Преодолеть одиночество
В каком-то смысле я умираю в бесплодии. Тем не менее это странным образом уживается во мне с благодарностью за жизнь и, что ещё удивительней, с надеждой на прощение.
С.И. Фудель. Воспоминания
Сергей Иосифович Фудель родился 31 декабря 1900 года в семье священника московской Бутырской тюрьмы – Иосифа Фуделя. Отец Иосиф был прозван заключёнными «тюремный батюшка»: он не только исповедовал и причащал их, но и заботился о них, собирал им еду и одежду. И сын его Сергей был крещён в тюремной Покровской церкви.
Семья в своей церковной жизни ориентировалась на тот опыт, который связан с Оптиной и Зосимовой пустынью, и часто бывала в этих монастырях. В то же время о. Иосиф находился в постоянном общении с людьми, представлявшими собой центр религиозной и философской жизни Москвы; среди его добрых знакомых были священник Павел Флоренский, философы Константин Леонтьев и Лев Тихомиров. Неудивительно, что ещё юношей Сергей успел побывать на заседаниях московского религиозно-философского общества.
В 1917 году он окончил гимназию и поступил в Московский университет. Вскоре для него началась череда беспрерывных арестов.
23 июля 1922 года он был арестован за антиобновленческую деятельность и в декабре отправлен в Усть-Сысольск, а затем в Княж-Погост Усть-Вымского уезда, где отбывал ссылку до апреля 1925 года.
23 июля 1923 года в комнате ссыльного епископа Ковровского Афанасия (Сахарова) Сергей венчался с Верой Максимовной Сытиной, которая, будучи его невестой, поехала вместе с ним из Москвы в ссылку.
В 1925–1932 годах семья Фуделей жила в Москве. 1 января 1933 года Сергей Иосифович был снова арестован и приговорён к новой ссылке по обвинению в «антисоветской агитации», а также «недонесении о контрреволюционном преступлении». В феврале он был отправлен в Явенгу, 30 мая сослан на лесозаготовки в лагерь под Вельском, а в июле переведён в Вологду, где находился в ссылке до января 1936 года. После Вологды до 1942 года семья Фуделей жила в Загорске, где Сергей Иосифович работал бухгалтером в артели, а затем – на заводе. В это время их дом был местом проведения тайных богослужений и пристанищем скрывавшихся от преследования священнослужителей.
Во время Великой Отечественной войны до августа 1945 года Сергей Иосифович служил рядовым в железнодорожных войсках в охране воинских грузов.
17 мая 1946 года он был арестован в третий раз по делу об «антисоветском церковном подполье» и 30 ноября приговорён к пятилетней ссылке, которую отбывал сначала в Минусинске, а затем в селе Большой Улуй Красноярского края. По окончании ссылки до осени 1962 года Фудели жили в Усмани.
С 1955 года С.И. Фудель постоянно работал над книгами, ни одна из которых в те годы не могла быть опубликована. В 1956 году была закончена первая работа – «Моим детям и друзьям», в 1957 году в первоначальной редакции – «Путь отцов», в 1959–1961 году – «Церковь верных», «Свет Церкви», «Соборность Церкви и экуменизм».
В ноябре 1962 года семья переехала в Покров, город во Владимирской области, где Сергей Иосифович служил псаломщиком в Покровском храме и подрабатывал, выполняя переводы для Издательского отдела Московской патриархии (он сам знал семь языков, а его жена – пять). В Покрове в 1963 году была закончена книга «Наследство Достоевского» и началась работа над книгой об о. Павле Флоренском «Начало познания Церкви» (была издана в 1972 году в Париже издательством «YMCA-Press» без ведома автора под псевдонимом Ф. Уделов). В 1970-е годы в самиздате появились книги С.И. Фуделя «Священное Предание», «Причастие вечной жизни», «У стен Церкви», «Славянофильство и Церковь», «Записки о литургии и Церкви».
Скончался Сергей Иосифович в Покрове 7 марта 1977 года.
Воспоминания о Сергее Иосифовиче Фуделе
Священник Георгий Кочетков: Благодаря библиотеке Николая Евграфовича Пестова у меня была возможность познакомиться с книгами Сергея Иосифовича Фуделя в самиздате. Я сразу обратил на них внимание. Конечно, я ничего не знал об авторе, мне само по себе имя Сергея Иосифовича ничего не говорило. Но когда я познакомился с его книгами, то стал их собирать, стал просить у Николая Евграфовича именно эти книги и просто поглощал их. Они меня увлекли, заворожили при первом же прочтении, хотелось их и потом ещё читать и читать.... Мне почему-то казалось, что автора уже нет в живых (как часто бывало в советское время).
И вдруг я выяснил у Кати Соколовой (внучки Николая Евграфовича), что Сергей Иосифович жив, более того, она его знает. Для меня это было огромной радостью, потрясением – именно от неожиданности. И у меня сразу возникло желание встретиться с ним. Катя Соколова сказала, что он живёт крайне бедно, можно даже сказать – в нищете, не очень близко от Москвы, но и не очень далеко – за 101-м километром. Было понятно, почему за 101-м1. Это был Покров. И тогда родилась идея к нему поехать.
А.М. Копировский: Я помню, мы привезли продукты, он открыл холодильник – пусто! Ничего. Просто пустой холодильник...
В разговоре Сергей Иосифович был очень сдержан. Не пытался дополнить свои книги. Как мне показалось, он был по складу характера тихий человек. Здоровье его было, конечно, очень сильно подорвано. И вообще, он тяжело переносил жизнь – и болезни свои, и нищенское положение – это тоже накладывало отпечаток на его личность, на общение, на его слова. Я почти не помню его улыбающимся, смеющимся.
Личная биография его исключительна. Он – сын известного в Москве священника, не только приходского, но и тюремного, человека праведной жизни. Ещё в молодости Сергей Иосифович жил в общении с церковной интеллигенцией, а потом – в общении со святыми исповедниками, новомучениками. Их с женой венчал владыка Афанасий (Сахаров), его духовным отцом был архимандрит Серафим (Битюгов). У меня хранится подаренный Сергеем Иосифовичем помянник, начатый ещё его отцом, где поминаются о здравии те, чьи имена мы сейчас читаем в святцах...
Священник Георгий Кочетков: Всё-таки, он был из потаённой церкви. Потаённая церковь не отрицала благодатности таинств сергианской церкви; они, если нужно, могли ходить в сергианские храмы, но при этом у них была своя незримая жизнь. И его сердце было там. Когда он был вне такого собрания потаённой церкви, он был не то чтобы совсем закрыт, но как бы прикрыт, его не так легко было увидеть и тем более понять, почувствовать – для этого нужно было войти в это новое пространство.
Потаённая церковь... я думаю, там он и видел преодоление одиночества. Та церковь для него всегда была общинная церковь, и я думаю, что он на этом строил и свою близость с Николаем Евграфовичем, который ведь тоже принадлежал потаённой церкви, не надо этого забывать. Неслучайно у него дома совершалась литургия; он об этом говорил нам, когда мы сидели в той комнате, в которой эта литургия совершалась много лет, с 1930-х годов. Именно там находилась библиотека Николая Евграфовича, там он принимал при закрытых, завешенных окнах людей, приходивших к нему лично. И поэтому они с Сергеем Иосифовичем были людьми одного духа. Это всё люди потаённой церкви.
А.М. Копировский: Написанная им фраза – «церковь есть преодоление одиночества»2 – была для него одновременно и в некотором смысле фактом, который он ощущал реально, и в то же время пожеланием. Он видел реальность, понимал, что церковь уже не та, что в 1930-е годы; это была не церковь исповедников и мучеников, она вполне вписалась в советскую реальность. Ничто не предвещало 1991 года – отмены антицерковного законодательства, открытия храмов – он на это и не рассчитывал. Он больше смотрел вперёд – далеко вперёд. И поэтому он видел в современной ему церкви ростки будущего. Но, в то же время, он никогда не считал, что будет тотальный размах, масштабный подъём церкви. Нет. Он говорил: будут маленькие христианские общины, окружённые миллионами неверующих. Но эти общины будут действительно первохристианскими по духу. Вот так он видел грядущее христианство. В этом было его упование.
Первохристианство для него было не возвращением в первые века, а полнотой общения, чистотой веры, близостью ко Христу – вот что было для него важно. Он личность Спасителя воспринимал глубоко, и страшно страдал от того, что, как он считал, Христос уходит из церкви – и как икона, и как некоторая реальность; поэтому он говорил о том, что нужно искать Христа, искать общения с Ним.
Сейчас, когда его работы изданы, их восприятие как-то академизировалось. Они не читаются так, как самиздатовские отдельные брошюрки, которые шли на ура, воспринимались с восторгом. Боюсь, что то время во многом прошло. И сейчас совсем не хотелось бы строительства очередной гробницы пророку. Ведь вполне может получиться так, что Сергея Иосифовича будут превозносить, много говорить о нём и совершенно не читать и не обсуждать его книг, которые способны вдохновить современного человека. А ведь они питательны, они – духовный хлеб, их нужно читать и понимать. И одновременно нужно глубже понимать и его личность. Нельзя же, чтобы она пропала за его книгами.
К нему редко кто приезжал, и его семья редко могла куда-то выезжать, они испытывали большой дефицит общения. В Покрове у него был небольшой круг, но слишком ощутимой была разница духовного, да и образовательного уровня. Это не были собеседники, скорее слушатели, простые люди. И слава Богу, что отец Андрей Каменяка, который там служил, полностью его принял и понимал очень глубоко. У них не было никаких напряжений, конфликтов. Самое большое отдохновение духовное и душевное Сергей Иосифович находил в храме. То, что он был чтецом, для него было возможностью решения многих проблем – и духовных, и душевных, и телесных.
Когда о. Андрей отпевал его, он сказал замечательную проповедь на тему Апокалипсиса – о снятии пятой печати: «И я увидел под жертвенником души убиенных за слово Божие и за свидетельство, которое они имели. И возопили они громким голосом, говоря: доколе, Владыка Святый и Истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу? И даны были каждому из них одежды белые, и сказано им, чтобы они успокоились ещё на малое время, пока и сотрудники их и братья их, которые будут убиты, как и они, дополнят число»3. В этой проповеди были слова: «Я могу сказать о Сергее Иосифовиче – он входил в число людей, которые пришли от великой скорби»4. Это было очень сильно сказано и было воспринято всеми – ведь хоронить приехала целая электричка московской интеллигенции. Все поняли, что речь идёт о гонениях от советской власти, которые он перенёс. Когда пошла похоронная процессия на кладбище (а шла целая толпа!), все пели, и было ощущение Пасхи. На шоссе останавливались машины, потому что такого никогда не было в Покрове. Водители спрашивали: «Кто это? Кого хоронят?» Это было настоящее духовное торжество. «Торжество Православия».
---------------
1 После освобождения из лагеря бывшим заключённым можно было селиться на расстоянии не ближе 100 км от Москвы, Ленинграда, столиц союзных республик и других крупных, а также «закрытых» городов.
2 Слова из книги С.И. Фуделя «У стен Церкви».
3 Откр 6:9-11.
4 «И, начав речь, один из старцев спросил меня: сии облеченные в белые одежды кто, и откуда пришли? Я сказал ему: ты знаешь, господин. И он сказал мне: это те, которые пришли от великой скорби; они омыли одежды свои и убелили одежды свои Кровию Агнца. За это они пребывают ныне перед престолом Бога и служат Ему день и ночь в храме Его, и Сидящий на престоле будет обитать в них. Они не будут уже ни алкать, ни жаждать, и не будет палить их солнце и никакой зной: ибо Агнец, Который среди престола, будет пасти их и водить их на живые источники вод; и отрет Бог всякую слезу с очей их» (Откр 7:13-17).
Кифа № 3 (221), март 2017 года