«Музыка покоится на соответствии между небом и землей»
9 августа исполнилось 50 лет со дня кончины одного из самых известных писателей XX века - Германа Гессе
Слово редактора
Роман «Игра в бисер» имеет посвящение: «Паломникам в страну Востока». Так сам автор, делая ненужным глубокоумные выводы будущих литературоведов, недвусмысленно связал последнее свое произведение с предпоследним. И для полноты картины после статьи, посвященной «Игре», на последней странице нашей «Открытой встречи» мы публикуем цитаты из «Паломничества в страну Востока».
Тем, кто внимательно прочитает и статью Дмитрия Матвеева, и цитаты, несомненно, покажется странным явное противоречие между выводами автора статьи и словами самого Гессе, который, несомненно, не считал всякий выбор оправданным и хорошо понимал, что такое предательство по отношению к общему служению и общему пути. Предоставляем читателю самому делать выводы и лишь напомним, что не все статьи, которые мы публикуем, выражают мнение редакции - мы готовы давать возможность авторам ставить вопросы, в том числе и неудобные, оставляя за собой право комментария.
Если же вернуться к цитатам, то более чем удивительно их согласие с некоторыми страницами жизни христианских братств (например, неплюевского) - ведь Гессе не был христианином и придерживался скорее антропософских воззрений. Может быть, здесь сказался опыт его глубоко верующих родителей или деда - миссионера? Как бы то ни было, неслучайно именно «Паломничество в страну Востока» перевел в свое время Сергей Сергеевич Аверинцев...
* * *
Швейцарский писатель Герман Гессе (1877-1962, уроженец Германии) - один из литераторов ХХ века, чувствительных к темам, связанным с человеческим духом, с высотой и цельностью устремлений. Ему интересна и духовность традиционных религий (роман о Будде «Сиддхартха»), и сам по себе феномен человеческого братства в духе («Паломничество в страну Востока»), и конфликт высоких и низких устремлений человека («Степной волк»). Еще одна область, на которой фокусирует свое внимание Гессе, - это самоощущение личности, выбравшей для себя служение высшим (сверхличным, в его собственной формулировке) задачам - тому, что находится за пределами ее собственного, непосредственного частного интереса и в этом смысле - больше ее самой. Именно этой теме - говоря совсем кратко, теме человеческого призвания - и посвящен его последний роман «Игра в бисер» (1943).
Интересно, что это и другие его произведения приобрели наибольшую популярность уже в 60-х, во времена известных исканий европейской молодежи, эпоху неспокойную, но плодотворную, в результате которой возникли целые пласты молодежной культуры. «Игра в бисер» - это в некотором роде роман-утопия, действие его происходит в Европе будущего. Гессе дает вначале словно бы некий беглый прогноз дальнейшего развития современной ему ситуации, по сути - еще ситуации модерна, сменившей в свое время Средние века. Их уход в прошлое означал обретение человеческим разумом автономии от авторитета церкви и ее догм. Однако решить задачу нахождения основополагающего смысла и критериев в самом себе эмансипированный разум не смог. В качестве результата этого Гессе предсказывает потерю интереса к высшему смыслу как таковому. Он пишет о наступлении именно такого времени - или, скорее, безвременья, - которое называет «фельетонной эпохой», когда серьезная литература практически сошла на нет и «мастера слова» стали выдавать лишь «ширпотреб», все то, что легко и приятно читать: от пикантных подробностей и анекдотов из жизни великих людей до всепоглощающих в своей увлекательности забав вроде кроссвордов. Вся культура напрочь потеряла цельность и перестала иметь дело с поисками каких бы то ни было оснований, а вместе с ней девальвировалось и всякое человеческое слово в принципе: даже научный доклад превратился в некую внешне облагороженную разновидность фельетона.
В этом описании деградации общества видится реакция писателя на варварство тоталитаризма - напомним дату выхода романа: 1943 г. В то же время Гессе в какой-то мере предвосхитил восприятие многими современными интеллектуалами того, что мы называем сейчас постмодерном. Однако, погружаясь далее в мысленный будущий мир Гессе, мы узнаем об активном протесте многих интеллектуалов против этой деградации, об их стремлении сохранить высокие основания культуры. Это стремление, по замыслу писателя, не пропало даром: обществу, уставшему от дефицита интеллекта, ответственности и честности, наносившего вред всем сферам жизни, удалось объединиться в деле возрождения высокой культуры: ей начали покровительствовать власти, к процессу подключилась церковь. В конце концов здоровым силам Европы удалось переломить ход ситуации, и на смену «фельетонной эпохе» приходит иное время, нечто вроде бердяевского «нового средневековья», когда высокие смыслы вновь обрели признание. Одним из атрибутов этого нового времени становится созданный совместными усилиями интеллектуалов и властей специальный «суперуниверситет», целая «провинция духа». В этой маленькой искусственной стране среди альпийских пейзажей - Гессе назвал ее Касталией - воспитывались высочайше образованные люди, готовые к бескорыстному служению делу просвещения, ликвидации последствий «фельетонной эпохи».
Касталия сильно напоминает монашеский орден. Для пополнения своих рядов она регулярно предлагает талантливым мальчикам поступить на обучение в ее школы. Эти школы отличаются аскетическим духом и минимумом контактов с внешним миром. Касталийцы дают обет безбрачия и ряд других обетов. Все подчинено единой задаче: воспитанию просветителей общества. К примеру, для занятий любыми науками в ордене предоставлены все условия: государство, учредившее «республику», готово финансировать сколь угодно «чистую», фундаментальную науку, далекую от прикладного характера и сиюминутно бесполезную (как тут по контрасту не вспомнить российскую науку в ее современном состоянии!). Но как только ученый выражал желание получить что-то для себя: брак, личный комфорт и т.д. - он должен был покинуть этот «научный рай».
В центре романа - обитатель Касталии Йозеф Кнехт («Knecht» по-немецки значит «слуга»). В начале книги он предстает перед нами 12-13-летним сиротой, которого попечители, видя его таланты, рекомендуют в одну из школ Касталии. Гессе описывает вдохновение и ощущение призвания, охватившее юного Йозефа в начале пути. Человек при своих способностях вдобавок трудолюбивый и бесконфликтный, Кнехт хорошо приживается в специфической касталийской системе и быстро продвигается как в обучении, так и по иерархической лестнице ордена; вскоре у него самого появляются ученики.
В какой-то момент в жизни Кнехта возникает новый человек. Его зовут Плинио Дезиньори, он из именитого рода и пользуется правом учиться в касталийской школе на правах вольнослушателя, т.е. должен после обучения возвратиться в «широкий» мир. Плинио - талантливый ученик, к которому нет никаких нареканий по линии учебы. Но он - большой спорщик и не щадит обитателей Касталии, постоянно подчеркивая свою инаковость по отношению к ним, подвергая уничижительной критике их замкнутость, надменность, схоластичность, отсутствие творчества и оторванность от жизни, постоянно давая понять, что считает мирские порядки лучшими, чем касталийские. Между двумя одаренными людьми завязывается некая парадоксальная дружба-вражда: оба чувствуют взаимное родство при одновременной идейной противоположности. Их постоянные споры неизменно проходят при стечении других учеников, завороженно наблюдающих увлекательные словесные баталии. В ходе этих споров зреет, оттачивается аргументация обеих позиций: и апологии, и критики касталийской жизни. Но Дезиньори, закончив курс, возвращается домой, а Кнехт остается, начиная, тем не менее, проникаться сомнениями: а не прав ли Плинио, говоря о замкнутости касталийского мира, его оторванности, отчуждении от тех людей, служить которым Касталия и считает себя призванной? Не презираем ли мы, по сути, внешний мир? Но ведь и глядеть на него с тоской - тоже крайность... Так напряженно размышляет Кнехт, одновременно все продвигаясь по иерархической лестнице ордена.
Однажды во время весьма ответственной для Касталии миссии в одном из центров бенедиктинского монашества он сближается с отцом Иаковом, монахом-историком (за этим образом у Гессе стоит реальный прототип, церковный историк XIX в. Якоб Буркхардт). Их беседы становятся похожи на беседы с Дезиньори: монах нападает на Касталию примерно с тем же пафосом, что и Плинио, но делает это еще глубже и методичнее, не с юношеским задором, но с позиций подлинного ученого-историка, для которого его предмет сущностно жив и дорог. Здесь, пожалуй, кульминация идейного, интеллектуального аспекта романа. Вы, упрекает касталийцев о. Иаков, рассматривая историю человечества, стремитесь во все внести порядок. Но это порядок ваших представлений и схем. И тем самым вы постепенно стали иметь дело не с реальной, а с некой созданной вами, дистиллированной историей человечества, по сути - лишь с теми же вашими собственными схемами и моделями. И все это потому, что вы не живете реальной жизнью мира - вы ее не знаете, и вам остается навязывать ей свои представления о том, какой она должна быть. Но вовсе не так следует изучать историю, утверждает о. Иаков: историк должен погружаться в хаос реальной жизни, одновременно не теряя веры в порядок и смысл... Кнехту, в его касталийской практике далеко не чуждому исторических исследований, близок этот дискурс, он вполне понимает все то, о чем говорит старый ученый монах. Возвратившись в Касталию, он продолжает все более погружаться и в собственные размышления над смыслом и судьбами ордена, а одновременно - и в сердцевину жизни самого ордена, занимая в нем все более важные посты. В какой-то момент его делают магистром «игры в бисер». Это грандиозное интеллектуальное действо, лежащее в центре касталийской жизни, представляет собой, по замыслу Гессе, некий синтетический язык, выражающий единство всех человеческих наук и искусств, символ целостности мироздания, а заодно и символ смысла существования ордена, его служения. Но на этом исключительно значимом для Касталии посту «magister Ludi» Кнехт c особой отчетливостью ощутил правоту Дезиньори и о. Иакова: Касталия неадекватна той задаче просвещения, которую она призвана выполнять. Неадекватна она и самой жизни, которой, по сути, противостоит. Таковы же и сами касталийцы: они стали самодовольными, не видят равных, не видят братьев в обычных людях, в служении которым - их призвание. По всем этим причинам жизнь вскоре снесет это внешне монументальное здание своим течением... Обо всем этом Кнехт пишет письмо руководству ордена, заканчивающееся его просьбой об освобождении от своего высокого положения и просьбой доверить ему школу вне ордена, где те же высокие принципы просвещения можно будет защищать в условиях не стерильной касталийской, а реальной «мирской» жизни. Ему отвечают отказом, но он, невзирая ни на что, покидает Касталию. Он идет к своему другу Плинио и становится наставником его сына. В семье Дезиньори он обретает понимание, строптивый и избалованный подросток Тито все более входит в контакт с учителем и прислушивается к нему. Однако жизнь Кнехта неожиданно и трагически обрывается, а вместе с ней гибнет и надежда на данный в книге прямой ответ на вопрос о наилучшем образе служения. Остаются лишь три блистательных по художественности и глубине рассказа-жизнеописания, по мысли автора, сочиненные Кнехтом в раздумьях. Но и они, в конечном счете, не склоняют чашу весов ни в одну из сторон...
В непредсказуемом, нефатальном мире, в котором только и имеет смысл разговор о свободе, от пути к собственному призванию, как и от всего, что делается всерьез, неотъемлем риск.
Дмитрий Матвеев
Светлое волшебство. Из романа Германа Гессе «Паломничество в страну Востока»