«Все ищущие и сомневающиеся уходили от него укрепленными, направленными на путь церковный»

Миссионерско-катехизическое значение жизни и личности А.С. Хомякова

«...В словах его была какая-то сила необычайная, возбуждавшая
в слушателях понятие о деятельности апостольской.
И жизнь подкрепляла силу его слов»
(А.И. Кошелев)

Миссионерский аспект жизни и деятельности А.С. Хомякова целенаправленно никогда не рассматривался. Но широта и глубина интуиции первого русского богослова, высказанной им в учении о Церкви, переписка с друзьями и свидетельства современников заставляют поставить вопрос о миссионерской стороне его личности, жизни и служения. Говоря о миссии Хомякова, важно понимать, что речь идет об особом внутрицерковном благовестии. Оно заново открыло саму сущность жизни Церкви как общения в любви. В качестве аналогии можно указать на определение Д. Бошем одной из задач современной миссии: миссионерство - это «особое служение, направленное на углубление и расширение христианской веры... в номинально христианской среде». Ю.Ф. Самарин назвал Хомякова учителем Церкви. На какой именно личный практический церковный опыт общения и служения опирается его учение?

Проповедь

Центральное значение здесь принадлежит учительному - миссионерско-катехизическому - опыту Хомякова. Эту миссию можно охарактеризовать как новую, в сравнении со всем предыдущим Константиновским периодом, по многим принципиальным параметрам.

Необычным было уже то, что за проповедь взялся человек светский, мирянин, не облеченный саном или какими-либо официальными церковными полномочиями.

Проповедь была направлена к образованной светской молодежи московских салонов. Этот опыт фактически предвосхитил задачи и принципы миссии внутренней, в ее нетрадиционном для XIX века понимании. Она была обращена к людям уже крещеным, но или фактически не живущим церковной жизнью, или живущим ею формально и фрагментарно, мало понимающим ее смысл, но пытающимся в нем разобраться. «Даже у верующих из нас вера - что-то странное: выстроили мы ей часовню, зажгли лампаду, оказываем ей даже всякие почести, но далее идти считаем излишним», - писал А.И. Кошелев.

Форма и жанр проповеди Хомякова тоже были нетрадиционны, поэтому в качестве таковой проповедь зачастую не опознавалась. И.С. Аксаков позже напишет: Хомяков «...никогда никому не навязывал "веры", и никогда не выставлял ее в себе напоказ, как ни била она в нем жизненным ключом, а занимался в обществе диалектическими спорами». Но сами диалектические споры приобретали в современной для Хомякова ситуации апологетическое и миссионерское значение.

Учительный опыт можно назвать сокровенным ядром церковного служения А.С. Хомякова. Все остальные направления его деятельности, имевшие миссионерскую перспективу, были прямо или косвенно связаны именно с учительным направлением. Они или его готовили (пастырская забота о молодежи), или из него рождались (богословские труды), или с ним пересекались (издательско-публицистическая деятельность, славянофильские идеи христианизации общества).

Что собою представляло это служение с точки зрения миссии?

Воспитание общества в христианском духе

Миссионерское значение учительного опыта заключалось в свидетельстве о возможности жизни в Церкви. В 1830-40-е годы большинство образованных людей находилось под сильным влиянием западноевропейских философских направлений, в первую очередь Гегеля и Шеллинга. Люди теряли веру или даже пытались само Православие оправдать и выводить из учения Гегеля. Такой, по словам И.С. Аксакова, была первоначальная установка в магистерских работах А.И. Кошелева и К.С. Аксакова: построить на началах Гегеля «целое миросозерцание, целую... систему "феноменологии" Русского народного духа с его историей, бытовыми явлениями и даже Православием». Ориентация на теорию Гегеля приводила к взгляду на веру как на важную, но уже пережитую форму самосознания, от которой, благодаря развитию философии и наук, пришло время освобождаться. А.И. Герцен, в частности, называл философию Гегеля алгебраической революцией, которая «необыкновенно освобождает человека и не оставляет камня на камне от мира христианского, от мира преданий, переживших себя». По горькому признанию Хомякова, в вопросах христианства многие молодые люди «не могли разобраться в самых элементарных вещах».

Вопросы соотношения веры, философии и науки, наряду с волнующими социально-экономическими и политическими проблемами, поднимались в публичных лекциях, в частности, в университетских аудиториях. Но центр непосредственных личных обсуждений, споров был связан с развитой салонно-кружковой культурой в России XIX века. Для Хомякова таким местом стал преимущественно круг московских салонов А.П. Елагиной, Киреевских, Свербеевых. Их посетителями являлись представители различных мировоззрений: Герцен, Чаадаев, Грановский, Языков, Огарев, Погодин и многие другие. Хомяков вначале был единственным, кто открыто отстаивал значение веры в человеческой жизни и «превосходство Православной Церкви над учениями Католичества и Протестантства». В 1840-е годы он становится, по словам А.И. Кошелева, «душой и двигателем» так называемого Православно-Русского направления. Это направление приобретает известность под названием «славянофилов». Его мировоззрение Бердяев определяет как «религиозное по преимуществу». Воспитание общества в христианском духе Хомяков называл главной задачей славянофилов: «Без нее мы и значения никакого не имеем».

Освобождение от рационализма

Переписка и воспоминания старших славянофилов показывают, что прежде чем началась их совместная деятельность служения Церкви и обществу, Хомяков стал для многих из них христианским другом и наставником в вере. Это, в первую очередь, Ю. Самарин, А. Кошелев, К. Аксаков и др. «Хомяков был строгим и глубоко верующим Православным Христианином, а я - заклятым Шеллингианцем, - вспоминал Кошелев, - и у нас были споры бесконечные... Эти вечера много принесли пользы как лицам в них участвовавшим, так и самому делу...» Для Самарина и К. Аксакова, по свидетельству И. Аксакова, встреча с Хомяковым стала решающим событием в жизни, духовное влияние которого освободило их от философского рационализма и привело к Церкви. «Два года с лишком продолжались эти споры, все теснее и крепче, но постепенно сближая противников... Хомяков раскрыл им свое учение о Церкви, расширил их собственную точку зрения, исправил и поставил построенную ими теорию на новые основы». Вот как описывает этот, в определенном смысле, огласительный процесс общения Бердяев: «Все ищущие и сомневающиеся собирались у Хомякова, приезжали к нему в деревню, говорили с ним целые дни и ночи и уходили от него укрепленными, направленными на путь церковный».

«Никто из нас не доживёт до жатвы»

Осознание Хомяковым своего призвания в Церкви происходило по мере углубления и развития его учительного опыта и связанного с ним опыта общения, а главное, по мере духовного взросления ближайших учеников. Именно их настоятельные просьбы подвигли Хомякова к написанию богословских трудов, они же, как правило, были первыми его читателями. Окончательная позиция Хомякова сформировалась к началу 50-х годов, когда он определяет жизнь как духовный подвиг. Этому способствовали и внешние обстоятельства: уход из жизни близких людей - Гоголя, Ивана и Петра Киреевских, жены, разделявшей его духовные взгляды. В этот период он пишет наиболее зрелые богословские работы - три полемические брошюры на французском языке (1853, 1855, 1858 гг.).

Хомяков понимал, что его деятельность - и в живом общении, и в письменных статьях - прямо или косвенно связана с миссией. Но его миссионерское самосознание выражено не в определительных формулах, а в содержании поставленных задач. «Главное дело у нас: не вводить и не предлагать прямо и практически полезное, но пробуждать, уяснять и вводить нормы, согласные с правдою и истинным Христианством». Это и христианизация общества, в широком смысле, и личное свидетельство, и усилия, к которым он призывает друзей: «Мы же должны знать, что никто из нас не доживет до жатвы, и что наш труд, духовный и монашеский труд пашни, посева и полотья есть дело не только Русское, но всемирное». «Трудно подумать, что надобно поворотить и откуда! Какой пропеть канон покаяния, какое нужно упорство воли, строгость занятий, жар любви и как мы все привыкли жить, как живется».

Миссия и катехизация

Вопрос о соотнесенности деятельности Хомякова с катехизацией как таковой, на первый взгляд, стоит сложнее. Формально более тесный, первоначальный период общения Хомякова и будущих славянофилов так назвать нельзя. В нем нет целостной системы, хотя, по сути, элементы оглашения очевидны. Друзья по отношению к Хомякову употребляли другое слово, более понятное для XIX века - эмансипатор жизни. (Заметим, что он хорошо знал работы выдающихся катехизаторов, например, Климента Александрийского, свт. Кирилла Иерусалимского. Это были редкие издания; чтобы их прочитать, приходилось ездить в библиотеку Троице-Сергиевой лавры.) Катехизацию А.С. Хомяков считал одной из главных и актуальных задач священства (письмо И.В. Киреевскому, 1840 г). Себя самого катехизатором он не называл, но письма и воспоминания свидетельствуют о правомерности такого именования.

Можно условно выделить два этапа - миссионерский и катехизический - в церковном становлении друзей-учеников Хомякова. Четких границ между этими периодами нет. Первый, вероятно, был в большей степени связан с салонными общими спорами, а второй - с более «домашним» общением, с личными беседами в узком кругу. Этот опыт складывался как непосредственный апологетический и миссионерский отклик на вызов времени и реальную проблему конкретных людей. Он опирался на Писание и Предание Церкви, но формировался спонтанно, во многом интуитивно. В силу его новизны ни Хомяков, ни ученики не были еще готовы проанализировать и как-то систематизировать этот этапный эпизод их жизни в миссионерско-катехизическом ключе. Но важно, что они сами опознавали и осознавали этот опыт как научение церковной вере и жизни. Личный церковный опыт, формы и содержание учительного служения Хомякова готовили внутренние основания для его учения о Церкви, изложенного в богословских сочинениях.

По материалам бакалаврской работы студентки СФИ Нины-Инны Ткаченко

КИФА №10(132) август 2011 года