Православные братства в истории России
Сегодня, в День православных братств, мы вспоминаем конференцию, которая проходила в Петербурге год назад, в дни 100-летия возрождения братского движения в России
1-3 февраля 2018 года в Санкт-Петербурге собор Феодоровской иконы Божьей Матери (Санкт-Петербург), Свято-Филаретовский православно-христианский институт и Преображенское содружество малых православных братств провели по благословению митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Варсонофия Международную научную конференцию «Православные братства в истории России: к 100-летию воззвания патриарха Тихона об образовании духовных союзов». Не претендуя на полноту освещения этого масштабного события, предлагаем вниманию читателей краткий репортаж.
* * *
В начале февраля мне довелось побывать на конференции «Православные братства в истории России».
Подъезжая ранним утром к Петербургу, я не могла не вспомнить все, о чём пришлось передумать и написать в прошедшем году в ежемесячной хронике событий столетней давности. И сквозь обычные окраины современного мегаполиса мне виделся образ того давнего Петрограда, полного сначала обезумевшими толпами запасников, а потом отрядами озверевших вооруженных рабочих – столицы, из которой выплёскивалась и расползалась по всей России страшная, затопившая страну тьма.
В непривычной утренней темноте я дошла до собора Феодоровской иконы Божией Матери. И первые же слова, которые услышала в переполненном зале конференции, будто ответили на этот не отпускавший меня образ темноты. «Да, то было время страшного зла и греха, но и время великих духовных открытий», – сказал, начиная свой доклад, духовный попечитель Преображенского братства священник Георгий Кочетков. Этот доклад, говоривший о том, что могут сделать для церкви в своём служении братства, многие из гостей конференции потом в разговорах называли самым ясным и самым запомнившимся. Может быть, потому, что в нём говорилось о смелости и открытости, о любви и стремлении к святости, о борьбе за личностность и соборность, общение и служение, за исполнение своего призвания человеком и человечеством, о включённости всех христиан, всех верных в церковную жизнь – обо всём, чего ищет сердце неравнодушного человека, пришедшего к вере и в Церковь.
Это вводило разговор в очень ценную, на мой взгляд, атмосферу поиска живой связи прошлого и настоящего, в которой нет места абстрактным, оторванным от жизни и её насущных задач теоретическим экзерсисам.
Именно это чувство живой заинтересованности и докладчиков, и аудитории было характерно для всех докладов и дискуссий, касались ли они дореволюционных братств или малых групп «меневского» круга 1980-х годов и начала существования будущего Преображенского братства в 1970-е.
Конечно, то, о чём я говорю, вовсе не значит, что доклады представляли собой некие публицистические эссе. Серьёзная архивная база, редкие документы, описание малоизвестных событий придавали вес самым разным по тематике выступлениям.
Одним из свидетельств о «неубиваемости» братства как явления церковной жизни стали воспоминания о том, как чекист, пришедший на собрание одной из групп верующих в 1970-е годы, чтобы переписать паспортные данные, обратился к собравшимся с недоумённым вопросом: «Мы же вас всех в 1920-е постреляли, откуда же вы взялись?»
Вопросы поддерживали общую тональность: ведь не одним только специалистам-историкам важно понять, почему некоторые из дореволюционных братств, поддерживавших плодотворную и активную просветительскую и благотворительную деятельность, покорно прекратили своё существование после декрета об отделении церкви от государства в 1918 году, а другие упорно сопротивлялись всем попыткам уничтожить живую связь между их членами – даже после того, как многие из них оказывались в ссылках, в лагерях или были физически уничтожены. (Одним из свидетельств о «неубиваемости» братства как явления церковной жизни стали воспоминания о том, как чекист, пришедший на собрание одной из групп верующих в 1970-е годы, чтобы переписать паспортные данные*, обратился к собравшимся с недоумённым вопросом: «Мы же вас всех в 1920-е постреляли, откуда же вы взялись?»)
Важен сегодня и вопрос о соотношении братства и прихода, их взаимодействии (или, как говорили некоторые докладчики, «синтезе») – и неслучайно эта тема звучала не один раз.
Непраздным остается и вопрос о том, могли ли братства собираться по сугубо национальному принципу. Прекрасной иллюстрацией здесь стал ответ прот. Константина Костромина, посвятившего свой доклад эстонскому православному братству сщмч. Исидора Юрьевского, на вопрос о составе братства. По словам о. Константина, пофамильные списки сдачи обязательных взносов дают возможность заключить: 2/3 членов братства, занимавшегося просвещением православных эстонцев (что включало и регулярные богослужения на эстонском языке) по национальности сами были русскими.
Не менее интересными были и разговоры в кулуарах: после секции, посвящённой тем дореволюционным братствам, которые не пережили 1918 год (насколько об этом можно судить из сохранившихся документов), историк и геральдист В.И. Лавренов сказал мне, что он всё чаще приходит к выводу: многие лакуны в послереволюционной истории братств связаны с целенаправленной зачисткой архивов в советское время. С тем, что это предположение очень достоверно, согласились и другие специалисты. И действительно: деятельность братств была очень значительной, суммы пожертвований на благотворительную и просветительскую деятельность, озвученные на секции (а в докладах упоминались братства Владимирской, Калужской, Тульской, Олонецкой епархий), переведи мы их в сегодняшний масштаб цен, составляли десятки и сотни миллионов. Трудно поверить, чтобы такая склонность к жертвенности была жёстко связана с государственным статусом церкви. Скорее всего, мы не знаем (и, увы, никогда не узнаем) какую-то часть трагических страниц послереволюционной истории братств в разных городах России.
* * *
Мы очень надеемся познакомить читателей в ближайших номерах с многочисленными интервью, записанными на конференции, и с фрагментами наиболее интересных докладов.
Участники же конференции закончили её заседания круглым столом, в конце которого не сговариваясь сказали, что эти дни – только начало большого разговора, и все они будут ждать его продолжения.
Текст: Александра Колымагина
Фото: Александр Волков
------------------------------
* Неформальные собрания верующих преследовались вплоть до 1988 года (празднования тысячелетия крещения Руси). На любую встречу, где вместе читали и обсуждали Писание, могли нагрянуть с проверкой и переписыванием паспортных данных всех присутствующих (что могло означать дальнейшие неприятности на работе или в институте) сотрудники КГБ. Тюремные сроки за такое общение были редкими, но тем не менее они были: основатель Братства вятских христиан Борис Талантов умер в тюрьме в 1971 году, участники «Христианского семинара » Александра Огородникова получили серьёзные тюремные сроки в 1979 году, исследователь церковной жизни (в том числе и братских движений) раннего советского времени Павел Проценко был осуждён на три года лагерей в 1986 году. Все приговоры выносились по политическим статьям.
Источник: Кифа № 2 (234), февраль 2018 года
Ещё материалы по теме