13.10.2017 г.

За что полагать свою душу

О протоиерее Всеволоде Шпиллере вспоминает священник Георгий Кочетков

Image
Протоиерей Всеволод Шпиллер с Георгием Кочетковым и Александром Копировским во дворе Николо-Кузнецкого храма. Середина 1970-х годов
 

Отец Георгий, мы в последнее время ищем воспоминания и дневники, связанные с событиями столетней давности. И вот вспомнили, что о. Всеволод Шпиллер сражался в Белой армии, и подумали – может быть, он Вам что-нибудь об этом рассказывал?

Отец Всеволод не однажды вспоминал во время наших разговоров о революционных событиях, о гражданской войне. Этот вопрос был для него, безусловно, важен и, видимо, очень его беспокоил. При этом он чаще всего делал какие-то общие выводы. Я помню, он говорил мне: вот, говорят, красные зверствовали. Да, это так. Но зверства были иногда и со стороны Белой армии. Красные вырезали на плечах солдат Белой армии погоны, сдирали кожу, но и белые вырезали звёзды на груди красных. И заложники были и у белых, и они расстреливали их по примеру красных. Отрицать эти факты невозможно, хотя и можно говорить о том, что террор начали именно красные, что масштаб зверств был несоизмерим.

Вывод его был такой: да, были одни, были другие, кто-то более прав, кто-то менее, но всё равно это было не то и с той, и с другой стороны. Я помню его фразу: надо было полагать свою душу не за старый мир, не за новый мир, а за высшие ценности – по существу, за божественное начало. Это первое, что мне запомнилось из этих разговоров.

Он, конечно, был человеком осторожным, а я был тогда ещё довольно молодым (это была середина 1970-х годов, мне было где-то 25 лет), понятно, что хотя мы и были уже достаточно хорошо знакомы, он осторожничал. Это было в его натуре, без этого было невозможно. Поэтому я думаю, что он говорил не всё, но тем не менее говорил.

Был ещё один интересный рассказ. Когда он лежал в больнице, он попал в палату с человеком примерно его возраста, с теми же болезнями. И тот стал рассказывать, как был в Красной армии, воевал в таких-то местах. И вдруг отец Всеволод говорит ему: а я тоже там был, и тоже воевал, только с другой стороны. Причём место, где проходил этот бой, было имением древнего королевского литовского рода Радзивиллов, с которым была в родстве супруга о. Всеволода1. И вот на него, видимо, произвело большое впечатление, что два очень старых человека с одинаковыми немощами, которые в молодости сражались по разные стороны баррикад, были врагами, встретились в одной палате. Из этого он делал вывод, что разделение народа ничем не оправдывалось, что оно было искусственным. Теперь-то мы это всё хорошо и сами понимаем. Но тогда, в середине 1970-х, это звучало редко.

Недавно в одной интернет-публикации я прочитала, что о. Всеволода благословил вернуться в Россию архиепископ Серафим (Соболев) со словами: духовно там всё разрушено до основания, старайся восстановить хоть что-нибудь. Как Вам кажется, это правда?

Да, очень похоже. У них были близкие отношения с владыкой Серафимом, он много раз касался этой темы. Он был чуть ли не его помощником и отзывался о нём если не восторженно, то во всяком случае очень уважительно.

Получается, он вернулся, чтобы служить восстановлению тех самых высших ценностей...

Поэтому он и вёл себя так осторожно: у него были стратегические планы. И он прекрасно понимал ситуацию, в которой находится, знал, что за ним очень присматривают, что власть ему не до конца доверяет, что его очень отслеживают. При этом он действительно многое делал. Он умел организовывать дело, касалось ли это, скажем, канонизации Андрея Рублёва, или чего-либо другого. Он действительно собирал народ. Он делал по-другому то же, что делал, скажем, отец Александр Мень. Это же делали и отец Виталий Боровой, и отец Таврион (Батозский), и отец Иоанн (Крестьянкин). Все мои учителя в 1970-х годах делали одно дело, но очень по-разному, поэтому друг друга не признавали. Но отец Всеволод любил немножко критиковать всех, у него был критический склад ума. Он не очень хорошо отзывался, скажем, о митрополите Никодиме и об отце Александре Мене... Когда он сравнивал о. Александра Шмемана и о. Иоанна Майндорфа2, с которыми он поддерживал отношения, то был больше на стороне отца Иоанна Майндорфа. Шмеман ему не очень нравился. И Солженицын вызывал у него раздражение...

С этим для меня связано очень грустное впечатление. Когда мы планировали эту публикацию, я (совсем забыв такие когда-то привычные реальности советского времени) решила поискать какие-нибудь воспоминания о. Всеволода о времени гражданской войны в огромном томе его переписки, изданном в 2000-х годах. Конечно, листая письма, я сразу поняла, сразу вспомнила, что ничего подобного в них быть не могло. Но зато я нашла лишнее подтверждение тому, что «письма отца Павла Троицкого», которым так доверяли и сам о. Всеволод, и некоторые из его духовных чад, действительно были проектом КГБ3. В сборнике почти подряд идут два письма «о. Павла», где тот очень аккуратно, но энергично и настойчиво осуждает Солженицына. И сразу вслед за этим появляется интервью о. Всеволода Агентству печати новости, где он повторяет направленные против Солженицына аргументы из этих писем...

Жаль, но он, конечно, очень доверял этим письмам. Думаю, и он, и другие адресаты просто никогда не думали, что можно дойти до такой подлости, до такой низости – посылать от имени исповедника веры фальшивые письма. В их умы и сердца это просто не умещалось, хотя они были опытными и умными людьми.

В этих письмах, насколько я помню, были нападки и на нас. И поэтому о. Всеволод в какой-то момент стал нас сторониться, хотя и не разорвал отношений, и мне никогда, ни разу ничего не говорил. Мы всегда, до самой его кончины, оставались очень близкими людьми. Он наверняка видел у нас какие-то недостатки, тем более что мы были тогда молодыми и неопытными. Но он очень во многом шёл нам навстречу, настолько во многом, что я до сих пор этому поражаюсь. Он намного опередил своё время и, конечно, не был похож на столь уважаемого им владыку Серафима (Соболева), ограниченного кругом фундаменталистских представлений. Отец Всеволод был выдающимся церковным деятелем, мыслителем, проповедником, хотя и не был богословом. Это был замечательный человек, подлинно культурный, духовный, можно сказать, даже святой.

-------------

1 Конечно, будущей супруги, ведь во время гражданской войны Всеволоду Шпиллеру было 16–17 лет.

2 Так произносят свою фамилию многие члены семьи Мейендорфов.

3 В течение многих лет о. Всеволоду Шпиллеру и некоторым другим представителям церковной интеллигенции передавались письма, подписанные исповедником веры о. Павлом Троицким. Никто из получателей никогда не видел старца, письма передавала Агриппина Истнюк, представившаяся его духовной дочерью и объяснившая, что о. Павел живёт в затворе в Калининской (ныне Тверской) области. Письма показывали удивительную осведомлённость автора не только в событиях жизни адресатов, но и в подробностях церковной политики, в том числе международной. В ноябре 1991 года Агриппина Истнюк передала известие о кончине о. Павла и вскоре скончалась сама. Когда в 1990-е годы были открыты архивы КГБ времён репрессий, оказалось, что подлинный о. Павел Троицкий погиб в заключении в 1944 году. Некоторые историки считают это доказательством того, что письма были написаны в подразделении КГБ, занимавшемся церковью, и были инструментом влияния этой организации на некоторые круги верующих. Однако многие из бывших адресатов писем продолжают верить в то, что получали письма от старца.

 
Image
Всеволод Шпиллер в годы гражданской войны

Всеволод Дмитриевич Шпиллер родился 14 июля 1902 года в Киеве в семье архитектора.

Учился во Владимирском кадетском корпусе в Киеве.

В конце октября 1917 года сохранившие верность присяге солдаты и офицеры русской армии и воспитанники военных училищ противостояли частям украинских националистов и отрядам красных. Всеволод Шпиллер, которому только что исполнилось 15 лет, участвовал в этих боях, был ранен. Вступил добровольцем в Белую армию.

В 1918–1920гг. в офицерском звании воевал на фронтах гражданской войны.

С 1921г. жил в эмиграции в Константинополе, Галлиполи, в конце того же года переехал в Болгарию.

В 1934 году был рукоположен архиепископом Серафимом (Соболевым) (РПЦЗ), служил в качестве клирика Болгарской православной церкви в Пловдивской епархии, а с 1944 года – в Софии.

В 1950 году репатриировался в СССР.

В 1950–1951гг. – инспектор Московской духовной академии и семинарии, доцент. В 1951 году недолго был настоятелем Успенской академической церкви в Новодевичьем монастыре.

В 1951–1984гг. – настоятель храма Святителя Николая в Кузнецах в Москве.

Кифа № 10 (227), июль 2017 года
Беседовала Александра Колымагина
Фото из архива семьи Шпиллеров и из архива Преображенского братства