08.10.2020 г. | |
Обновление должно коснуться самых корней церковной жизниК 150-летию со дня рождения священномученика Михаила ЧельцоваОбновление не есть отказ от прежде бывшего, зачёркивание его и творение совершенно нового явления: оно есть воззвание к жизни того, что есть или что было и что быть должно, но что почему-либо замерло, поблёкло, захирело и потому не обнаруживает свойственных ему жизненности, блеска и силы. Протоиерей Михаил Чельцов нашим современникам скорее известен как осуждённый на смертную казнь в 1922 году по одному делу с митрополитом Петроградским Вениамином. Тогда шести из десяти приговорённых, включая отца Михаила, отменили расстрел, и через два года выпустили из заключения. После этого появилась его книга «Воспоминания "смертника" о пережитом», описывающая в том числе его духовное состояние в ожидании казни. Возможно, кто-то из читателей «Кифы» помнит, что отец Михаил, будучи горячим проповедником и активным церковным деятелем, возглавлял православное братство при Троице-Измайловском соборе в Петрограде. Сегодня мы предлагаем читателям вспомнить ещё одну важнейшую страницу из его жизни – участие в знаменитом «кружке 32-х» священников, объединившихся впоследствии, в 1906-1907 гг., в Братство ревнителей церковного обновления. Эти священники разрабатывали программу необходимых изменений в церковной жизни, которые помогли бы людям обновить свою веру и жизнь по вере. Для этого они считали необходимым собрать Поместный собор, на котором «во многом совете» следовало обсудить дальнейшую церковную жизнь. Поместный собор, к которому в те годы активно готовились и архиереи, и священники, и миряне, император (первоначально обсуждавший возможность его проведения с митрополитами трёх столичных кафедр – Петербургской, Московской и Киевской) в какой-то момент счёл «несвоевременным». Братство постепенно перестало собираться, но его участники каждый по-своему продолжали служить делу церковного обновления. В 1920-е годы этими идеями спекулировали, пытаясь привлечь к себе сторонников, идейные противники Братства – представители обновленческого раскола, главной отличительной чертой которых была готовность сотрудничать с безбожной советской властью практически на любых условиях. Сегодня в исторической науке важно различать обновление как суть церковной жизни и обновленчество как символ предательства и двурушничества. Отец Михаил был расстрелян в 1931 году после шестого ареста. Анастасия Наконечная * * * Реформы страстно желает все русское духовенство; её ждут и подготовляют почти все наши архиереи; над нею работало и Предсоборное присутствие. Но нужны именно реформы, а не реформация. Из работы протоиерея Михаила Чельцова «Сущность церковного обновления»То движение среди духовенства, которое объединилось под знаменем «церковного обновления», существует уже не первый год. Оно заявило себя и в литературе, и в жизни; оно принимало участие и в подготовлениях к будущему поместному собору, и как таковое получило огромную, не совсем, кажется, впрочем, заслуженную известность. Но, несмотря на это, движение это далеко ещё не определилось ни в своей внутренней сущности, ни в целях, ни со стороны средств своих... Что же такое «церковное обновление»? И то, и другое слово требуют своего выяснения и раскрытия мыслимого в них содержания. Начнём с последнего слова. Обновление не есть появление нового – это было бы творением, рождением; обновлять можно только то, что существует. В этом смысле мы говорим, например, об обновлении природы от благодатного дождя после продолжительной и изнурительной засухи. От засухи всё блёкнет, высыхает, готово, по-видимому, прекратить своё существование, лишается благодатных соков. Прошёл дождь, и всё оживает, но оживает именно потому, что корни были ещё целы, в них ещё таилась живительная сила, они были со всеми присущими им потенциальными устремлениями к росту, к процветанию, т. е. к обновлению. – Но и дождик для обновления природы должен быть достаточно силён и непременно идти при благоприятных условиях. Небольшой дождь, коснувшись верхов, поверхности, в состоянии будет произвести небольшое оживление, озеленение природы, но как недостаточно проникший в глубину земли, не коснувшийся корней растений, произведёт действие не продолжительное, скоропреходящее, для обновления совершенно недостаточное. Может пройти дождь с бурей, градом или сильным холодом. Он забьёт землю, вырвет с корнем и поломает деревья, приколотит корни, лишив их этим свободы развития. Нужно, чтобы дождь дал благотворную влагу самим корням, размочив почву и сопровождался всё оживляющим блеском и согревающей теплотой весеннего солнца. Но и самый благоприятный дождь, даже после самой изнурительной засухи, для обновления природы не производит никакого существенного переворота в природе, во внутренней сущности растений: растения сами по себе остаются теми же, что и были, только со вновь полученными, данными условиями для своего оживления, расцвета; что было заложено в их сущности живительного – теперь распускается, раскрывается, даёт приятность обонянию, удовольствие глазу и радость и отраду всему живому. Так намечаются следующие четыре основных черты в содержании понятия «обновления». 1) Обновление не есть отказ от прежде бывшего, зачёркивание его и творение совершенно нового явления: оно есть воззвание к жизни того, что есть или что было и что быть должно, но что почему-либо замерло, поблёкло, захирело и потому не обнаруживает свойственных ему жизненности, блеска и силы. 2) Обновление не перерождает и внутренней сущности того или иного явления, не производит в нём внутреннего переворота: оно выявляет эту сущность, доставляя все способы к её обнаружению, раскрытию, процветанию; оно есть распускание бутона в цветок во всей его пышности, красоте и благоухании. 3) Но обновление не есть замазывание прорех, заплата на старом: оно должно быть глубоким и всесторонним, чтобы коснуться самых корней известного явления, им дать силы к углублению внутрь почвы и к проявлению крепким, твёрдым, могучим стволом для произрастания райских плодов на пользу человеку. 4) И идти оно может не путём репрессий, насилия, через гром и бурю, но созидая в природе благоприятную почву, естественные условия, путём разработки нужного материала, подготовлением данного явления к восприятию его природным сознанием. Все эти черты такого свойства и направления, что они роднят обновление с эволюцией и делают его совершенно чуждым революции; обновление требует коренных реформ и чурается реформации, как явления совершенно другого порядка. Как таковое, какой смысл будет иметь обновление в приложении к Церкви? Здесь мы встречаемся с целым рядом недоумений и, по-видимому, основательных возражений. Как, говорят нам, можно говорить об обновлении Церкви, коли она есть столп и утверждение истины, коль её не одолеют и врата адовы? Говорить об обновлении Церкви не значит ли предполагать её мертвенность; а это не в противоречии ли будет с вышеприведёнными изречениями слова Божия?.. Церковь действительно столп и утверждение истины и действительно вратами ада она никогда не одолена. Она может оставаться, пребывать таковой, но не для нас – известных, допустим, личностей или даже русского православного народа... Церковное обновление имеет своим объектом не Церковь в её трансцендентной сущности, даже и не в земной её святости, а Церковь со стороны выражающего её вовне человеческого её элемента. А человечество, как заражённое грехом, ограничено в своём усвоении истин веры и не без уклонений и падений совершает путь к богочеловечеству... В наши дни государственного и общественного брожения обратились рядовые христиане к Церкви за разного рода разрешениями, разъяснениями и... натолкнулись на стену молчания, откуда послышалось им только одно: ignoramus et non possumus1... И пошли далеко в сторону от Церкви когда-то люди церковные, пошли по разным сектам и законам; иные совсем о Боге перестали думать, оставили Его; другие сочли религию делом внешним, неважным придатком и, пока ещё числясь православными, зажили без Христа и без Бога. И опять перед некоторыми из христиан и перед многими из пастырей церковных восстал вопрос: так ли должно быть? Естественно ли это? Не беда ли, не горе ли это для Церкви? Нельзя ли избавиться или, во всяком случае, умалить, ослабить дальнейшее поступательное движение его? И предстал перед ними вопрос: како веруеши и почему? Само собою, по законам какой-то неведомой логики, по побуждениям какой-то таинственной требовательной силы всплыла на поверхность христианского сознания многих необходимость осмотреть церковное христианство, выяснить его настоящую подлинную сущность, его отношение к государственной, экономической, общественной жизни, к политике и культуре общечеловеческой. Так появилось то, что потом названо было церковным обновлением. Христианская общественность, Царство Божие и на земле – вот что написано на стяге, под которым стоит церковное обновление. Человек – христианин, человек – сын Божий, человеческая общественность – общественность евангельская, жизнь людская, мировая – жизнь богоподобных существ – вот идеал его. Церковь, как всё живое, в жизни своей подвергается многоразличным переменам. Она, говоря словами одного древнего церковного писателя, «иногда возносится к небу, иногда опускается в бездну, иногда Христовою управляется силою, иногда колеблется страхом, иногда покрывается волнами страстей, иногда всплывает на вёслах исповедания» (Пётр Хрисолог). Но и в самую худшую пору она всё-таки дерево целостное, с крепкими здоровыми корнями, с никогда неиссыхающей благодатной влагой в них, но только дерево не дающее зелени, дающее недостаточно ограды и успокоения путников, дерево без цвета и надлежащей красоты. Историческая Церковь и по источнику бытия своего, и по своей внутренней природе есть Церковь Бога живого, но только отяжелевшая за массой несродных ей наслоений, утратившая сродную ей эластичность, приложимость общечеловеческую, закрывшаяся для проявлений полноты благодати своей чрез живые действия Духа Св. и служащая не к раскрытию, а нередко к подавлению даров Духа Св. в каждом из людей. Отсюда задачей является не пересоздание Церкви как Божественного установления, а возрождение её со стороны её человеческого элемента. Основы, начала, заложенные Христом, суть начала евангельской правды и истины, но они заглушены, как бы куда-то схоронены; их требуется проявить, воззвать к жизни... Но так как в современной нам жизни христианство слишком незаметно, церковное претворение зла в добро, не мышления, но именно действования, почти совсем отсутствует, нравственный упадок, особенно в представителях государственной и церковной власти, слишком велик, то и средства к осуществлению задач для церковного обновления должны быть радикальные. Должна быть предпринята самая основная и всесторонняя реформа всего строя церковной жизни. Реформы этой страстно желает и всё русское духовенство; её ждут и подготовляют почти все наши архиереи, как об этом свидетельствуют отзывы всех их о церковной реформе; над нею работало и Предсоборное присутствие. Но нужны именно реформы, а не реформация. Это – гром, буря и молния; она грозит не только обломать ветви и погнуть самый ствол у дерева Церкви, но и с корнем его вырыть из русской православной почвы. Для исправления в сторону уклонившегося ствола нашей Церкви, для его озеленения и расцвета нужна не революция церковная, а эволюция, хотя и самая последовательная и строго проведённая. Думать же, что всё может исправиться само собой, что никаких основных реформ не нужно, что, при промышлении Божием о Церкви Его святой, процесс самой жизни приведёт к целям религиозного прогресса, – это благочестиво оправдывать свою лень, защищать кощунственно свою неподвижность и безбожно предаваться утопической мечте. Ничто само собой не делается и под лежащий камень нашей церковной неподвижности вот уже не одно столетие не течёт освежающая вода силы Христовой: а ведь в Церкви Христовой, Божией, такой воды неиссякаемый источник... При разъяснении этих положений мы естественным образом встречаемся с вопросом об отношениях Церкви к государству и наоборот. Вопрос этот почти у нас не затрагивался в литературе, а поэтому представляет почти непочатую ниву. Вот и предстоит уяснить, что свободная Церковь должна быть свободной не только от государственных тисков, но и от опеки, свободной во всех своих внутренних жизнепроявлениях. Только такая Церковь с надлежащей полнотой и в достаточной степени будет светить подлинным светом Христовым и правильно в нём отражать все поступки людей, как правителей, так и подчинённых, как знатных и богатых, так нищих и убогих, будет для всех нелицеприятным судией. Во взаимоотношениях людских обновление должно указать полную приложимость и всецелую осуществимость евангельских принципов братства, равенства и свободы, выявить их христианскую физиономию и подлинность. Для этого необходимо добиваться реформирования и церковного управления, церковной жизни на основах соборности и единства. Единство должно быть раскрыто не в формулах лишь веры, но главным образом в самом христианском самочувствии и самосознании, а соборность проведена от низших форм до самых высших. Церковное обновление – это возрождение церкви к проявлению Христа в жизни мира сего, не чрез отдельных только святых, но чрез всё общество людское, к обожению его, к водворению и на земле Царствия Божия, к осуществлению слов молитвы Господней: «Отче наш, да приидет царствие Твое. Да будет воля Твоя как на небе, так и на земле»! Санкт-Петербург, 1907 г. -------------------------------- 1 Не знаем и не можем (лат.). Кифа № 5 (261), май 2020 года |