это стереотипы, но они продолжают работать. И это были трудные годы для нас. Пока не сложился новый имидж, а мы своей работой не доказали, что имеем право на существование. В 1994 году мы получили гослицензию на РХГИ, а в 1999 году мы прошли государственную аккредитацию. Госаккредитация радикальным образом изменила нашу позицию в образовательном пространстве Санкт-Петербурга, да и России. В отличие от подавляющей части христианских учебных заведений мы получили не только общественное или внутриконфессиональное, но и государственное признание. Читатели газеты Кифа - это православные люди. Но в России действуют многочисленные протестантские и  католические вузы и колледжи, которые зачастую не имеют не только госаккредитации, но даже лицензии. Не аккредитованы и православные семинарии. Вот такой своеобразный путь был пройден нами за мстекшие девятнадцать лет.

Кифа: А как в числе учредителей РХГА оказалась Санкт-Петербургская Духовная академия?

Д.К. Бурлака: Еще во времена Курсов у нас работало много преподавателей из академии. Когда создавали институт, было очень логично взять академию в учредители. Тогда о. Василий Стойков был ректором. У нас с отцем Василием сложились самые теплые отношения, как и с владыкой Константином. Они стали еще более тесными благодаря сотрудничеству в межвузовской ассоциации «Покров», которую возглавляет Владыка. Когда владыка Константин занял пост ректора СПбДА, он тоже с большой симпатией к нам отнесся, даже где-то написал, что восхищен деятельностью РХГА.

Работа, которую выполняет РХГА - это как раз то, чего не хватало России в период синодальной церковной жизни. Я имею в виду социо-культурную миссию Церкви, которая не подменяет собой сакральной жизни, как это имеет мест в цивилизационных пространствах протестантской ориентации, но дополняет мистическую и богослужебную практику. Нельзя сказать, что отсутствие культурно-просветительской работы  прямо привело к революции 1917 года, но оно придало ей такой катастрофический и резко антихристианский характер.  Русская православная церковь, в общем-то, не смогла в полном объеме выполнить свою социальную миссию. Поэтому и была такая жесткая реакция  социальных низов на церковь.

Церковь была локализована в результате реформ Петра I в обрядовой сфере, превращена в некую не способствующую христианизации общественной жизни корпорацию гражданского общества. Я не возлагаю ответственности за революцию на церковь. Но если бы страна была в большей степени христианизирована (а жизнь показала, что Третий Рим, Святая Русь и т.п. - это только мифологемы, не настолько был христианским наш народ, как о нем думали, славянофильские иллюзии в одночасье рухнули), то не то, что революция не произошла бы вовсе, но, может быть, наша страна вообще пошла бы по другому пути. Многие страны на исходе Средних веков испытали подобные потрясения, но ни в одной не было таких страшных антихристианских и антицерковных гонений, как в России. Сегодня мы в РХГА, по сути дела, выполняем миссию внутренней христианизации культуры. Причем, как мечтал Достоевский, через конкретное дело. Работа РХГА - это один из возможных вариантов программы «малых дел», которую провозглашали почвенники.

Кифа: В связи с этим, вопрос о третьем компоненте вашей концепции - русском элементе. Вы смело называли и называете свою академию (прежде институт)  именно «русской», не «российской».

Д.К. Бурлака: Смелость в каком-то смысле вынужденная. Чтобы стать «российской» нужно иметь федеральное значение, платить определенные деньги - это очень хлопотно. Было возможно стать «санкт-петербургской» или еще какой-то, но мы решили стать русской. Это решение было неоднозначно принято учредителями - споры идут до сих пор.

В чем неоднозначность? Есть какой-то националистический привкус в этом названии. Это смущало и смущает многих по сей день. Но нельзя отдавать слово «русский» на откуп националистам. В конце концов Пушкин - русский поэт, Достоевский - русский писатель. Русская культура неоднозначна - в ней есть Бердяев и Ленин, св. прп. Нил Сорский и царь Иоанн Грозный.

Логически имя «русский» соответствует определенному компоненту нашей программы, поскольку мы исходим из того, что мировую культуру нельзя познать абстрактно, вне национальной традиции, но и русскую культуру невозможно изучать продуктивно вне мирового контекста. Общее мы познаем в особенном, а особенное - исходя из общей ситуации. Поэтому раз уж мы называемся вузом гуманитарным (комплексное гуманитарное образование) и христианским (подводим христианское видение под историю культуры), то надо сказать и третье - мы не какие-то абстрактные гуманитарии и абстрактные христиане. Мы принадлежим к определенной духовной традиции. Это традиция русской культуры. Другое дело, какие акценты мы здесь ставим.

Политически же имени «русский» в названии РХГА отвечает наше нежелание покидать сферу русскости в хорошем смысле этого слова, т.к. русская культура является системообразующим началом для российской государственности. Россия многонациональна и многоконфессиональна, но как в конфессиональном отношении православие является системообразующей силой культурного развития, так и, все-таки, русская культура, не белорусская, не бурятская, даже не украинская, является системообразующей в части культурного строительства. Никуда от этого не уйти. Мы себя к этой культурной традиции причисляем и не хотим никуда от нее деваться. Хотя критикуют нас очень сильно с разных сторон.

Кифа: Так это хорошо.

Д.К. Бурлака: Хорошо, но это смущает абитуриентов. Хорошо если бы у нас спонсором был какой-нибудь «Газпромбанк» (смеется). Можно называть себя и русским и таким и сяким, если тебя кто-то финансирует, а если ты зависишь от мнения потребителей твоих услуг, то это не так хорошо. Кому-то это очень нравится. Кто-то просто терпит. Кому-то очень нравится, что мы христианское учебное заведение - только здесь и хотят учиться. Кто-то говорит: «ну ладно, зато у них образование хорошее».

Кифа: У вас ведь не все преподаватели и студенты христиане?

Д.К. Бурлака: Конечно, и это тоже является одним из важных принципов формирования команды. Верующий - это не профессия, а нам нужны хорошие профессионалы на местах профессоров. Миссия академии двояка. С одной стороны, дать христианину возможность получить хорошее профессиональное образование в соответствующей среде. Хотя сейчас везде психологическая среда вроде нормальная. По-разному бывает, но у нас среда хорошая. С другой стороны, наша миссия состоит в том, чтобы помочь не христианину как-то приблизиться к христианству. Как это сделать? Не путем прямой проповеди. Наша академия не церковная структура. Совместные молитвы перед началом занятий не входят в нашу концепцию. Если студенты хотят молиться, то они могут сделать это отдельно, мы даже можем выделить специальное помещение. У нас в Академии учатся люди разных  исповеданий. И в каком-то смысле мы даже созданы для неверующих, чтобы их обратить. Как? Через само содержание учебных занятий.

Кифа: Такая цель есть?

Д.К. Бурлака: Да, такая цель есть. Миссионерская. Мы этого не афишируем, но и не ретушируем.

Кифа: Что бы Вы назвали основной проблемой современного духовного и гуманитарного образования в России?

Д.К. Бурлака: Духовному образованию не хватает гуманитарности, и это очень серьезно ограничивает возможности проповеди Слова Божьего в современном мире. Наше духовное образование тоже построено по принципу индустриальной эпохи. Оно выпускает «кадры для внутреннего употребления» в худшем смысле - готовит требоисполнителей, учит «махать кадилом». Это, безусловно, нужно. Я не говорю, что священник  не должен правильно исполнять обряды. Но священник на современном уровне не имеет права быть просто требоисполнителем. В конце концов, обряды есть во всех религиях. Но только христианство является религией воплотившегося Слова. И церковь возлагает на своих членов эту обязанность продолжать воплощение. «Проповедуйте Евангелие всей твари». Один из способов проповеди Евангелия всей твари - это участие в обрядах православной (или католической) церкви. Но для этого человек должен или родиться в этой церковной среде, либо его нужно туда ввести. А чтобы его ввести, необходимо говорить на языках, на которых говорит современный мир. Если этого не происходит, то церковь обречена быть если не маргинальным сообществом, то очень жестко локализованным в обществе. И когда иерархи говорят, что 60% населения  православные, мне, как практикующему христианину, понятен статус этих утверждений. И Вам, наверное, тоже? Когда мы идем в храм в воскресенье - город пуст. Выйдите в понедельник - город кишит людьми. Где они, эти остальные люди? Они не бегут в церковь сломя голову. Они спят все. Реально практикующих православных 1-2% и столько же реально практикующих протестантов всех деноминаций. Где остальное общество? К нему нужно выходить, но при этом наша проповедь должна быть выстроена в соответсвии с интеллектуальными и эмоциональными запросами той социальной группы, на которую проповедь рассчитана.

Если мы выйдем и будем рассказывать что-то о Троице - нас не поймут. Большинству людей это не нужно. Рассказ про обряды интересен достаточно узкой аудитории, а для большинства - это не более чем этно-культурная экзотика. Мы должны ответить на какие-то насущные проблемы, которые сейчас стоят перед людьми. И ответить на эти проблемы с христианской точки зрения. Здорово, если священник может рассказать, как нужно поститься. Но если он не может рассказать, с какой радости в принципе потребно пощение - это плохо. Это я и называю недостатком гуманитарной культуры. Абстрактным образом (сверху, по приказу) гуманитарную культуру не вбросить в духовные семинарии и академии. Нужен синтез между духовных ценностей и ценностей культурных, которые можно охарактеризовать в качестве душевных. Я думаю что как раз русская религиозная философия (Федотов, Бердяев и др.), при всех ее недостатках, дает методологию для этого синтеза духа и культуры.  Отбрасывать идеи русских религиозных мыслителей контрпродуктивно.

У гуманитарного образования несколько проблем. Первая связана с поиском духовных основ. После падения коммунистического режима образовался идеологический вакуум. Я не могу сказать, что знаю как заполнить этот вакуум. На своем месте - да. В сфере частного образования мы предлагаем христианскую модель. Но если насильно внедрить христианство в государственные вузы или школы, то ничего хорошего из этого не получится. Будет фарс. Универсальных методик я не знаю.

Второй момент проблематичности современного российского гуманитарного образования связан с переходом из индустриального состояния в информационное. Многие наши структуры к этому не готовы. Конфигурация наук меняется очень быстро. Информационная эпоха - это не только кнопки нажимать. В ней будут господствовать страны с интеллектуально фундированной экономикой, построенной не просто на некоторой совокупности знаний, а на умении их быстро применять и генерировать. Т.е. это общество, где основными субъектами будут креативные, хорошо владеющие информацией личности. К сожалению, я не вижу в нашем обществе радикальных подвижек к осознанию того, что мы живем в другую эпоху. Есть критика пост-состояний, в которых пребывает современная Россия. А мы живем одновременно в нескольких пост-измерениях - постсоветском, пост-индустриальном, постхристианском, которое более правильно, на мой взгляд, назвать постконстантинпольской эпохой в жизни церкви. В целом наше время часто именуют постмодерном. Но критика носит отчасти глупый характер: «Как всем надоел этот постмодернизм».

Постмодерн, на самом деле, есть некоторое переходное состояние. Движение от индустриальной цивилизации к информационной - один из аспектов этого постсостояния. Избежать информационной эпохи невозможно. Т.е. возможно, но тогда мы окажемся на обочине, как народы Севера или народы Юга со своими замечательными традициями. Возвращаясь к теме образования, скажу, что предпринимались какие-то попытки модернизации, но они заглохли. Сверхдоходы от нефти и газа, к сожалению, не дают возможности четко видеть перспективы. К слову, наша модель целостного гуманитарного образования, когда смысл образования видится в том, чтобы научить мыслить, не противоречит этому переходу. Обучение в РХГА сочетает в себе ответ на вызовы времени со стремлением к вечным и непреходящим ценностям, которые дал нам Христос и продолжает хранить Церковь.

Д.К. Бурлака: Да есть. Он называется ФБР - философии, богословия и религиоведения. Но теологов там, честно говоря, не много, чистых теологов. Само название об этом говорит. Когда-то было достаточно много, но потом мы их всех выучили, всех желающих получить теологическое образование. Это ведь не те люди, которые пойдут служить в церковь. Те люди, которые хотят составлять церковную карьеру в православной или баптистской среде, они будут учиться в соответствующих семинариях и академиях. Когда-то мы этого не понимали, но жизнь нас научила. Те, кто хотели получить теологическое образование для себя, они его получили. Сейчас единицы чистых  теологов учатся на этом факультете.

Кифа: А Вас это не огорчает?

Д.К. Бурлака: Нет. Ведь философов и религиоведов много учится. У нас больше всего в стране религиоведов. Человек 200-300. Более того, все учатся на платной основе. Как Вы думаете, сколько религиоведов учится в СПбГУ на платном отделении?

Кифа: Ни одного.

Д.К. Бурлака: Правильно. Более того, в этом году они не смогли даже на бесплатное отделение набрать религиоведов. Эта информация, конечно же, неофициальная, но доверять ей вполне можно. В конечном счете бюджетные места, понятное дело, были заполнены, но исходно конкурса не было. А мы стабильно набираем в год 30-50 религиоведов на платной основе.

Поэтому малое число богословов меня не огорчает. Тем более, что богословие является скрытым фундаментом всей нашей программы. Для меня очевидно, что богословие истории и богословие культуры (не чистое богословие - учение о Троице и т.п.) в стиле о. Павла Флоренского, Николая Бердяева или Пауля Тиллиха, является программной методологией образовательной модели РХГА. Наш историософский фундамент не всем виден, но и не нужно всем его видеть.

Кифа: А кто ваши преподаватели?

Д.К. Бурлака: 50 % работают на постоянной основе. Остальные, как правило, соединяют преподавание в академии с работой в других научных и образовательных структурах - Санкт-Петербургском госуниверситете, Эрмитаже, Духовной Академии, научно-исследовательских институтах РАН (востоковедения, этнографии и др.). Это один из наших принципов. Мы приглашаем преподавателей из разных структур, чтобы образование было качественное. Только штатным составом этого достичь невозможно. Кроме того, устойчивость преподавательского состава может привести к застою, нужна систематическая ротация кадров. Из того круга, который начинал в 1989 году, сейчас осталось только 2 человека - я и Сергей Павлович Лебедев. Он меня и пригласил поработать на Высших гуманитарных курсах. Он тоже философ, преподаватель античной философии. Кстати, нештатный преподаватель академии, но штатный преподаватель Большого университета. Хотя в академии он соучредитель, член совета.

В таком соединении приглашенных и постоянных преподавателей очень существенное преимущество нашего образовательного учреждения. Т.е. мы не связаны жесткими 5-летними контрактами со 100 % наших преподавателей. Нам гораздо проще заменить человека, если он не тянет. И вообще приглашать ярких специалистов.

Кифа: А есть академическая корпорация.

Д.К. Бурлака: Неформальная. С не столь ярко выраженной корпоративной культурой как в других местах. Но за этой неярко выраженной корпоративной культурой стоит толерантность. Т.е. корпорация есть, но ее образуют все люди терпимые друг к другу, и, может быть, не все являются воцерковленными и, скажем так, решительными христианами. По крайней мере, они доброжелательно относятся к самой просветительской духовной идее, которая является основой деятельности РХГА.

Кифа: Скажите, а неверующие преподаватели в РХГА есть? И вообще может ли работать (об учебе мы уже говорили) в РХГА преподаватель атеист?

Д.К.Бурлака: Специального опроса по поводу религиозных предпочтений наших преподавателей и сотрудников мы не проводим. Мы же живем в свободной стране в XXI веке. Хотя, в принципе, неверующий человек работать в РХГА может. Вопрос в том, на какой позиции. Системообразующий в идейном смысле курс мы ему не поручим. Мы хорошо знаем тех людей, которым мы доверяем такие позиции. Но если речь идет о духовно-нейтральных предметах (иностранный язык или информатика), то я предпочту профессионализм конфессиональной близости. Качество обучения - это проблема для многих христианских учебных заведений. Качество может снижаться, когда место профессионала отдают единоверцу, мастерство которого оставляет желать лучшего. Кроме того, человек, работая в соответствующей среде, может изменить свои взгляды.

Кифа: Мы ушли от вопроса, почему так много религиоведов у вас учится на платной основе?

Д.К. Бурлака: Потому что хорошо учим. Как это не парадоксально звучит. По мнению членов учебно-методического объединения по религиоведению (УМО действует на базе МГУ, но в его состав входят представители разных вузов), самая лучшая религиоведческая программа в РХГА. Но это неофициально. Другое дело, что она не полностью соответствует тому стандарту, который они предлагают нам к реализации. Тем не менее, она самая успешная. Ну, где Вы найдете еще религиоведов?

Кифа: Где работают ваши религиоведы?

Д.К. Бурлака: Есть люди, которые получают образование для души. А есть те, кто получает его с определенной прагматической целью. И тут наш межконфессиональный подход оказался для нас таким существенным плюсом. После 2000 года нас в буквальном смысле раскопал новый слой абитуриентов. Пошли верующие из протестантских деноминаций. Поначалу количество исчислялось первыми десятками, а ныне сотнями. РХГА для них оказался «золотой жилой». Не только пасторы, хотя они были первопроходцами. Ведь протестанты очень сильно замотивированы на успех, вспомним Макса Вебера с его книгой «Протестантская этика и дух капитализма», а в современном обществе преуспевает знающий, профессионал. Отсюда у протестантов появляется достаточно сильная мотивация и на образование, чего нашим братьям православным, к сожалению, не хватает.

Для нас это был интересный опыт. Мы раньше знали о христианах протестантских конфессий по книжкам, варились в своей православно-интеллигентской, а лучше сказать, интеллигентско-православной среде. Или встречались с такими культурными протестантами из Германии и т.п. А тут пошел разный народ. Некоторые были похожи на «подпольщиков», как будто бы с гор спустились или из катакомб вылезли. Кое-кто бывшие наркоманы или заключенные. И стружку приходилось с них снимать. Для них это тоже был очень серьезный опыт. Во-первых, они решились пойти к православным учиться, и увидели, что православные это не страшные монстры, которые преследуют всех. Они видят общее отношение, встречаются на лекциях с о. Ианнуарием (Ивлиевым), о. Владимиром Федоровым. И они удивляются - так вот оно, православие, оказывается какое. Они-то думают, что православие - это обрядоверие. А на самом деле оказывается, что именно они пока на поверхности христианства, а вот где глубина. Это тоже производит переворот в сознании. Растет умение общаться друг с другом. Здесь встречаются люди, которые в другом месте не стали бы общаться. Ведь внутри протестантского мира тоже не все просто. Он пестрит ассоциациями,  союзами, различными церквями и направлениями, и отношения между некоторыми из них далеки от безоблачных. Все наши христианские учебные заведения являются конфессиональными. РХГА - единственный пример столь полномасштабного межконфессионального сотрудничества. Даже СФИ - это в большинстве своем православные. ПСТГУ - жестко конфессиональный, более православный, чем московская духовная академия (смеется).

Кифа: Вы следите за судьбой своих выпускников?

Д.К. Бурлака: Специальной службы занятости нет. Вот среди моих коллег есть мои ученики. Есть кандидаты наук. Довольно большая доля выпускников избирает научную стезю. Защищаются или у нас или в зарубежных университетах. Наши выпускники преподают, в том числе и в зарубежных университетах. На момент нашей последней аттестации в 2004 году ни одного выпускника РХГА не было зарегистрировано на бирже труда. Уже на 4-5 курсе народ как-то пристроен. Поэтому на старших курсах многие переходят с дневной формы на вечернюю, дабы зарабатывать, да и вообще приобщаться к профессии.

Меня другое смущает - много наших выпускников уезжает за рубеж на постоянное место жительства. И не худшие люди.

Кифа: Самая популярная специальность?

Д.К. Бурлака: Я не могу так выделить. Просто есть области, где нам нет равных. Например, финский язык и культура. Даже большой университет не может сравниться. Там набор раз в два года, и это кафедра финно-угорской филологии. В СПбГУ в основном венгерский учат, а не финский. Кроме того, мы даем язык в культурологическом контексте: студенты изучают экономику Финляндии, религиозную жизнь и т.д. Т.е. человек готов к инкорпорированию в финскую культуру. Когда-то лидером был Петрозаводский госуниверситет, он им и остается в чисто научном плане, но там всё завязано на бюджетное финансирование, а с ним в последние годы не все в порядке. Мы же финансируем себя сами.

Кифа: А Вы еще удивляетесь, что уезжают?

Д.К. Бурлака: Но эта кафедра-уникальный случай. Другое дело, что не пошли у нас массовые специальности. Мы вынуждены были закрыть кафедру менеджмента. Мы выглядим неконкурентоспособными с другими государственными и негосударственными вузами (Финансово-экономическим институтом, Банковским институтом и т.д.) Это меня гораздо больше огорчает, чем-то, то, что у нас теология, т.к. теология в скрытом виде сохраняется. А замысел академии - это гуманитарное образование на христианских основах. Если бы мы набирали 100 менеджеров или экономистов, то это был бы замечательный проект. Вот здесь действительно какие-то спонсоры нужны.

Если мы говорим, что экономика и менеджмент представляет собой якобы неправославное дело, то мы только прикрываем свою беспомощность. Православие, как и католицизм  выработало свою трудовую этику. Но эта трудовая этика была адекватна экономическим отношениям земледельческой эпохи (Средние века). Русское православие не успело сформулировать своей трудовой этики, применимой к капиталистическим отношениям. В связи с особенностями развития России. Чрезмерно быстро оно шло, если говорить о развитии капитализма, и слишком велика была инерция феодально-крепостнической экономики. Православие в эпоху русского средневековья превратилось в бытовую религию народных низов, а реформы Петра, отделившие высшие классы от народа в культурном смысле, переориентировав их на Запад, еще больше закрепили слияние православной религиозности с народным бытом. Развитие капитализма резко деформировало религиозное сознание низов, разрушив традиционный уклад жизни. Церковное мироотношение и проповедь в значительной степени оставались инерционными. В Церкви не произошло внутреннего обновления в хорошем смысле этого слова. Обновленческий раскол, подогретый большевиками, представляет собой одно из последствий внутренней нереформированности синодальной Церкви. Таких людей, как св. Иоанн Кронштадтский, которые проповедовали рабочим было единицы.

Кифа: А Общество распространения религиозно-нравственного просвещения?

Д.К. Бурлака: Мало. Если бы в каждом приходе. Поэтому, я думаю, нужно вырабатывать соответствующую трудовую, предпринимательскую этику. По моим наблюдениям, атеизм очень сильно укоренен именно в пролетарской среде, причем не только фабричной, но сельскохозяйственной и интеллектуальной. Предприниматель в чем-то похож на крестьянина.  Он ведь тоже сам растит свое растение. И знает, что как бы ты ни старался, если Бог не даст, то не сложится. Пролетарий, хоть физического, хоть умственного труда, этого не чувствует. Он наемник: пришел, свое отработал и ушел. Для него бог - это его начальник, который поднял зарплату или не поднял. А предприниматель вынужден ответственно себя вести. Поэтому мне понятна ситуация, скажем, с десятиной. Вот, протестанты отдают десятину.  Новый завет ведь не отменяет Ветхий.

Потом с капитализмом тоже не все просто. Относить его исключительно к западному протестантизму не совсем правильно. Вот у нас старообрядцы были успешными предпринимателями. Да и капитализм сейчас становится другим - информационным. Может быть, нам не нужно вырабатывать этику для индустриального общества, но церковь как-то должна ориентироваться на современные процессы.

Кифа: А студенческий состав за эти годы поменялся?

Д.К. Бурлака: Да. Мы начинали обучать взрослых людей. Потом мы их постепенно выучили. Советская интеллигенция получила то, чего ей не хватало. Стало больше молодых. А после того, как в 1999-м академия прошла государственную аккредитацию, выпускники средних школ пошли массово. Их стало много. И для нас было сложно приспособиться к этому новому контингенту. Наша программа создавалось для взрослых самостоятельно мыслящих людей. А тут дети. Надо было как-то адаптировать ее. Сейчас снова стало больше взрослых людей, в основном - на заочной программе.

Какие-то изменения в студенческой среде идут постоянно. По школьникам могу сказать, что качество наших студентов улучшается. Мои коллеги из госвузов, как правило, жалуются на снижение качества абитуриентов. Я такого сказать не могу, количество  действительно снижается, мы также ощущаем демографический кризис. Но качество, если учитывать весь комплекс изменений, произошедших в постсоветском обществе, скорее-растет. Мы отбираем лучших. Не средняя школа лучше работает, а мы более четко позиционированы в пространстве петербургской высшей школы. Растет процент сознательно пришедших к нам людей. Половину наших студентов мы набираем до того, как начинаются вступительные экзамены в государственных вузах.

Плата за обучение у нас средневысокая--примерно 25-30 тыс. за семестр на дневном отделении и где-то половину от этой суммы на заочном.

Кифа: А поменялся ли преподавательский состав?

Д.К. Бурлака: Конечно, в 90-е годы обстановка была более домашняя. Сам вуз был меньше. Когда мы переехали сюда на Фонтанку в 1998 году, у нас было 150 студентов, сейчас 800. Когда вуз растет, соответственно меняется управления. Мы были моложе. Я, когда начинал преподавать, 20 лет назад по возрасту мало отличался от своих студентов. Мне было 25 и столько же моим студентам, а некоторым и того больше. Помню, учился у нас полковник-летчик. Недолго правда, 1 год где-то. Потом подошел ко мне и сказал: «Дмитрий Кириллович, спасибо. Вы мне открыли целый мир. Я даже не знал, что такое существует». Ему лет 50 было, а мне 25. Он мне в отцы годился. А сейчас мы стали старше на 20 лет, а студенты стали моложе. Дистанция увеличилась. Конечно, это накладывает отпечаток на само образование.

Иногда студенты не понимают, какое хорошее образование мы им даем, и не могут взять то, что мы прежлагаем. Как-то один баптистский пастор, который недавно закончил РХГА, мне сказал: «Я всю жизнь мечтал учиться и не мог». У баптистов же строго - если ты где-то  написал, что ты неверующий, то это считали отречением от Христа. Естественно, он поступить в вуз в советское время не мог. Поэтому поступление в наш институт было для него осуществлением давней мечты. И я был свидетелем такой сцены у нас в академии. Стоит этот пастор на лестнице, а мимо проносится толпа юных студентов - убегают с лекции. И вот, он начал им проповедовать. В том смысле, что не понимаете мимо чего проходите, я, вот, в вашем возрасте мечтал учиться и не мог.

Что имеем - не храним. Но, раз Бог дал нам таких студентов, мы должны с ними как-то работать.

Кифа: О чем Вы мечтаете?

Д.К. Бурлака: Я мечтаю о том, чтобы наш вуз развился до уровня университета. Статус института мы преодолели, теперь работаем на уровне академии. Но университет предполагает более широкий спектр специальностей. У нас нет менеджмента, экономики, информатики, а хотелось бы иметь такой факультет--социальных наук или дьяконии. Да и в собственно гуманитарной сфере есть где развиваться. Если бы, например, мы факультет искусств могли открыть. Не искусствоведения, а искусств: живопись, музыка, театр. Если бы это получилось, то было бы замечательно. Именно этим университет отличается от академии - более широким спектром программ. Но это мечта - Университет создать. Тогда нам какое-нибудь имя можно было бы присвоить. Скажем св. ап. Павла. Я думаю имя «апостола язычников» нам больше всего подходит. Мы же в основном среди язычников работаем. В широком смысле слова язычников.

Кифа: Вы хотели бы остаться частным вузом, негосударственным?

Д.К. Бурлака: А по-другому невозможно. В принципе,  государство могло бы выступить одним из соучредителей, я не исключаю этого. При этом структура остается частной. Государство--только один из соучредителей. Это возможно,  я к организационно-правовой форме никак не привязан. Другое дело, что государство у нас светское и государственный вуз не может быть христианским просто по определению, по закону. И это правильно, точно так же как он не может быть мусульманским. При этом государство может входить в число учредителей. Но это уже как Бог даст.

Существует концепция государственно-частного партнерства, которую сформулировал кто-то из окружения президента. По-моему, она хороша для переходного периода: когда Россия переходит от государственного тоталитаризма к какой-то форме гражданского общества. Я думаю, что эта концепция может работать: совместно частные структуры и государственные.

Кифа: Что бы Вы пожелали нашим читателям?

Д.К. Бурлака: Как говорил один мыслитель, которого христиане не любят, и правильно делают, хотя мы должны любить и своих врагов: «Учиться, учиться, учиться». Иначе - как мы можем проповедовать слово Божие до краев земли, если сами не утверждены в нем?

КИФА №4(78) март 2008 года

Свято-Филаретовский православно-христианский институт

при содействии Отдела религиозного образования и катехизации Московского Патриархата

проводит

26 - 28 мая 2008 г.

международную научно-богословскую конференцию

«Образование в XXI веке: стратегии и приоритеты»

Тема конференции обусловлена явным дефицитом образованности, который испытывают в наше время и церковь, и общество. Во многом это происходит из-за ориентации на «инструментальный» характер образования. Оно часто становится лишь способом привития полезных навыков.

Духовное образование испытывает те же трудности. Выпускники духовных семинарий и академий часто владеют не столько знаниями, сколько совокупностью техник (совершения церковных служб, миссионерских встреч, катехизации и т.д.).

И в той, и в другой сфере нужно находить пути деидеологизации образования,  отказываться от попытки манипулирования сознанием, навязывания стереотипов.

Еще одной проблемой является конфликт парадигм духовного и светского образования. Они либо изолированы друг от друга, либо эклектически смешаны, либо одно поглощается другим.

В рамках конференции предполагается конкретизировать основные тенденции  развития современного образования, оценить ситуацию, сложившуюся за последние двадцать лет в церкви и обществе, а также определить доминанты образования в XXI веке, прояснить стратегии и основные приоритеты образовательной деятельности. Хотелось бы при этом познакомиться и с опытом позитивного решения названных выше проблем.

По итогам конференции будет издан сборник, в который войдут не только доклады, но и выступления в дискуссии.

Адрес оргкомитета:

Москва, 105062, Покровка, 29-38, Свято-Филаретовский институт, Оргкомитет конференции.

Эл. адрес: Этот e-mail защищен от спам-ботов. Для его просмотра в вашем браузере должна быть включена поддержка Java-script

Тел. (495) 6230380, 6257786

Председатель оргкомитета, ученый секретарь СФИ проф. А.М. Копировский