Радость обретения Церкви
Кто-то сказал: были бы братья, будет и братство. В прошлом году Преображенское братство отмечало свое официальное двадцатилетие. Однако то было как бы видимое рождение на свет, дата, отмеченная в официальных метриках. Очевидно, живой плод братской жизни существовал в неких духовных «чреслах» задолго до этой даты. Возможно, уже тогда, когда два молодых человека стали двумя братьями во Христе. На Успение 1971 г. Александр Копировский, которому за четыре дня до этого исполнилось 20 лет, был крещен в Троице-Сергиевой лавре после длительной подготовки - первого опыта оглашения, проведенного Юрием (ныне - свящ. Георгием) Кочетковым.
С той поры минуло 40 лет. Срок, значимый не только для отдельной человеческой судьбы, но и для истории. В истории Русской церкви это сорокалетие - целая эпоха. В жизни братской его также невозможно переоценить. Тысячи людей вошли с помощью братства в церковь. И для многих из них самый первый оглашаемый стал первым катехизатором, или (для молодежи) первым наставником, или первым проводником в мир церковного искусства.
Мы попросили Александра Михайловича Копировского поделиться с нашими читателями своими воспоминаниями.
* * *
- Радость обретения Церкви, когда каждый день просыпаешься - и ощущение счастья, потому что Церковь тебе открылась. А раньше она была для меня абсолютно закрытой. Помню, когда мне было лет тринадцать, мы с приятелем случайно зашли в храм на Калитниковском кладбище. Было ощущение, что попал куда-то в безвоздушное пространство. Мы не смогли там пробыть больше трех секунд и вылетели оттуда пробкой, потому что все было совсем чужое. И вот, по контрасту с этим - приходишь на службу и, даже если тяжело стоять и голова кружится, понятно, что здесь самое главное. Каждый раз тебе что-то еще дается, и ты понимаешь, что вот, наконец, дотронулся до того, важнее чего нет на земле. Никакие человеческие дела - карьера, удача, даже семья - рядом с этим ничего не стоят.
К крещению привел длительный путь, а не какой-то спонтанный порыв. Когда я узнал, что крещение - не знак формальной принадлежности к церкви, а реальное в нее вхождение, сердце сразу откликнулось - да, нужно именно так! Не обряд исполнить, а сделать то, в результате чего ты изменишься. И оглашение понадобилось, пусть и не в виде современной системы. И общение с людьми церкви, со священниками, которые оказались внимательными, умными, а главное - во всех смыслах живыми. Нам Господь давал встречи с такими людьми, которых не в чем было упрекнуть, с подвижниками, которые действительно являли собой Церковь.
Крестил меня архимандрит Анатолий (Кузнецов)1. В его спокойных, открытых разговорах не было стилизации, какого-то особо возвышенного тона, пафоса, псевдоромантики. Помню его удивительные слова после моего крещения. В его келье в Троице-Сергиевой лавре нас было только трое - отец Анатолий, будущий отец Георгий как мой крестный и я. Это был день Успения Богородицы (28 августа 1971 г.), о. Анатолий был дежурным проповедником в Успенском соборе. После крещения он надел на меня крест и вдруг сказал: «А теперь присядем». Нельзя торопиться в такие минуты ... И мы посидели, помолчали. Он улыбнулся тихонько и говорит: «Вот и меня коснулась частица той благодати, которую получил крещаемый». Он успел-таки на проповедь, пришел буквально секунда в секунду.
- А оглашение проходило совсем не так, как сейчас?
- Нет, не так. Это были личные собеседования. Мы ходили и разговаривали. На практике, в институте между лекциями и после лекций - все время. Конечно, первый этап совмещался со вторым и даже с третьим, потому что я и молитвы учил, и на службу мы ходили регулярно, хоть меня иногда оттуда и выносили. Ведь человеку со спортивным прошлым и высокого роста очень трудно долго неподвижно стоять. Зато я пережил уже после крещения, под праздник Введения Богородицы во храм, особое, ни с чем не сравнимое состояние. Вначале казалось - нечем дышать, голова кружится, все зеленое в глазах - и вдруг не просто просветление, а ты как будто паришь. Смотришь под ноги - ты что, на воздухе? Это как обновление иконы. И муть, тяжесть, головная боль, духота - все ушло.
Подобных вещей было много - каких-то очень ясных знаков свыше. Они никогда не были «закономерны»: ты сделаешь то-то, и тебе будет то-то. Ничего подобного! Они появлялись независимо ни от чего или наоборот: когда заходишь в какой-то внутренний тупик и обязательно нужно получить ясный ответ. И либо кто-то говорит то, что тебе нужно, либо ты открываешь книжку, причем совершенно неожиданно, и читаешь про свою ситуацию и выход из нее. И это все сорок лет продолжается ...
- В крещении какой-то путь завершается, но с другой стороны, какой-то начинается. И сорок лет - это гораздо более долгий путь, чем полгода. Были ли в нем какие-то поворотные моменты или все шло ровно вперед?
- Нет, ровно, конечно, не было. Думаю, что избежал бы некоторых весьма неприятных вещей, если бы у меня была исповедь за всю жизнь перед крещением, а не после.
Но Господь посылал людей, книги, вдохновляющие ситуации и, кроме того, нас хранил. Нигде мы не «вляпались», хотя могли бы сделать это много раз и сильно. И с книгами, которые мы печатали на машинке и на ксероксе, и с людьми... Мы, конечно, осторожничали, но никогда не шарахались от людей.
С этим, кстати, связан один из переломных моментов в нашей церковной жизни. Отец Георгий (тогда - Юра) собрал кружок из трех-четырех человек. Мы все учились в одном институте, вместе читали Библию и создавали, как позже выяснилось, основы катехизических бесед - толковали, записывали, редактировали. Нам было так хорошо друг с другом! «Что нам романы всех времен и стран?» - как пел Высоцкий. Здесь было лучше. Но однажды отец Георгий сказал: «Знаешь, меня тут остановили во дворе Елоховского собора сторожа (молодые, такие же, как мы) и говорят: «Мы давно за вами наблюдаем. Вы держитесь вместе, даже вместе стоите на службе. Давайте познакомимся! Надо поговорить, пообщаться». Мой ветхий человек, что называется, взвыл. Потому что, понятно - нашему маленькому раю настает конец. Так оно и вышло. Но с другой стороны, это было началом подъема, потому что мы смогли выйти за свои границы. Кстати, один человек из нашего рая потом оказался, прямо будем говорить, предателем. Он встал против всего, что мы раньше делали вместе, против отца Георгия, и делал это мерзко, вплоть до выступления в самой что ни на есть черно-желтой прессе. А с теми ребятами мы подружились. Они, конечно, были совсем другими. Позже они выбрали свой путь. Один сейчас архимандрит, второй - протоиерей. Думаю, что они не забыли те наши встречи, очень живые.
Ленинградская академия тоже была поворотом в жизни. Отец Георгий поступил туда в 1980-м году. А я пытался в это же время поступать на работу в ЦАК (Церковно-археологический кабинет) Московской духовной академии. Архим. Сергий (Соколов) (он был тогда инспектором МДА) рекомендовал меня как сотрудника музея Рублева, бывшего сотрудника Третьяковки, ректору, владыке Владимиру5. В один прекрасный день меня вызывают, владыка со мной побеседовал - вначале официально, потом вдруг предложил: «Ну, пойдемте, погуляем». Мы пошли гулять в дальний угол сада академии, и он мне сказал: «Слушайте, зачем Вам этот ЦАК? Поступайте в семинарию, я Вас возьму сразу в 3-й класс. За 2 года Вы ее закончите, рукоположитесь и служите где хотите». Я говорю: «Владыка, я хотел бы именно в ЦАК. Зачем мне водить экскурсии непонятно кому? Я лучше буду своим водить». Он удивился: «Обычно все говорят: хочу быть священником!» Но сказал: «В ЦАК не получится». Он не стал говорить, что уполномоченный Совета по делам религий (естественно, сотрудник КГБ) категорически запретил меня принимать туда, это мне о. Сергий потом рассказал.
И вот, буквально через несколько дней в Москву приезжает группа паломников из Ленинградской академии. В ней был один из наших соборных сторожей. И он мне позвонил: «Слушай, мы хотим посмотреть Москву. Светские экскурсоводы - это же ужас! Поводи нас». И мы ходили три или четыре дня - Кремль, Троица в Никитниках, Третьяковка - все что можно. И они были довольны, и я. А через два дня опять звонок: «Приезжай, владыка Кирилл тебя требует немедленно». Я приехал и получил приглашение преподавать ... церковную археологию (!). Так мы с о. Георгием, не сговариваясь, в сентябре 1980 г. оказались опять вместе, только в Ленинграде. Я приезжал туда раз в неделю. Так было четыре года. А потом о. Георгия выгнали6 в декабре 1983 года, а меня в августе 1984-го, тоже почти одновременно.
Неожиданно-значительной вехой для меня стала смерть о. Александра Меня 9 сентября 1990 г. Я был с ним едва знаком. Но когда мне сказали, что он убит, я сразу принял решение: светской работе конец. И на следующий же день подал заявление об уходе из музея им. Рублева, где тогда работал. И началась уже только церковная работа: сначала в храме в Электроуглях, потом в нашем институте.
- Вы первый оглашаемый о. Георгия Кочеткова и его крестник. Что для Вас главное в его служении?
- То, что он все делает не ради себя, а ради того, перед чем мы оба трепещем, это самое главное. И еще то, что командовать в делах веры он не пытался никогда. Более того, когда один раз я сам захотел ему такую роль навязать и при этом сказал: «Но ты теперь не имеешь права на ошибку», он буквально кричал на меня: «Как ты можешь такое говорить?» Урок я запомнил крепко. Ну, это по молодости, мне было тогда двадцать с небольшим...
Вопросы задавала Александра Колымагина
----------------
1. Ныне архиепископ на покое (Лондон, Сурожская епархия МП)
2. Ныне протоиерей, настоятель московского храма свт. Николая в Толмачах
3. Впоследствии епископ Новосибирский и Бердский Сергий (+2000)
4. Впоследствии протоиерей, настоятель московского храма Преображения Господня в Тушино (+2000)
5. Ныне митрополит Киевский и всея Украины
6. За миссионерско-катехизаторскую деятельность патриарший стипендиат дьякон Георгий Кочетков по требованию уполномоченного Совета по делам религий и КГБ был отчислен с последнего курса академии. А.М. Копировский был уволен после задержания его милицией у камня преп. Серафима Саровского в окрестностях Дивеева.
КИФА №11(133) сентябрь 2011 года