В жизни всегда есть пространство свободы
Из беседы священника Георгия Кочеткова с членами Преображенского братства
Священник Георгий Кочетков: Вся правда о событиях последних ста лет так и не была сказана до сих пор. Причем именно принципиально важные стороны не были освещены, концептуально осмыслены и отражены в сознании народа, чтобы это могло стать народообразующим началом. И эта сложность вопроса как раз и заставляет быть очень осторожными в формулировках.
Сейчас вы слышали рассказы о том, как 30 октября читались имена репрессированных. Это очень важно, и важна наша принципиальная установка читать с молитвой имена всех, даже когда жертвы одновременно являются и палачами (ведь известно, что в 1930-е годы было уничтожено очень много сотрудников НКВД, а они были настоящие палачи). К сожалению, нас в этом подходе до сих пор почти никто не понимает и не поддерживает.
С другой стороны, нужно хорошо понимать, что слова о том, что «мы – один народ», могут нести в себе фальшь: действительно один, да не один! Хоть какую-то дифференциацию, пусть и в очень упрощенной форме, здесь пытаются внести те, кто говорит, что народ был расколот пополам, половина – это те, кто сидели, были мучимы и расстреливаемы, притесняемы, всячески унижаемы и запуганы, а другая половина все эти преступления совершала. Но все это еще надо правильно истолковать, правильно осмыслить. И принципиально важно противостоять искаженному освещению нашей истории как вполне преемственной от Рюрика до наших дней.
Какого результата мы ждем от национального покаяния? Томичу Денису Карагодину, который выяснил всю цепочку виновных в расстреле его прадеда, написала внучка одного из этих виновных. И попросила прощения. Это поразительная и редкая история. Мы ожидаем чего-то подобного?
Такого рода примирение действительно реально. Это удивительно и неудивительно одновременно. Даже малое усилие в этом направлении дает вот такие плоды. Даже небольшое наше усилие по национальному покаянию начинает вызывать ту же реакцию. Принципиальные враги этого – только те, кто является принципиальными врагами России и нашего народа, больше никто.
Примирение возможно, но оно не должно быть голословным. Невозможно достичь этого просто «из общих соображений», мол, давайте забудем всё и будем жить дружно! На этом ничего никогда не построишь. Это дом на песке. Хотя многие люди хотели бы «примириться» именно так, и никак иначе.
Но все-таки возможность подлинного примирения между частями нашего расколотого народа – это лишь одна грань национального покаяния. А в чем еще мы видим его возможные плоды?
Об этом мы говорили, слава Богу, не однажды. Прежде всего покаяние есть покаяние. И мы считаем, что можно брать на себя ответственность за то, что было и есть, что можно каяться и за других. «Вы не каетесь, так мы за вас будем каяться», – это можно сказать кому угодно.
Мы предлагаем покаяние всем, без оговорок. Мы никого не отвергаем, не считаем «нечистым по природе».
Батюшка, мы все-таки говорим о покаянии как об изменении пути. За себя путь изменить возможно, мы его уже изменили. Но как мы за других-то людей, которые, возможно, этого не хотят, путь изменим?
А вот так, как мы делаем это сейчас. Если бы нам не нужно было за них каяться, мы бы не делали того, что сейчас делаем, не каялись бы в целом обо всем народе, где есть место и тем, кто пока не хочет каяться.
Очень важно понять, что у нас нет вариантов действия, если мы хотим иметь хоть какое-то уважение к себе, хотим почувствовать, что живем здесь, на русской земле, и за нее отвечаем. Сейчас нельзя кого-то уговаривать, объясняться. Такие возможности уже ушли. Нет у нас времени, и не мы его украли – у нас его украли.
Вы уже не раз советовали читать книги Солженицына. Насколько Вы считаете это обязательным?
В ХХ веке в нашей стране были созданы великие произведения – не только произведения художественного искусства. Литература всё больше и больше угасала по понятным причинам, но некоторые вещи в ней ещё существовали. Во всяком случае, Солженицын смог здесь многое сделать. Это действительно великий писатель, но ещё и великий историк, с удивительным чувством истории, с совершенно гениальной интуицией. Он мог не владеть академическим аппаратом, какой-то фактологией, но чувствовал историю больше, полноценнее и достовернее, чем любой академик. Я считаю, что его исторические книги – это обязательное чтение для всех наших соотечественников.
Вы говорили, что один из главных вопросов – это ЧТО и КАК мы наследуем, и что здесь больше всего подмен. А какие из этих подмен самые главные?
Классический пример – обновленчество, потом неообновленчество и все прочие вариации подмен веры, вплоть до фундаментализма. Это типичные подмены православия, та самая закваска фарисеев и книжников, от которой велел беречься Господь. Это хуже ереси, хуже раскола, это просто подмена веры. В пределе это даже хула на Духа Святого. Всё это фундаментальные, глобальные вещи.
Много есть, конечно, и других подмен, есть и другие крайности – смотря о чём говорить: об общественной, или о культурной стороне жизни народа, или о церкви. Везде есть свои очень серьёзные подмены. Количество этих подмен сейчас растёт как грибы после дождя.
Отец Георгий, вопрос к Вам лично: Вы верите в русский народ?
Очень верю; точнее, как только он будет, с радостью в него поверю, но просто я его пока не вижу. А всё, что я ныне вижу, не имеет никакого отношения к русской традиции. Ещё Бердяев в своё время прекрасно написал, что люди, выступающие от имени русского народа, очень часто не являются носителями подлинной традиции. Они утверждают, причем часто в первую очередь, вещи, которые радикально отрицают именно русскую традицию. Они выступают с позиции антирусской, но как бы за русское общество, как бы за его традиции. Почему мы и называем таких людей псевдопатриотами. Не все понимают эту приставку «псевдо», часто это разменивают на мелочи: одно в них не нравится, другое не нравится, третье... А на самом деле там есть очень серьёзные проблемы, и многие люди, выступающие от имени русского народа, не являются его представителями по сути дела, по духу, по традиции, по стилю и смыслу жизни. Вот в чём дело. Я сейчас вообще не вижу каких-то более или менее значительных общностей в стране, которые могли бы претендовать на то, чтобы хотя бы как-то представлять собой русский народ. Да, у всех народов всегда норма и факт отличаются друг от друга – мы это прекрасно понимаем. Но они не должны противоречить друг другу вплоть до противоположностей по всем основным характеристикам. Тот, с кем это происходит, просто самозванец!
Мы все – постсоветские люди. Советские и постсоветские. Но вот Аверинцев был русским. И Лихачёв был русским, и отец Ливерий Воронов, и владыка Михаил (Мудьюгин) были русскими. Это я точно могу сказать. Но это не я оцениваю их, как бы со стороны. Я с ними достаточно интенсивно в жизни общался и знаю, что они сами себя осознавали именно в этом качестве. Как, допустим, отец Виталий Боровой: он себя осознавал русским, и при этом белорусом; но у него эти вещи никогда не расходились и никогда не противопоставлялись. И отец Всеволод Шпиллер был русским, безусловно.
А отец Сергий (Савельев)?
Я с ним близко не общался, но судя по книгам, да. Тогда, в том поколении ещё можно было найти русские характеры – или больше с положительной стороны, или больше с отрицательной, но это были всё-таки именно русские характеры. Сейчас я этого уже не вижу. Хотя, я думаю, что отдельных людей такого ряда ещё где-то можно найти, но нельзя же обращаться только к столетним, таким, как А.П. Арцыбушев.
Именно на этом основании я говорю: русского народа сейчас нет. Его убили. Убили Россию, но убили и русский народ – тех, кого раньше называли великороссами. Можно стилизоваться сколько угодно, говорить «сладко, сладко», а от этого сладко никому не будет.
Вчера мы вместе обсуждали фрагменты «Красного Колеса», и у кого-то возникло впечатление, что какие-то силы рока в начале XX века разгулялись по России. А как сегодня с ними дело обстоит?
Мне кажется, что эти силы немного одрябли. Они совсем не те, что были сто лет назад. Поэтому ими можно пренебречь. Не то, что этих сил нет, они, конечно, есть. Есть много разных сил. Но надо понимать, что в наше время некоторые процессы приняли уже откровенно глобальный характер. Впрочем, они и тогда, с самого начала ХХ века, с его первых лет, даже не с 1914 и не с 1917 года, очень быстро обретали его, и, может быть, одним из основных роковых обстоятельств тогда было то, что никто не был к этому готов.
Вчера, после нашей беседы, я видела, как многие люди были немного подавлены этой темой рока, но не в связи с современной ситуацией, а в связи с ситуацией 100-летней давности. Так насколько же были предопределены события 1917 года? Я вспоминаю, как во время беседы с отцом Георгием Митрофановым Вы говорили, что до самого последнего момента не всё было предопределено, что если бы успело, например, Учредительное собрание собраться до Октябрьского переворота, всё можно было переиграть. И везде существовала эта «развилка». Вплоть до Октябрьского переворота была возможность по-другому развернуть события. А после него?
То же самое. И после переворота, я считаю, можно было победить большевиков. Дело в том, что всегда в истории существуют какие-то роковые вещи, и всегда существует область свободы. Но областью свободы является только Церковь. Она, конечно, и в России тогда стала оживать и адекватно проявлять себя всё чаще и чаще. Хотя очень многое было и тогда против этого.
В том-то и рок, что каждый раз, когда говоришь: вот если бы тут чуть-чуть сюда, а тут чуть-чуть туда, этот бы этого не сделал, а тот бы того не сказал, если бы здесь нам чуть-чуть помогли, а здесь бы просто не обманули – то всё было бы по-другому. И правда – так и было бы... Но случилось то, что случилось, хотя возможностей избежать этого было огромное количество.
Конечно, мы себе не представляем – я в этом абсолютно уверен – в полной мере те антирусские и антироссийские силы, которые тогда были крайне заинтересованы в разрушении России, в устранении её, разорении и уничтожении. Не только большевики об этом мечтали. Но эта тайна до сих пор хранится за семью печатями. Вы этого не прочтёте нигде, и никто вам этого не покажет, никто правду об этом не расскажет.
Это очень важно как-то выявлять, потому что те, кто будет размышлять сейчас о том, что произошло сто лет назад, будут ставить один вопрос, тот, который поставил Александр Щипков на фестивале «Вера и слово»: почему всё-таки победили красные?
Ответы есть. Мы не знаем всего. Меньше всего мы знаем именно мировые глобальные процессы того времени, мы знаем только, что они были, и они проявляли себя. Мы многих важнейших факторов просто не знаем, поэтому и копаемся всё время только в себе. А не всегда это надо делать и не во всём. В некоторых случаях – совсем не эти вещи определяли события.
А откуда информацию нам брать, батюшка?
Я думаю, сто лет ещё пройдёт – и не будет полной информации. Слишком серьёзные вещи происходили. ХХ век в каком-то смысле – цивилизационно переломный век, а такие тайны истории хранятся иногда тысячелетиями. И вы должны это прекрасно понимать, просто потому что вы знаете мировую историю.
Почему я так выделяю Солженицына? Потому что видно, где он базируется исключительно на каких-то исторических материалах: на архивах, на мемуарах, на документах, и где – на своей интуиции. Есть у него такие вещи, причём очень важные. Часто его обвиняют в том, что он плохой историк, амбициозный человек. Ничего подобного! Он просто заменял какие-то вещи интуицией. Он никогда не позволял себе фальши, и у него была гениальная интуиция, в отличие от всех остальных, включая абсолютно всех его критиков. Никто даже близко к нему не подходил по внутреннему пониманию исторических процессов. Я не поклонник буквального восприятия всего, что написал Солженицын. Я совсем не считаю, что это – последнее слово. Но на сегодняшний день более серьёзного и более полного исследователя России ХХ века просто нет во всём мире, и не было последние сто лет.
Ещё одна из тем, которую мы обсуждали для того, чтобы приблизиться к пониманию катастрофы, которая произошла в России в ХХ веке: нужно ли нам заниматься историей собственных семей, чтобы увидеть, как по ним прошло колесо истории?
Чем лучше мы будем знать живую конкретную связь с историей, которую мы несём в своих генах, в своём духе, в своей жизни – тем будет лучше. Ведь и так много потеряно! Вот если бы мы начали это делать на полвека пораньше! Я всё время думаю: почему же я не спросил отца о том, да об этом? А мне это и в голову не приходило в 1960-1970-х годах. И всё безвозвратно ушло. Люди молчали, и они понимали, почему они молчат. Это не было легкомысленно, это был их ответственный выбор. Они спасали себя и детей, чтобы сохранить хоть что-нибудь. Поэтому их обвинять нельзя. Но мы потеряли очень многое в своей исторической памяти, поэтому если кто-то может выкопать что-то из своих корней, да ещё и осмыслить это по-христиански, честно пред Богом и своей совестью – то дай Бог!
Выкопать-то можно всё, что угодно, там таких скелетов можно понавыкапывать...
По-разному бывает, не надо обобщать. И скелеты были, и мощи были! А это не одно и то же, хотя звучит одинаково («мощи» ведь в переводе на русский – это «кости»). Поэтому если кто-то это может делать – прекрасно. Можно это всячески приветствовать и благодарить за это. Я вижу, что здесь чудеса происходят, подлинные открытия. Бывает, что человек последние дни доживает, как это было с Екатериной Пикиной, и вдруг оказывается, что у него сохранился целый архив владыки Макария (Опоцкого). Чудо и в том, что сохранилась она сама – носитель духа и смысла братской жизни первой половины XX века. И мы в последний момент всё это обрели. Но всё это открывается, и не только нам. Посмотрите, какие сейчас печатаются дневники – совершенно потрясающие, и сколько их. А сколько ещё не напечатанных...
Я не доверяю советским архивам; да, что-то там можно выцарапать, но нельзя взять бумагу, оформленную как документ, и сказать: вот, это документ и значит, нужно только от него танцевать. Ничему там до конца доверять нельзя. Я слишком хорошо знаю, как советские учреждения работали. Там всё что угодно может быть выдано за документ, но это всегда может оказаться фальшивкой. Поэтому к сведению принимать это нужно, но никак не более. А вот дневникам, при всей их субъективности и других недостатках, я доверяю значительно больше. И они действительно это доверие оправдывают. Видите, как бывает: была уничтожена культура, литература, люди, и все это – невосполнимые потери, а вот остались всё-таки подлинные письма (хотя они обычно уничтожались) и дневники – истинные свидетельства эпохи, духа и смысла русской истории, которую мы должны «раскопать» и законно наследовать.
Кифа № 16 (218), декабрь 2016 года
Ещё публикации по теме:
Прежде чем покаяться, нужно опомниться. Интервью со священником Георгием Белькиндом