Мы свои «сорок лет» ещё не отходили
О братской жизни в истории и современности размышляет священник Максим Плякин, секретарь Саратовской епархиальной комиссии по канонизации
Отец Максим, были ли среди канонизированных святых члены саратовского братства Честнаго Креста?
В 2016 году был прославлен член братства священномученик Владимир Пиксанов, убитый богоборцами в начале 1918 года. В Подмосковье почитается член братства святой Константин Голубев, которого большинство знает именно по его мученичеству в Подмосковье. Но большая часть жизни о. Константина прошла на Саратовской земле, и его творения, выпущенные недавно Свято-Тихоновским университетом, в значительной части происходят из архивов Саратовской области. И то, что именно на нашей земле сохранились его миссионерские записки, конспекты его бесед, и как раз большей частью – в архивном фонде братства Честнаго Животворящего Креста, для меня как саратовца огромная радость.
Пять лет назад Вы рассказывали, что попыток возродить братство пока не заметно...
Дело в том, что сегодня значительная часть задач, которые решало братство, так или иначе поделены между епархиальными отделами. До революции существовало достаточно чёткое разделение труда. Епархиальное управление – консистория – занималось именно бюрократией: ведением учётных дел клириков, учётом имущества и состояния храмов. Скажем, клировая ведомость – по сути, паспорт храма – по дореволюционному порядку должна была раз в несколько лет обязательно обновляться; и если в архиве клировые ведомости уцелели, это позволяет очень чётко проследить историю не только храма, но и людей, которые там служили. Дела же, связанные с внехрамовой деятельностью, – благотворительность, миссионерская и просветительская деятельность, книгопечатание – обычно отдавались на откуп епархиальным братствам. В архиве нашей комиссии лежит чрезвычайно интересное издание. Это сборник молитвословий для общенародного пения в храме. Он выпущен братством Честнаго Креста, и вложена в эту книжку как раз фотография того самого чудотворного Креста, в честь которого названо братство.
Книжка вышла в братской типографии, подготовлена братством, но, как отмечено на ней, по благословению правящего архиерея (на тот момент им был священномученик владыка Гермоген (Долганёв)), и распространялась она как епархиальное издание. То есть епархия использовала дело братства и давала ему путёвку в жизнь. А сегодня получается, что и типографии, и миссионерские отделы, и отделы по социальному служению чаще всего интегрированы в епархиальную структуру, и это, конечно, немножко распыляет силы, потому что священников не так много, и им трудно нести все эти нагрузки. Но есть и обратная сторона – то, что сегодня эти проекты интегрированы в епархиальную структуру, даёт возможность избежать некоторых препонов, которые были в дореволюционной России, когда братству приходилось доказывать: то, что оно делает, имеет право на существование. Сегодня, когда социальным проектом занимается епархиальный отдел по социальному служению и благотворительности, ничего доказывать не надо, достаточно просто показать бумагу, что мы действуем от епархии.
Братства ведь существуют не только для того, чтобы что-то делать, но и чтобы были братские отношения между людьми...
С этим, к сожалению, проблема – люди сегодня в целом очень разрознены. Но мне кажется, прежде чем говорить о каких-то братских объединениях, необходимо решить гораздо более насущную проблему: объединение людей вокруг приходов. Мне в этом смысле повезло: у меня приход расположен в спальном районе, и те, кто приходит к нам молиться, – это люди, которые живут в пределах 15-20 минут ходьбы от храма. Они знают друг друга просто потому, что здесь живут. Наши дети ходят в одну школу, мы сталкиваемся на улицах, ко мне могут на улице подойти под благословение. Но, к сожалению, даже в нашем сравнительно немаленьком Саратове таких территориальных приходов очень мало.
У нас есть своё небольшое молодёжное объединение, которое раз в неделю встречается на беседы. Этим занимаются два священника: я и ещё один клирик. Мы что-то рассказываем, молодые прихожане что-то спрашивают, а потом мы обычно отводим какое-то время просто на неформальное общение. И в читальном зале приходской библиотеки время от времени возникает дискуссионная беседа. Ещё для наших прихожан очень значимо, что в сложной ситуации (например, когда по ряду причин не удаётся организовать отпевание усопшего в храме) они могут пригласить священника домой. Ведь присутствие священника в доме верующих очень значимо для людей. Я удивился, что таких вещей очень мало в Москве.
А других прихожан на отпевание ваши пасомые зовут? Для меня одним из главных переживаний было то, как братья и сёстры помогают проходить через эти ситуации вместе... Это становится очень глубоким свидетельством о Воскресении.
На отпевании совершенно прекрасное в этом смысле библейское апостольское чтение: «Не хочу же оставить вас, братия, в неведении об умерших, дабы вы не скорбели, как прочие, не имеющие надежды»... И я говорю людям: мы здесь собрались не для того, чтобы только лишь плакать и рыдать, как того требует стихира на целовании. Однако то семейное, дружеское, братское переживание, о котором вы говорите, я наблюдаю не всегда. Но мне кажется, возникновение таких отношений – это, как говорят, дело наживное.
В любом случае, когда мы говорим о церковном возрождении, нужно понимать, что всё-таки, несмотря на сравнительно долгий срок церковной свободы, 30 лет – это очень немного.
Это целое поколение...
Но что это за поколение? Родители нынешних прихожан выросли с осознанием того, что для принятия таинства надо сначала забиться в самый глухой угол. И этот психологический барьер, оставшийся ещё с советских времён, до сих пор стоит. Евреям надо было сорок лет провести в пустыне. И мне кажется, что мы свои «сорок лет» ещё не отходили, и рано говорить о полноценном возрождении внутренней жизни церкви. Мы стараемся всеми силами возобновить хотя бы внешние формы церковной жизни, и я надеюсь, это приведёт к тому, что люди перестроятся.
Сегодня такие усилия понемногу идут и «сверху», и «снизу». Можно вспомнить, например, один из документов, подготовленных Межсоборным присутствием – «Участие верных в Евхаристии». Одновременно я вижу и среди прихожан ростки сознательного отношения к таинству. Я рад, когда мне люди на исповеди говорят: «Батюшка, я каюсь, что редко читаю Евангелие». Я исповедую этих людей и готов засвидетельствовать: люди каются, что редко берут в руки Писание, что Псалтирь, Евангелие, апостольские послания они читают редко. Да, Библия в жизни людей пока ещё не занимает значимое место, но это уже осознаётся как грех. Кто-то приходит на исповедь и говорит: «Батюшка, знаете, суета закрутила, обычно читаю Евангелие по главе в день (многие так делают), да вот две недели пропустил».
Вы, наверное, в проповедях говорите о необходимости читать Писание?
Не только в проповедях. И ещё – мне повезло с предыдущим настоятелем. Ныне уже покойный пожилой священник, который скончался от инфаркта, когда многое ещё мог бы сделать, все годы своего служения настойчиво говорил людям: «Надо... надо... надо...». Когда приходит моя череда на первую проповедь Великого поста, я всегда говорю: «Сейчас на службе больше читается Псалтирь, со следующей недели мы начнём в храме читать Евангелие – вы знаете, почему это? Сейчас мы читаем Бытие, Исайю – опять же, почему? Почему Церковь создала в эти дни уникальную ситуацию, когда Писание читается ежедневно? Потому что без Писания мы не пройдём пост. Этого больше нет нигде, даже в Петровом посте есть дни, когда Устав не предписывает чтение Писания на службе (фактически в нашей нынешней практике чтение есть, но Типикон не предписывает это делать), а вот Великим постом Типикон предписывает читать Писание ежедневно». И мне кажется, плоды уже есть. Да, «может быть, жить в эту пору прекрасную уж не придётся ни мне, ни тебе», как сказал поэт, но то, что церковное сознание растёт, – это видно. И может быть, через чтение Евангелия, через ощущение необходимости Евхаристии дело дойдёт и до какого-то братства церковного... Я не знаю. Я не хочу сейчас изрекать некое далеко идущее пророчество. Но может быть, пройдут 10-20 лет, и мы увидим все ту же, но во внешнем своем выражении совершенно другую церковь.
Беседовали Анастасия Наконечная, Александра Колымагина
Кифа № 5 (223), апрель 2017 года