30.05.2013 г.

О Балабанове

Умер Гоголь современного русского кинематографа. О нем часто говорят как о спорном художнике. Ну, а теперь...  Он весьма талантливо ухватывал российскую сыромятную действительность и, надевая её на какой-нибудь выпуклый, часто фантастический сюжет, выставлял, словно чучело, на всеобщее обозрение. Каждый раз его можно спрашивать: а можно как-то иначе? может быть, эстетичней? Неужели всё так плохо? К этой риторике добавил свои размышления Максим Дементьев.

* * *

Image
Максим Дементьев
Дни идут, мнения разных людей складываются в общую картину.

Глазычев пишет про архитектуру, что она всегда говорит правду (даже когда с ее помощью пытаются соврать) - вот что-то такое архитектурное есть в творчестве А.Б.

Этот мотив про правду - common ground во многих репликах; сначала подумал: а где здесь место для церкви? Потом увидел «про церковь» в повторе «Закрытого показа» у А. Гордона в «Я тоже хочу». Да, это не самая привлекательная «стена» в «пещере» церкви, увиденной А.Б., но и она имеет место быть; других элементов «здания» он, наверное, не знал (не видел).

Врач-диагност общественных пороков, автор-скульптор «duende» «коллективного бессознательного нации» в новейший период и т.д. - все это, наверное, имеет место быть. В чем-то это сродни роли ветхозаветного пророка. Почему бы «Грузу 200» и другим по-настоящему шокирующим вещам (в наше-то время, когда, кажется, никого ничем не пронять) не быть современной формой пророческих символических действий, вроде приготовления пищи на человеческих экскрементах (см.: Иез 4:12)? Момент подлинности еще и в том, что во всем этом у А.Б., кажется, не было никакого эпатажа. Да и «взят от земли» он был вполне в традиционном для такого сюжета ключе.

При этом парадоксально всё это несет в себе заведомую эстетику: редкие фильмы 90-х - 00-х можно пересматривать снова и снова. И возможно, некоторые его работы переживут свое время именно как произведения искусства. (Впрочем, с тем же «Братом» пока до конца непонятно: в нем привлекает эта эстетика или нечто хтоническое, неизжитое в себе постсоветское мифологическое сознание, которое А.Б. провоцирует утробно шевелиться?)

И последнее, вновь символическое, известное лишь немногим: момент прощания с А.Б. совпал (в пространстве и во времени) с моментом рождения чего-то нового - в церкви.