Жизнь общины для меня дороже моего личного существования В дни памяти новомучеников и исповедников российских мы публикуем стоявший в программе Рождественских чтений, но не прозвучавший на них по не зависящим от автора обстоятельствам* доклад бакалавра богословия Екатерины Степановой «Священномученик Анатолий Жураковский: опыт приходской деятельности в условиях гонений (20-е - 30-е годы XX века)»  Свящ. Анатолий Жураковский. Портрет в лагере. 1930-е гг.
В семье увлеченность Анатолия религией сочувствия не вызвала, скорее, наоборот. Родители пытались даже прибегнуть к помощи психолога. Когда в поисках более подходящего для здоровья матери климата семья Жураковских переехала в 1911 г. в Киев, Анатолий познакомился с сослуживцем отца, университетским приват-доцентом, философом Василием Васильевичем Зеньковским, бывшим в то время председателем киевского Религиозно-философского общества. Это знакомство переросло в дружбу. Став участником заседаний Религиозно-философского общества, Анатолий Жураковский вошел в кружок, в который входили «и либеральные учёные протоиереи, и заслуженные профессора Духовной академии, и деятельные приходские священники». Достаточно назвать такие имена, как Пётр Павлович Кудрявцев, Василий Ильич Экземплярский, протоиерей Михаил Едлинский, выдающийся библеист и гебраист о. Александр Глаголев. Безусловно, этот круг во многом повлиял на мировоззрение будущего о. Анатолия. По окончании гимназии в 1915 г. Анатолий Жураковский поступил в Киевский университет на историко-филологический факультет, причем одновременно на два отделения: классическое и философское. Под руководством Василия Зеньковского он написал работу «Жозеф де Местр и Константин Леонтьев», за которую получил золотую медаль. В 1916 г. Жураковского мобилизуют, но по состоянию здоровья он попадает в нестроевую часть, преподает в школе для солдат физику и математику и пишет статьи, опубликованные позже Экземплярским в «Христианской мысли» («К вопросу о вечных муках», «Тайна любви и таинство брака», «Литургический канон теперь и прежде»). В марте 1917 г. император в России отрекся от престола, и государство возглавило Временное правительство. Вновь открывается возможность созыва Поместного собора, подготовка к которому активно шла еще в начале XX века. Вот что пишет из армии в марте 1917 года Анатолий Жураковский: «Еще я думаю, что во всяком случае для Церкви настали дни испытания теперь. Хотелось бы верить, что кончились дни Ее рабства <...> Вопрос о близгрядущем Церковном Соборе меня гораздо более, и живее, и глубже интересует, чем вопрос об Учредительном Собрании. Я серьёзно обдумываю вопрос церковных реформ, вопрос о возрождении Церкви. <...> У нас задача срочная, серьёзная, неотложная. Это задача церковная. По-видимому, близится час, когда Церковь, быть может, потеряет свою пышность, но обретёт свободу. Из рабы, да будет прощено мне жёсткое слово, наложницы государства, обласканной, но лишённой свободы, Русская Церковь сделается свободной. Час обновления Церкви близок. И мы должны быть готовы. Василий Ильич (Экземплярский - Е.С.) пишет, что у него уже организованы беседы о реформе Церкви под руководством о. Спиридона (Кислякова - Е.С.). Вот и всем нам, православным, следует, так или иначе, приступить к разработке проблем, связанных с этим вопросом. Конечно, не «революции» надо готовить, а серьёзно, вдумчиво, молитвенно разбираться в вопросах. Вот что нужно, это - единое на потребу»3. Анатолий Жураковский возвращается в Киев, заканчивает Университет. В августе 1920 г. в Киево-Печерской Лавре его рукополагают, и он начинает служить вначале в деревне Красногорка, а через год переводится в Киев и служит в церкви св. Марии Магдалины при детском приюте. Жена о. Анатолия, Нина, вспоминает: «Это была маленькая, деревянная, барачного типа церковка, бывшая домовая церковь при приюте. <...> Несколько стариков в правлении, несколько девочек из соседних дворов в хоре, кучка прихожан. Так началась наша община»4. Однако люди потянулись, храм постепенно наполнился молящимися. Отец Анатолий считал богослужение сердцем церковной жизни, а литургию - сердцем богослужения, и, конечно, такое его отношение отражалось на том, как велось богослужение на его приходе. Вот что пишет в своих воспоминаниях его жена Нина: «Тайна Православия в соборности. В храме, как и в жизни, нет просто стоящих, углубленных в свои переживания людей. Есть «живой организм любви», связующий в нерасторжимое единство и пасущих, и пасомых, и пастырей, и мирян. Настойчиво, день за днем открывал батюшка радостные тайны, и незаметно для себя община начинала жить всей полнотой церковной жизни. Хор - теперь он состоял из тех, кто пришел в храм для молитвы, для богослужения - воистину стал устами всех верующих. Эти девочки и юноши, уже изведавшие разные дороги жизни, сливали свои голоса в едином устремлении (не было там особых «солистов», особых замысловатых «номеров»), «едиными устами и единым сердцем», устами и сердцем нашей общины несли к осиянным вершинам наши земные голоса: «Тебе благодарим...» И все больше и больше вливалось голосов, и не было уже хора, а была Церковь». И далее «К каждому богослужению готовились, как к великому празднику. Заранее прочитывалась служба, батюшка давал указания, как составить службу. Если служба была особенно сложной или торжественной, привлекались профессора Духовной академии, и они особенно внимательно проводили беседы с общиной, заостряя внимание на особенностях именно этого богослужения. Не было никого из общины, для кого слова октоих, минея, триодь были бы пустыми звуками. И оттого было так доходчиво каждое служение, и не было скомканных предложений, неотчетливых или с досадными ошибками в ударении слов, каждое слово было проверено, каждое неясное место разъяснено. И надо было видеть, как жадно слушали молящиеся каждое слово, все стихиры, кафизмы, каноны - все то, во время чтения чего обычно бывает шарканье ног, хождение». «И еще батюшка совершенно вывел обычай, когда хор заглушал слова служащего священника: в строгой очередности велось богослужение, ни одно слово богослужения не заглушалось хором». На приходе рождается сестричество во имя св. Марии Магдалины, когда через год власти закроют храм и о. Анатолий с общиной вынужденно перейдут в храм Иоанна Златоуста, тогда же появится и братство свт. Иоанна Златоуста. Кроме общего богослужения и заботы о храме прихожан о. Анатолия объединяла и другая деятельность. «Строгого послушания у общинников не было, делали кто что мог, и в зависимости от склада своей личности входили в то или иное дело»5. Существовал так называемый «стол милосердия»: братья и сестры занимались «благотворительностью, сбором средств и распределением их среди бедных. Несколько опытных врачей, входивших в общину, помогали больным, девушки безвозмездно ухаживали за лежачими»6. Часть сестер изготавливала игрушки и цветы на продажу для сбора средств в помощь больным, одиноким, неимущим. Так же из заработанных средств община поддерживала заключенных, в том числе и самого о. Анатолия во время его ссылки. Братья и сестры «занимались церковным и общедуховным самообразованием, собирались вместе для чтения Св. Писания, обсуждали его, читали богословскую и классическую литературу»7, в круг общинных интересов «входили и Кант, и Владимир Соловьев, и Достоевский, и Всеволод Иванов. Существовала и группа по изучению богословия»8. Особое внимание о. Анатолий уделял обучению детей. Еще до рукоположения, в 1918 г., в газете «Слово» он писал: «Наши школы не только не содействуют религиозному росту души, но мешают, противодействуют ему. Закон Божий в той форме, в какой он у нас преподается, внушает детям только отвращение к вопросам веры. Другие предметы, в своей оторванности от основ религиозного веденья, тоже отчуждают душу ребенка от религиозной правды»9. Напомним, что внешние условия становились всё более и более неблагоприятными для церковной жизни, начинали разворачиваться гонения, соответствующим образом менялась обстановка и в учебных заведениях. В этих условиях несколько сестер из общины о. Анатолия занимались как домашние репетиторы с детьми из верующих семей. В 1923 г. о. Анатолий был арестован «за подрыв советской власти путём проповедей» и сослан на два года в Краснококшайск (Йошкар-Ола). За ним в ссылку добровольно последовала его жена, приезжали и другие общинники. Из переписки видно, что несмотря на физическую удаленность пастыря община хранила связь с ним, советовалась об устроении жизни. Вот фрагмент из письма о. Анатолия от февраля 1924 г.: «Жизнь общины для меня дороже моего личного существования. А еще дороже жизнь Церкви и Ее вечной святыни. И хотелось бы, чтобы жизнь общины была полной, осмысленной, радостной, неразрывно связанной с жизнью и страданиями всей тяжко больной, изнемогающей в муках Церкви... <...> Мы маленькие и слабые. Сделать мы ничего не умеем и, вероятно, не сделаем. Но мы имели на пути своем светлое видение и хранили «большую идею», как говорил Достоевский. Видение это, в двух словах, - христианская община или, еще шире и лучше, -христианская общественность»10. В декабре 1924 г., благодаря хлопотам общины, о. Анатолий досрочно возвращается в Киев. Он служит, проповедует. Но в октябре 1930 г. следует повторный арест, обвинение в контрреволюционной деятельности (т.к. после выхода Декларации митр. Сергия о. Анатолий и его община стали «непоминающими») и приговор к 10 годам лагерей. В 1937 г. в лагере о. Анатолий будет расстрелян по приговору лагерной тройки. Несмотря на то, что священнический путь о. Анатолия был сравнительно недолог, - он был рукоположен в 23 года, первый арест пришелся на 26 лет, второй - на 33 года, затем - следствие, лагеря и расстрел в 40 лет - он многое успел сделать и как проповедник, и как пастырь. В том числе и явить в своей жизни и в жизни окормляемой им общины в ту меру, в какую это было тогда возможно, ту самую «христианскую общественность», что, несомненно, принесло свои плоды, за которые мы и сейчас можем благодарить Бога, вспоминая Его верного служителя - о. Анатолия Жураковского. ----------- * На конференции «Агиология: проблемы и задачи», проходившей в рамках IV направления работы Чтений, ведущий - архиеп. Алексий (Фролов) - заявил автору доклада, что программа ничего не значит, и об участии в работе секции нужно было догвариваться лично с ним. Можно предположить, что это беспрецедентное заявление было вызвано давней и острой неприязнью архиеп. Алексия к ректору Свято-Филаретовского института, свящ. Георгию Кочеткову. Е. Степанова, как и множество других студентов и преподавателей СФИ, была заявлена в программе как представитель института. Возможно, именно это привело к тому, что ведущий запретил ей зачитать на секции подготовленный и включенный в программу доклад. ----------- 1 Семененко-Басин И., Проценко П. Возрождение накануне Голгофы: Священник Анатолий Жураковский. Ркп. 2 Проценко П. Навстречу другому // Истина и жизнь. 2006. N№ 3. С. 17. 3 Священник Анатолий Жураковский. Материалы к житию. Париж, 1984. С. 60-61. 4 Там же. С. 199. 5 Там же. С. 212. 6 Проценко П. Навстречу другому. // Истина и жизнь. 2006. N№ 3. С. 23. 7 Священник Анатолий Жураковский. Материалы к житию. С. 212. 8 Мироносицы в эпоху ГУЛАГа. 1918-1932: Свидетельства. Мемуары / Сост. П. Проценко. Н. Новгород, 2004. С. 498. 9 Цит. по: Семененко-Басин И., Проценко П. Возрождение накануне Голгофы. 10 Священник Анатолий Жураковский. Материалы к житию. С. 87. КИФА №2(76) февраль 2008 года |
