17.03.2015 г.

Как сказать о существовании Бога в человеке

А.М. Копировский делится размышлением о новой книге, посвящённой Андрею Тарковскому.

Страсти по Андрею
Страсти по Андрею : О Боге, о вере и искусстве

На лицевой стороне об­ложки, где помещено название этой книги, - фотография человека, знакомая, наверное, многим. Ёжик прически, усы, вертикальная складка между сведённых в напряжении бро­вей, указующий жест, как на известном плакате «Ты записал­ся добровольцем?». Но взгляд не буравит зрителя, а остаётся направленным внутрь себя. Кто хотя бы раз видел этого чело­века, уже не забудет его имени, поскольку оно связано с кино­фильмами, вошедшими и в исто­рию кинематографа, и, можно думать, в историю мировой культуры. Андрей Тарковский... Его первые фильмы вышли в прокат более 60 лет назад, но они не стареют. Поэтому всегда интересными будут размышления о нём и его творчестве, и уж тем более - его собственные размышления.

Тюменское издательство «Русская неделя» предприняло смелую попытку выбрать из многих известных интер­вью и выступлений Тарковского то, что связано с его отношением к Богу, вере и искусству. Не очень понятно, правда, почему составители оставили в стороне ряд опубликованных вы­ступлений великого кинорежиссера, ведь всего их более тридцати*. Но стоит порадоваться даже самому факту такой выборки: о Боге и вере, в частно­сти, о своей вере, Тарковский говорил сравнительно мало. Включение его высказываний в контекст разговора об искусстве позволяет окончательно разрушить миф о нем как о человеке неверующем и нецерковном, хотя в своих выступлениях он подчеркивал, что не делал специально религиозных картин, и что его отношения с цер­ковью не сложились так, как следу­ет. В этом контексте очень удачным представляется двойное включение составителем в книгу - в качестве эпи­графа и послесловия - фрагмента из доклада архиерея Грузинской право­славной церкви Николая (Пачуашви­ли), сделанного им на Рождественских образовательных чтениях. Митропо­лит Николай, анализируя высказыва­ния ряда критиков о сомнительности религиозных воззрений Тарковского, Ларисы Шепитько и подобных им режиссеров, как и их церковности, говорит: «Возможно, так оно и есть, но если учитывать, в какой период вре­мени доводилось им творить, с каким чудовищем приходилось бороться и побеждать, с какой духовной глуби­ной рассматривали они нравственные проблемы общества и ценой какой опасности доказывали существование Бога, такой критический подход к их творчеству неуместен».

Вновь и вновь повторяется в сборнике цепочка мыслей Тарковско­го: современный мир болен глубокой бездуховностью - из-за разрыва между духовным и материальным человече­ство стоит на грани уничтожения - жизнь поэтому не имеет смысла в себе самой, она требует выхода в глубины веры и откровения. А значит, искус­ство призвано не объяснять нечто человеку, не задавать ему то или иное «идейное» направление, но... подгото­вить его к смерти. Да, именно так! Тем, что оно должно «вспахать и взрыхлить его душу, сделать её способной обра­титься к добру», духовно возвыситься.

Искусство, по Тарковскому, всегда тайна, и оно религиозно по своей сути, даже там, где речь не идёт о религии. Отсюда его парадоксальное и жёст­кое, на первый взгляд, утверждение: «Безбожник не может быть поэтом». Отсюда же неожиданное пояснение им смысла его фильма «Сталкер»: это картина «о существовании Бога в чело­веке и о гибели духовности по причине обладания ложным знанием».

Можно думать, удивит читателя то, что в дневниках Тарковского ощуще­ние счастья просто из-за того, что «вот Господь!» соседствует с утверждени­ями: «я - маньяк от свободы» и, ещё интереснее: «я - агностик». Оказывает­ся, однако, что последнее - всего лишь ирония по отношению к претензиям людей представить «новое знание» о мире без веры в его Творца. Видимо, потому книгу завершает крупное изо­бражение Владимирской иконы Бого­матери.

Но это, пожалуй, слишком прямой, лобовой ход издателей. Ведь главным художественным ориентиром для Тарковского было творчество, иногда двусмысленное, одного из «титанов» эпохи Возрождения Леонардо да Винчи, рисунки которого в обилии наполня­ют текст. Впрочем, здесь, в книге, его рисунки, прежде всего, говорят о тайне, которую помогает увидеть искусство (о чем размышляет Х. Левгрен, автор завершающей сборник статьи). Эта тайна ощутимо присутствует в фигуре и лице человека, в отдельных его членах, мышцах и костях; в цветах и плодах, в зданиях и планах городов, даже в созданных человеком инструментах. Фигурки Леонардо обрамляют и фото­графию Тарковского на обложке, со­общая ей чуть ироничное, вполне в духе постмодерна, сходство с иконой.

Но ирония разбивается об устраша­юще-крупные черные буквы заглавия: «Страсти по Андрею». Конечно, речь идёт не о Рублеве, но о самом режис­сере (на всякий случай напомним, что таким было первое, авторское название фильма «Андрей Рублев»; как и то, что «страсти» здесь - не бурные чувства, а просто «страдания»). Не случайно его дневники носят общее название «Мартиролог». Его борьба с Госкино (точнее, Госкино с ним!) нашла от­ражение на страницах предлагаемой читателю книги. Но сам Тарковский ясно понимал, что эта мучительная, изматывающая борьба - лишь частный эпизод в несении креста, на который он был обречен. Кем? Он считал - Богом. А крестом называл талант художника. Этот талант, как убедительно показы­вает книга, он сознательно и последо­вательно пытался умножить, несмотря на свойственные ему, как человеку и художнику, ошибки и грехи. «Снять "Евангелие" и кончить на этом? ... Какая невозможно трудная работа! Даже не работа, а...» - записывает он в дневнике 25 октября 1986 года.

Через два месяца его земные труды, как и его «страсти», закончились. Оста­лись фильмы. Остались мысли о Боге, о вере и искусстве. Их можно теперь прочитать в виде книги. И, как было сказано в одном хорошем мультике, их тоже можно «подумать».

Александр Копировский

----------------

* См.: http://www.tarkovskiy.su/texty.html.

КИФА № 2 (188), февраль 2015 года