25.02.2012 г.

«Невыносимо видеть всеобщие мучения и молчать...»

Миссия в жизни и подвиге исповедников и мучеников Урала в XX в.

Богоборческим и антицерковным был весь период советской власти - ленинской-сталинской, хрущевской, брежневской, андроповской и т.д. - с 1918 года, начала «красного террора», до середины 1980-х гг., времени изощренного воздействия на церковь уполномоченных по делам религий и КГБ, последних посадок за веру и репрессий в отношении верующих. Формы и методы уничтожения церкви изменялись, но общий смысл государственной политики и деятельности спецслужб в отношении Русской церкви неизменно был один - полное уничтожение веры и церковной традиции, полная изоляция носителей этой традиции от народа, и прежде всего, молодежи, выхолащивание и извращение смыслов христианской веры, их подмена «темными двойниками» и заражение церкви духами страха, конформизма, сектантства и обскурантизма.

В 1918-1944 гг. на Урале было репрессировано не менее 334 священнослужителей, из них 146 человек расстреляно. К началу войны в Свердловской области незакрытыми оставались 20 церквей, в Пермской - 6, в Челябинской - 1, в Курганской - ни одной. К 1938 г. на Урале не осталось ни одного епископа. В 1937-1938 гг. в епархии были расстреляны семь архиереев. Политика «красного террора» фактически привела к разгрому уральской церкви¹.

Сщмч. Андроник (Никольский)

Этим попыткам мирно, но непримиримо противостоял удивительный опыт миссии исповедников и мучеников. Новые формы атаки зла довольно быстро привели церковь к новым формам ответа, свидетельству. Хотя Поместный Собор 1917-18 гг. рассматривал вопросы миссии² и определенно заявил о необходимости православной миссии в Русской церкви, но время опережало размышления церкви. Вместо деятельности миссионерских обществ главной формой свидетельства с 1918 г., с началом «красного террора», становится, как и в первохристианские времена, мученичество. На Урале «красный террор» в отношении верующих и духовенства был особенно жесток³. Не случайно основная масса канонизированных святых ХХ в. в Екатеринбургской митрополии имеет одну дату смерти - 1918 г. В первую очередь жертвами террора стали епископы, имеющие духовный авторитет в своих епархиях, и поэтому серьезно противостоящие распространению большевистских настроений в народе. Яркий пример - действия священномученика Андроника, архиепископа Пермского и Соликамского⁴. Пытаясь противостоять волне агрессивной антицерковной политики большевиков, он прибегает к такой форме, как многолюдный крестный ход через всю Пермь, призванный сплотить верующих и явить народу и оппонентам силу и славу веры во Христа. Не ограничиваясь этим, он прибегает к еще более радикальному средству - интердикту - наложению запрета на совершение всех богослужений в храмах за исключением крещения младенцев и отпевания. Безусловно, это стало сильной формой воздействия на народ и вызвало ответную реакцию мотовилихинской милиции - арест и расправа. Епископ Андроник - один из первых епископов, чья смерть оказывает по сей день сильнейшее миссионерское действие. Палачи заживо погребли отказавшегося снять с себя крест перед смертью епископа. Даже просто рассказ об обстоятельствах смерти епископа Андроника производит сильнейшее впечатление и на наших современников, например, студентов УрФУ, 20 групп которых посетило выставку «Неперемолотые» в Екатеринбурге. Грусть и боль, предвестники покаяния, можно заметить на лицах самых разных посетителей, как верующих, так и неверующих или нецерковных, при знакомстве с обстоятельствами гибели и простых сельских священников, таких, например, как священник Федор Суханов, талантливый миссионер, устроитель всех сторон жизни своей паствы - от храмовой до экономической, умевший отвращать от пьянства целые села за 2-3 года, пастырски ходатайствовавший во время террора 1918 г. и за красных, и за белых своих прихожан, становившихся жертвами то белой, то красной диктатуры. Ходатайство за самого священника более чем пятидесяти его прихожан и родственников не помогло, он был расстрелян⁵.

Быстрый отказ от террора в отношении церкви в 1918 г. был обусловлен не в последнюю очередь и тем, что достойная христианская смерть, принимаемая многими христианами, в первую очередь епископами и священниками, привлекала многих колеблющихся в лоно церкви, авторитет ее в эти годы серьезно возрастает в народе. По материалам, предоставленным архивом ЕПДС, в этот период храмы становятся многолюдными, особая теплота и простота появляется в отношениях между паствой и пастырями, архипастырями. Внешний разгром и гонения помогали верующим собраться духовно, осознать свою ответственность за церковь. «Любовь к пастырям никогда так не проявлялась, как в это время испытаний: святые храмы всегда были полны <...>, религиозный подъем стал особенно заметным», - писал прот. Иоанн Луканин. Прихожане Рождество-Богородицкой церкви на общем собрании, объединившем 400 человек, высказали протест большевикам и переизбрали членов совета: «вместо членов совета - большевиков и социалистов <...> были выбраны верные сыны Церкви». «Какие чудные чувства, какой подъем религиозного возрождения пережили православные в Перми в феврале 1918 г.!» - вспоминал один из современников⁶. Таким образом, лобовое столкновение с большевистской властью, свидетельство «даже до смерти» дает серьезный миссионерский плод, что вынуждает власть к дальнейшим волнам террора и репрессий.

Сщмч. Виктор (Островидов)

Следующий этап порождает и новую форму свидетельства - свидетельство в ссылках и лагерях. Ярким примером может послужить священномученик Виктор (Островидов) (в миру Константин Александрович Островидов) - епископ Глазовский, викарий Вятской епархии. По свидетельству его соузника на Соловках, будущего академика Дмитрия Сергеевича Лихачева, «он был очень образован, имел печатные богословские труды, но видом напоминал сельского попика. Встречал всех широкой улыбкой (иным я его и не помню), имел бороду жидкую, щеки румяные, глаза синие. Одет был поверх рясы в вязаную женскую кофту, которую ему прислал кто-то из его паствы. От него исходило какое-то сияние доброты и веселости. Всем стремился помочь и, главное, мог помочь, так как к нему все относились хорошо и его слову верили».

Особое сплочение церкви перед лицом гонений, дух стойкого исповедничества и верности церкви, исчезновение жестких перегородок между духовенством и мирянами дали примеры целых «миссионерских взрывов», как, например, Пермское духовное возрождение в 1930-е гг., связанное с именами пермского епископа, священномученика Павлина (Крошечкина) и архимандрита Тавриона (Батозского), описанное в ряде книг пермской исследовательницы В. Костиной⁷. Массовые постриги и волна общинной жизни оставили глубокий след не только в церковной истории, но и прочную зарубку в памяти региона.

Условия ссылок и лагерей открыли возможность для развития свободного и творческого отношения к традиции. Примером может послужить опыт архим. Тавриона (Батозского). Его опыт служения Божественной литургии каждый день в условиях лагерей и ссылок, иногда лежа под нарами, на груди - престоле сердца - с помощью обыкновенной консервной банки, кусочка лагерного хлеба и северных ягод - клюквы или брусники. Этот яркий пример лишь подтверждает целый ряд свидетельств - в условиях «большого террора» церковь сохранила по сути все свои служения: в лагерях совершались крещения, служились литургии, звучали заупокойные молитвы, проводились исповеди, постриги и даже рукоположения, венчания, звучала проповедь. По свидетельству В.Г. Пестова, узника Перми-36, в 1970-80-е гг. в лагере проходили миссионерские собрания, проповеднические встречи и даже поминальные экуменические богослужения, посвященные поминовению жертв «красного террора».

Тайный свящ. Михаил Мягков

Успешно несли дело миссии и те, кто оставался на свободе. По свидетельству исследователя Д. Щербины, Верх-Нейвинский священник Михаил Мягков сумел сохранить богослужение и впоследствии расширить круг сомолитвенников в своем городе благодаря тому, что его поддержала небольшая община монахинь из разогнанного к тому времени Введенского женского монастыря с. Сербишино, которые хранили общую жизнь и общую молитву, совершая тайные богослужения при участии тайного священника Михаила Мягкова, который все это время, до кончины в 1953 г., работал на заводе то шихтовщиком, то кочегаром, то сторожем. Д. Щербиной собран целый ряд свидетельств о тайно совершаемых богослужениях в Верх-Нейвинске. Даже до наших дней эти свидетельства сохраняют особый дух радости и вдохновения, глубочайшего следа, оставленного ими в душах верующих⁸.

По свидетельству архим. Ипатия (г. Невьянск) важную роль в свидетельстве веры играли тайные монахини. Покупая себе домик неподалеку от храма, они принимали богомольцев из окрестных селений в своих домах, читали Писание, жития святых, общались с детьми и молодежью. Некоторые из этих детей впоследствии, как архимандрит Ипатий, сами стали монахами и священниками.

В послевоенный период гонений и агрессивного безбожия Церковь не только сохраняла свои традиции и таинства, но и явила свидетельства религиозного творчества. Новые молитвы, во множестве появляющиеся в ответ на те или иные скорбные обстоятельства, новые акафисты (наиболее известный - «Слава Богу за все», написанный епископом-исповедником Трифоном Туркестановым уже не на церковнославянском, а на русском языке). Появился целый миссионерский поток странствующих священников, монахов, иноков. По материалам, предоставленным Г.Н. Кибиткиной, заместителем председателя Госкомитета по делам архивов Челябинской области, выдающимся примером является опыт священника Михаила Суханова, около 30 лет ходившего по деревням в окрестностях г. Челябинска, не оставаясь в деревне более 1 дня, что позволило ему остаться непойманным, умереть на свободе в начале 1950-х гг., совершая свое священническое служение.

Развитием церковных миссионерских традиций можно считать опыт проповеди прот. Александра Шабельника, представленный в фильме-свидетельстве «Победители, а не жертвы» его матушкой Верой Шабельник-Калюжной⁹. Брошенный в уголовную зону, чтобы уголовники его убили или сломали, о. Александр начинает активно проповедовать покаяние и - невероятно! - успешно. Своей стойкостью в вере он завоевывает авторитет, вокруг него образуется небольшая группа единомышленников, которые спасают его от смерти, когда лагерным руководством была предпринята попытка его уничтожить. Находящемуся в коме священнику они выбивают зубы, чтобы через соломинку, собирая всем лагерем сахар для сиропа, отпаивать его, спасать. Впоследствии бывшие зэки из этого лагеря встают на защиту священника, подвергнутого насмешкам в поезде, где они случайно встретились, что дает серьезное основание говорить об успешном опыте миссии даже среди, казалось бы, безнадежной категории слушателей.

Жажда просвещения удовлетворялась церковью в самые тяжелые времена. В дополнение к рукописным Евангелиям, Деяниям и Псалтирям, во множестве переписываемым старушками-«типографиями», пришли целые тиражи духовного «тамиздата»¹⁰, смело распространяемые среди верующих. Евангелия от Иоанна, изданные в формате партбилетов, являются одними из самых «популярных» (особенно среди молодежи) экспонатов нашей выставки. В 1970-е гг. становится массовым явление духовного «самиздата»¹¹. Перепечатанные на машинке «слепые» экземпляры духовной литературы, а впоследствии репринтные издания святых отцов, богословов, доклады известных иерархов, художественные произведения, свидетельствующие о глубине христианства, получают самое широкое хождение, прежде всего, в среде интеллигенции, которая неожиданно начинает приходить в церковь в середине 1970-х гг. после опустошительных и жестоких хрущевских гонений¹².

Документ середины 1960-х гг. «Что нужно вывезти из храма при закрытии его» из архива прот. Василия Семенова, хранящегося в архиве ЕПДС, наглядно свидетельствует о непрекращающихся гонениях и самочувствии духовенства, ощущающего неослабеваемый пресс давления властей. Епархиальные документы из этого же архива дают основание утверждать, что несмотря на это, священники заботились о передаче традиций веры и служения молодежи.

С истончением прослойки верующих, знающих и хранящих непрерванные традиции веры, уничтожением носителей этой традиции православное свидетельство стало осуществляться в доступных народных формах, например, в виде икон, сделанных из иллюстраций. В частности, в архиве почившего прот. Василия Семенова есть целая серия позолоченных иллюстраций и фотографий с надписью на обороте «освящена». Не имея возможности писать и распространять настоящие иконы, о. Василий использовал все доступные в советское время иллюстрации, фото музейных экспонатов, самостоятельно печатал иконы с негативов, пользовался греческими и сербскими типографскими иконами как оригиналами для размножения, таким образом распространяя свидетельство о Христе и Его святых. Можно сказать, что к середине 1980-х гг. сложилась, по определению уже упомянутой матушки Веры, «народная церковь» и «церковь братолюбия». «Церковью братолюбия» можно назвать те тесные, а иногда и закрытые, учитывая обстоятельства времени, христианские сообщества, хранившие, творчески развивавшие и передававшие православную традицию в единстве веры, молитвы и жизни. Обладая особым качеством «неперемолотой» христианской жизни, а часто и смерти, ходатайствуя друг за друга, сохраняя предельную верность правде веры, именно они в своей жизни, деятельности и проповеди стали тем православным свидетельством, семена которого так обильно взросли в начале 1990-х гг. и прорастают до сего дня.

Поэтому, задумываясь об устроении православной миссии сегодня, важно обращаться к опыту миссии новомучеников и исповедников российских, уральских, осмысляя его не только со стороны «что», но и, прежде всего, «как». Именно особое качество христианской жизни и проповеди, особая связь со Христом, так удивительно и подчас неожиданно воплощающаяся в ХХ в., стали ярчайшим миссионерским свидетельством Русской церкви во времена «немого крика» ХХ в.

Оксана Иванова

студентка Свято-Филаретовского института,

сотрудник музейно-выставочного отдела КПЦ «Преображение»

Статья представляет собой доклад «Опыт миссии в жизни и деятельности новомучеников и исповедников Урала с 1918 г. по 1980-е гг. по материалам выставки "Неперемолотые. Опыт духовного сопротивления на Урале в XX в."», прочитанный на конференции Уральского церковно-исторического общества, проходившей по благословению митрополита Екатеринбургского и Верхотурского Кирилла 14 января 2012 г.

-------------

1. История Екатеринбургской епархии. - Екатеринбург, 2010. - С. 480-483.

2. ГАРФ, No 112, л. 10-34, рукопись; Деяния НМ VIII. С. 148-163.

3. См.: Нечаев М.Г. Красный террор и уральское духовенство в 1918 г. Режим доступа: http://d-v-sokolov.livejournal.com/94729.html (дата обращения: 10 января 2012 г.).

4. Проект «Ревнитель православного благочестия», Барнаул, 2004-2010. Новомученики 7 июня (20 июня). Священномученик Андроник, архиепископ Пермский и Соликамский. Режим доступа: http://www.ispovednik.ru/zhitij/jun/jun_07_andronik_permskiy&solykamskiy.htm (дата обращения: 10 января 2012 г.).

5. См.: ОГАЧО. - Ф. Р467. Оп. 3, 4. Д. П-24289.

6. Освобождение России - 1919 г. - 6 апреля. - N 78.

7. Напр.: Костина В. «Богом моим пройду стену...» Подвиг исповедничества архимандрита Тавриона (Батозского). - Пермь, 2010.

8. Д. Е. Щербина. Верх-Нейвинский батюшка. - Новоуральск, 2010 г. - С. 23-25

9. Преображенское Содружество малых православных братств: Видео: Видеофильм: Победители, а не жертвы... Режим доступа: http://www.psmb.ru/video/videofilm/statja/pobediteli-a-ne-zhertvy/ (дата обращения: 10 января 2012 г.).

10. Литература, изданная за рубежом и нелегально переправленная в СССР.

11. Перепечатанные на пишущей машинке или размноженные на ксероксе книги, статьи и т.п.

12. Замечательная коллекция таких изданий хранится в Свято-Филаретовском институте.

КИФА №2(140) февраль 2012 года