«Он был истинным христианским мудрецом»
О том, что 75 лет назад была осуждена софиология о. Сергия Булгакова, знают почти все, но о том, что епархиальная комиссия, созданная митр. Евлогием, и комиссия, состоявшая из профессоров Свято-Сергиевского богословского института, единодушно опровергли обвинения, не знает почти никто
Все началось летом 1935 года с тайного донесения, посланного митрополиту Литовскому Елевферию, под началом которого состояли приходы Московской юрисдикции в Западной Европе, двумя молодыми богословами, Алексеем Ставровским и Владимиром Лосским. Их доклад предупреждал Церковь-Мать о несоответствии богословской системы о. Сергия православной традиции и об опасности, грозящей чистоте веры. Митрополит Московский Сергий требует дополнительных разъяснений.
В. Лосский, лиценциат Сорбонны по средневековой истории, а затем и А. Ставровский, бывший студент Института, не окончивший полный курс, шлют два новых, более подробных послания, где утверждают, что софиология о. Сергия отдает пантеизмом, т. е., что она стирает грани между Богом и Его творением.
Ответ не заставил себя долго ждать. 7 сентября 1935 года митрополит Сергий (Страгородский) подписывает указ № 1651, строго осуждающий софиологическое учение Булгакова. В указе говорится, что «оно нередко изменяет догматы православной веры», и рекомендуется всем верным чадам Церкви отвергать это учение, «опасное для духовной жизни». О. Сергий Булгаков попытался опровергнуть эти обвинения. В октябре он передает подробную докладную записку митрополиту Евлогию (Георгиевскому). Она заключается словами: «Как могу я отречься от своих ошибок, если мне их не объясняют?» Но, спустя четыре месяца, 27 декабря 1935 года, митрополит Сергий счел это дело настолько важным, чтобы лично подписать новый указ № 2267, вновь осуждающий «понимание Булгаковым догмата о двух природах и о единой ипостаси Господа Иисуса Христа». Заместитель Патриаршего Местоблюстителя считает нужным добавить, в память о прежних схватках, что Булгаков «как истый интеллигент <...> свысока судит о церковном предании».
Пока о. Сергий защищался от нападок Москвы, митрополит Евлогий находился в Сербии, в центре РПЦЗ, в поисках согласия с митрополитом Антонием (Храповицким) по вопросу о разделе географических зон между епископами русской диаспоры. После бурных совместных заседаний недавних врагов он сумел подписать протокол о согласованном управлении, который вновь потряс бы церковную данность эмиграции. Однако под конец русские епископы РПЦЗ в свою очередь заклеймили учение о. Сергия как «еретическое». Это не позволило Епархиальному Совету митрополита Евлогия утвердить соглашение: как будто главным вопросом этой встречи архиереев был вопрос не юрисдикционный, а инквизиторский. На этот раз роль генерального прокурора играл архиепископ Серафим (Соболев), автор недавно вышедшей книги по софиологии.
В январе 1936 года о. Сергий подает новую докладную митрополиту Евлогию, категорически отрицая все обвинения, и переходит в наступление, обвиняя Синод в субординационизме и арианстве в его понимании внутренних отношений между Божественными Лицами Святой Троицы.
Первым бросился на помощь своему старому товарищу Н.А. Бердяев. В статье «Дух Великого Инквизитора», напечатанной в журнале «Путь» в декабре 1935 года, он сурово осуждает усвоенную митрополитом Сергием практику запретов, напоминающую «церковный фашизм» и сравнимую с процессами в Москве. Он также защищает русского мыслителя, привлеченного владыкой к ответу, от всех доносчиков-фарисеев и всех церковных чиновников, всегда душивших русскую религиозную мысль. Если «Великий Инквизитор», пишет Бердяев, сожалеет, что Булгаков цитирует Платона, это значит, что он отвергает всякую философию, всякое церковное мышление. Сам Бердяев, по мнению А. Аржаковского, не софиолог, «он не понимает всю важность этого направления мысли и, главное, не знает подлинную суть этого спора»1. Но софиология о. Сергия, по мнению Бердяева, выбивает все точки опоры у русских иерархов. Привыкнув в течение столетий повелевать в Церкви, опираясь на страх паствы перед адом, они обладают властью свыше направить одних на путь вечности, других - на путь бесконечных мучений. Они оправдывают свою власть, создавая у верующих образ Бога-мстителя, готового наказать человека за малейшее прегрешение, и толкуют воплощение Христа сугубо утилитарно, как искупление, даруемое тем, кто пребудет в покорности.
Софиология о. Сергия ставила крест на этой узко сотериологической концепции воплощения Христа. Для него Христос есть извечно жертвенный Агнец. Господь не создал зла. Господь не может даже помыслить зло. Воплощение Господа не есть плод ни случайности, ни исправление ошибки, которую Вседержитель будто допустил, заранее радуясь в Своей вечности мучениям, на которые обречены люди. Воплощение Господа, по мнению Н.А. Бердяева, есть итог богочеловеческого процесса, предусмотренного от начала века, как ответ Мужа Своей Возлюбленной.
Статья Бердяева вызвала немало откликов. В следующем номере журнала В. Лосский и о. С. Четвериков пробуют оправдать власть иерархии, публикуя каждый свой ответ Бердяеву, но тот, по мнению А. Аржаковского, в два счета опроверг обоих. Он восстает против того, что называет гордыней смиренных, считающих, что Святой Дух говорит через них, и использует это, чтобы напомнить, что святитель Феофан Затворник, столь ценимый о. Сергием Четвериковым, защищал крепостное право, смертную казнь, антисемитизм, самодержавие и т. п. Тон дискуссии постепенно повышался вплоть до лета 1937 года.
6 июля 1936 года епархиальная комиссия, созданная митрополитом Евлогием для ответа на нападки «красной» и «белой» Церквей, приходит к выводу о невиновности о. Сергия. Комиссия почти единогласно отвергает всякое обвинение в ереси, показывая, что тезисы Булгакова не противоречат ни одному догмату и суть лишь частные богословские мнения, допускаемые Церковью. Однако в приложении к вердикту комиссии два ее оставшиеся в меньшинстве члена, о. Сергий Четвериков, духовник Русского студенческого христианского движения, и о. Георгий Флоровский, вновь выделяют три «слабых и неприемлемых момента» в учении о. Сергия. Во-первых, оба считают, что, по учению Предания, Премудрость Божия соотносится лишь со Вторым Лицом Святой Троицы, хотя они и признают, что до IV века некоторые отцы Церкви относят Премудрость Божию к Лицу Святого Духа. Во-вторых, Четвериков и Флоровский признают, что о. Сергий не учит тому, в чем его обвиняют, - будто София является четвертым лицом Троицы, - но они упрекают его в том, что он дает повод для таких обвинений, как, например, ответная любовь Софии к Богу. Наконец, в-третьих, они согласны признать осуждение поспешным, но высказываются в пользу «авторитарного решения церковной власти» по этому вопросу.
О. Сергий Четвериков и о. Георгий Флоровский выступают на эту тему на Съезде епархиальных епископов юрисдикции митрополита Евлогия в ноябре 1937 года. Комиссия в свою очередь сняла с о. Сергия все обвинения в ереси, хотя и сочла уместным учесть три оговорки Флоровского и Четверикова.
Тогда в самом Свято-Сергиевском институте возникла новая комиссия с участием всех профессоров, за исключением Флоровского: игумена Кассиана (Безобразова), А. Карташева, Г. Федотова, Б. Вышеславцева, В. Зеньковского, В. Ильина, В. Вейдле, Б. Сове, Н. Афанасьева, Л. Зандера, иеромонаха Льва Жилле и П. Ковалевского. Комиссия безоговорочно вступилась за о. Сергия и даже перешла в наступление на митрополита Сергия (Страгородского), чье решение, по мнению комиссии, незаконно, ибо не подписано Синодом. Это, возможно, самая славная и наименее известная страница в истории Свято-Сергиевского института. Это также позволяет думать, что своим успехом Институт обязан единодушию профессоров относительно софиологических мнений Булгакова. Все - от Б. Вышеславцева до В. Зеньковского, от иг. Кассиана до о. Льва Жилле - признали, что основы творчества софианские. Федотов не написал бы свою книгу «Святые Древней Руси», Ильин не создал бы литургическое богословие, Зандер не развил бы такой экуменической деятельности, если бы в основе всего не было источника вдохновения о. Сергия. Это не оспаривал даже Флоровский; он просто, по словам Булгакова, как апостол Петр на озере, «испугался». Перед лицом внешних и внутренних напастей профессора Института сплотились вокруг своего декана, как вокруг живительного источника, из которого черпал каждый.
«Этот модернизм мысли, представленный и узаконенный глубиной мысли Булгакова, - по словам А. Аржаковского, - четко проявился в номере журнала "Православная мысль", изданном в 1937 году у Бердяева в издательстве ИМКА-Пресс под названием "Живое Предание". Статьи профессоров Института, среди которых уже нет Флоровского, своей эрудицией, силой и современностью верны традиции парижской школы»2.
О. Сергий, глубоко раненный постоянными нападками, находит силы продолжать свои труды еще несколько лет и, несмотря на рак горла, лишивший его голоса, шепотом преподает в Институте в тяжелые военные годы. 12 июля 1944 года он умирает, по словам очевидцев его смертного часа, с преображенным лицом, в своем домике при Институте. Он только что завершил свой последний труд об Откровении Иоанна3.
На похоронах отца Сергия митрополит Евлогий сказал: «Дорогой отец Сергий! Вы были истинным христианским мудрецом, Вы были учителем Церкви в возвышенном смысле этого слова. Вас озарил Святой Дух, Дух Мудрости, Дух Разума, Утешитель, Которому Вы посвятили всю свою ученую деятельность»4 .
Изложение событий по статье А. Аржаковского "Свято-Сергиевский Православный институт в Париже" подготовила Александра Ошарина
-----------------
1. Аржаковский А. Свято- Сергиевский Православный институт в Париже.
2. Там же.
3. Там же.
4. Памяти о. Сергия Булгакова: Сборник / Сост. Зандер Л. - Париж, 1945.
КИФА №11(117) сентябрь 2010 года