Мне запомнилось всё
На вопросы «Кифы» отвечают члены Преображенского братства
- Как произошло и с чем было связано для Вас вступление в братство?
Свящ. Иоанн Привалов: Я не могу назвать того дня и часа, когда я вступил в братство, потому что если говорить кратко, то - чудесным образом. Я ничего не знал ни про о. Георгия Кочеткова, ни про его дело (про оглашение). Будучи просто клириком, алтарником, а до этого алтарником-иподьяконом в Архангельской епархии, я хотел глубины и полноты христианской жизни, мне хотелось быть христианином 24 часа в сутки и после богослужения продолжать христианскую жизнь, а не временно ее прекращать до следующей службы. Это был мой интерес и, видимо, благодаря ему случилось моё знакомство с о. Георгием. Я уже рассказывал, что когда однажды оказался в Москве, шел дождь, я зашел в храм и познакомился с о. Георгием. Но когда я познакомился с о. Георгием, то познакомился больше, чем с о. Георгием. Я познакомился с тем делом, которое в нем совершает Господь. Я, конечно, какое-то время переживал и волновался, потому что понимал, что я - священник, на меня ориентируется большое количество людей, имею ли я право «соваться в воду, не зная брода». Но так сложилось, что замедляя, задерживая свое какое-то сотрудничество с о. Георгием, я изнутри своего опыта выходил снова и снова на те вопросы, которые когда-то обрисовал о. Георгий. Мне приходилось, независимо от о. Георгия, давать те же ответы, что давал он. И тогда я постепенно понял, что и о. Георгий, и то братство, которое стоит за ним, - это не просто организация, а это дело Божье, это тот путь, который предлагает Господь сегодня в церкви. В качестве доказательства от противного я могу сказать, что за 17 лет такого совместного служения и с о. Георгием, и в братстве я слышал огромное количество заявлений, уверений от разных людей в церкви: «мы будем делать все то же самое, что делает о. Георгий Кочетков, но будем делать иначе, не так» - и видел, что это ни к чему не приводит. Поэтому могу сказать, как бы я ни был убог в своем сознании, что на сегодняшний день, как и в Ветхом Завете, Господь дал одну тропочку, по которой есть смысл идти, и это будет жить вечно. Это именно путь к такой полноте христианской жизни. Наверное, если бы это был не о. Георгий, а кто-то другой, несущий тот же заряд, тот же посыл, ту же печать первореальности, то я бы, наверное, выбрал другой путь, других людей. Самое главное для меня - что Господь действует. За 17 лет чего только не было пережито, братство прошло путь непростой, не только во внешнем контексте, но и внутри было много переживаний, потерь и ошибок, конечно. Но я вижу по-прежнему на сегодняшний день, что, хотим мы того или нет, это получается авангард духовного возрождения. Когда я говорю «авангард» меня не прельщает возможность принадлежать к той или иной элите (это, так сказать, вопрос уже двадцатый), мне важно то, что, действительно, что-то делается по существу, это не разговоры вокруг да около, а уже сегодня вкладываются силы в то, что приносит добрые плоды во славу Божию.
Дмитрий Гасак: Мне трудно назвать какую-либо конкретную дату моего вступления в братство. Скорее это был не столько акт вступления, сколько процесс вхождения. И важнейшим моментом здесь является осознание жизни в Церкви как единственного пути в жизни. Конечно, я вспоминаю некоторые события, которые явились как бы этапами такого пути. Первое - это вступление в приходское собрание храма Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках после оглашения. Кто-то скажет: причем здесь братство? Действительно, формально это было вступлением в приход. Но я помню, что это был шаг ответственного выбора конкретного церковного собрания. Я себе сказал, что если Господь призвал меня здесь, то бегать и искать чего-то другого я не буду. Конечно, важнейшим моментом было приглашение о. Георгия работать его помощником, которое очень многое определило в моей духовной и церковной жизни. Следующий шаг - вступление в братство «Сретение». Хорошо помню как меня и еще некоторых братьев и сестер принимали в братство на тогдашнем Малом совете в сторожке Успенского храма. Ну и, конечно, не могу не поблагодарить нашего прежнего правящего епископа и его «помощников» за гонения на о. Георгия и наше братство и за несправедливые прещения, которые помогли не столько выбрать, сколько укорениться в братском пути, понять, что Церковь по сути и есть нелживое братство во Христе и что такую Церковь врата ада ни за что не одолеют.
Александр Копировский: Братство родилось на первом Преображенском соборе в 1990-м году. Понятия «вступление в братство» тогда еще не было. О. Георгий просто хотел собрать всех, кто прошел оглашение, кто расположен к нам, к тому пути, который уже тогда, в 1990-м (а на самом деле даже еще раньше), более или менее ясно определился. Я, сколько мог, этому процессу помогал, и для меня не было вопроса: «быть или не быть».
На Преображение, 19 августа 1990 года, мы собрались на литургии в храме в г. Электроугли, где тогда служил о. Георгий, а потом пошли на поляну за город. Запомнилась молитва одной молодой сестры, совершенно свободная, действительно благодарственная - за то, что мы здесь, что мы вместе, за то, что нас объединило. Вот из этого единства и родилось, а уже гораздо позже, в течение года, оформилось братство. Сначала как братство «Сретение» - это были те, кто уже служил или хотел послужить Богу и Церкви чем-то конкретным (открытие и обустройство храмов, духовное просвещение и т.п.). А на втором Преображенском соборе, в августе 1991 г., я уже увидел и вполне ощутил Преображенское братство.
В то время мы не ставили для членства в нем никаких пределов: достаточно было самому считать себя членом Преображенского братства.
Почти сразу начались испытания - в связи с нападками людей, как будто церковных, которые решили сделать нас «учебной мишенью» (по образцу сталинских процессов 1930-х гг.), обвинив в подготовке раскола, а затем и в еретичестве. Теперь, вспоминая эти почти двадцатилетней давности события, можно еще и еще раз сказать: слава Богу! Для братства было важно увидеть, почувствовать непосредственно, что такое ненависть и клевета от «своих», а с другой стороны - как умывают руки (а то и включаются в войну на истребление) те, кто, что называется, по положению должен был бы разъяснить, защитить, показать пример христианской жизни. Для нас это было нужно, чтобы не заблуждаться. Хотя некоторые наши братья и сестры не выдерживали, не хотели понимать, что нельзя жить в братстве как в комсомоле: «плачу членские взносы 2 копейки и выполняю отдельные поручения». Постепенно становилось очевидным, что нужно, так или иначе, отдать все. Не десятину, не двадцатину, не большую часть, а просто все. Не физически - речь шла не о том, чтобы, например, продать квартиру и принести деньги. Но нужно было много делать даже физически: оформлять, потом - восстанавливать храмы, искать помещения. Было много препятствий, которые тоже некоторых из наших смутили: им казалось, что все должно происходить само собой, что и будет значить - по воле Божией. Но главное - уже в этот период стало ясно, что братство там, где люди могут церковно жить друг с другом, а не просто что-то делать вместе, даже когда становятся очевидными неприятные для кого-то особенности характера другого, а то и его грехи, которые вначале были не очень заметны или совсем незаметны. И тот, кто действительно вошел в братство, не мог уйти в сторону, не мог сказать: «я разочарован, пойду искать лучшее». Потому что было ощущение: Господь тебя призвал служить здесь, в это место, к этим людям, а главное - этому делу. Кажется, Г.П. Федотов говорил: «Куда Господь тебя воткнул, там и торчи!» Как веточка. А это сложно, и не все выдерживали - из-за романтических, или наоборот, слишком прагматических установок. Для братства это было (и есть) испытание, мне кажется, самое трудное.
Зоя Дашевская: Не знаю, с какими событиями в моей жизни можно соотнести момент вступления в братство. Наверное, с воцерковлением. Но и то, что этому предшествовало на разных этапах оглашения, тоже уже осознавалось как движение в братство. Я, конечно, понимала, что вступаю в Церковь, но она обрела реальное воплощение в Преображенском братстве и то, что церковь - это люди, мне стало понятно только в братстве. Поэтому я думаю, что воцерковление можно очевидно соотнести со вступлением в братство. Ну и, конечно, были какие-то события в жизни, когда становилось понятно, что жизнь в братстве требует не просто свидетельства о принадлежности к определенной организации, но и исповедания общего пути. Это в основном было связано с событиями 1997 года, но также и с тем, что я была членом приходского собрания храма Успения в Печатниках и Сретенского братства, в которое я вступила через год после своего воцерковления.
Ольга Филиппова: Думаю, что поворотным оказалось знакомство с братской молитвой. Я ходила в один из замечательных храмов. И сейчас вспоминаю многих его служителей с неизменной благодарностью. Там есть благоговение в алтаре и дружество между служащими священниками, батюшки любят своих прихожан и прихожане отвечают им взаимностью.
Однако братская среда дала обнаружить новое - возможность общей молитвы собрания. Открытием стало соучастие в молитве, возносящейся в алтаре. Молитвы, в которой и клир, и все миряне вместе возносят хвалу, или благодарение, или покаяние перед Богом. Молитвы, в которой есть приближенность к нуждам дня, простота. Молитвы, в которой нет посторонних слушателей или «византийских» пируэтов. Полюбилась и возможность общей молитвы мирянским чином (ведь не всегда рядом есть священник).
Сейчас удивительно вспомнить, но русский язык на богослужении был препятствием. С одной стороны, в русском тогда привлекло понимание того, «что происходит в церкви», с другой - к тому времени был уже сформирован круг любимых молитв и песнопений на церковнославянском языке. Они отзывались в сердце. Я люблю богослужение на церковнославянском, особенно в великопостные дни. Однако сегодня могу сказать, что, на мой взгляд, из уст нашего поколения, пришедшего в церковь после 1990-х гг. и предполагающего прожить основную часть своей созидательной жизни в России ХХI в., молитвословия на богослужебном русском языке звучат более органично нашей вере и жизни, чем молитвословия на каком-либо другом языке.
Ольга Черемшанцева: Я разделяла путь нашей молодежной группы, которая огласилась, когда мы все достигли 21 года, у Володи Якунцева. После этого мы вошли в братство. Это был где-то 1999 г.
Но само понимание того, что такое братство и зачем это нужно, что братство - это место служения, пришло не сразу. Это происходило постепенно. Я думаю, что окончательно это сложилось как четко и сознательно принимаемое мною, когда произошел раскол в общине и ушли Рома и Коля. Мы с ними близко дружили, и это были основные люди, с которыми я в общине общалась. Тогда я и поняла, что не могу уходить, я поняла, что братство - это для меня реальное место прикрепления к мистическому Телу Христову, и что для меня нет другого такого места, где я могла бы что-то делать для Бога, что вот место есть, хочешь - здесь служи, и если я пойду искать другое место, это будет лукавство.
Татьяна Авилова: Моя группа оглашения воцерковилась на Кириопасху (так в церковном уставе называется день Пасхи, если он совпадает с праздником Благовещения - ред.) 1991 г. К этому моменту мы уже знали практически всех в братстве, и я как великого счастья ждала момента, когда можно будет вместе с этими людьми, внушавшими огромное благоговение, что-то начать вместе делать в церкви. Ничего формального не было нужно для вступления в этот союз, а только желание видеть, чем послужить Богу, и это исполнять. А работы в то время был непочатый край: и восстановление храмов, и детское служение, и благотворительность. Уже начала свою деятельность Высшая православная школа, ставшая со временем современным Свято-Филаретовским институтом, и богословские курсы при ней, дававшие возможность не останавливаться в познании Бога и церкви, а идти дальше. Открытые встречи того времени собирали тысячи людей, и мы могли радостно свидетельствовать нашим родным и знакомым об обретении Пути, преображающем всю жизнь.
- Что больше всего запомнилось вам за все время вашей жизни в братстве?
Свящ. Иоанн Привалов: Это очень трудный вопрос. Трудно выбирать, потому что в любое время за эти семнадцать лет есть напряженные токи. Этого невозможно пересказать, это очень большой ответ - величиной в жизнь. Помните, как апостол Иоанн пишет? «И много других великих знамений и чудес сотворил Господь, но, думаю, если бы их записывать, не хватило бы и мира, чтобы вместить все происшедшее». И потом, есть очень много событий внутреннего порядка. Как их пересказать, когда вроде бы ничего внешне значимого не происходило, а с человеком происходило и произошло? Например, человек пережил не просто встречу с Богом, но в результате встречи решился на более узкий путь для того, чтобы не растекаться, не разливаться безбрежно, для того, чтобы уйти в некоторую глубину и приносить больше плодов. Многие люди уже несколько лет чувствуют потребность в хорошем смысле слова «подсократиться», немного сузиться, ограничиться для того, чтобы сконцентрироваться на каких-то главных вопросах.
Можно вспомнить многое, например, последнее десятилетие было очень богато - это рождение малых братств в разных городах. На моей памяти это было удивительно, особенно первые пять лет с 2000 по 2005 год, это было чудесное плодоношение. Появляются люди, которые пытаются как-то сложить свои усилия и приумножить их для того, чтобы жить с Богом, по-Божески. Господь благословляет это, и мы видим прирастание, все время прирастает народ. Ну, а вторые пять лет, с 2005 по сегодняшний день, как я ощущаю, есть ощущение большей сосредоточенности.
Дмитрий Гасак: Событий в нашей жизни, слава Богу, столько, что, как говорится, год идет за десять. Каждый год на новогоднем молебне, когда о. Георгий вспоминает уходящий год, удивляешься, сколько в один год можно успеть сделать, если трудиться всем вместе, если не распылять силы. Поэтому, отвечая на этот вопрос, не о событиях хочется сказать. Главное, что остается в памяти, - само наше братство во Христе, все отцы, братья и сестры, все наши друзья, все, как говорил свт. Григорий Богослов, доблестно рожденные, и живущие ныне, и отошедшие ко Господу. И, конечно, все то, что Господь творит через братство как часть Его Церкви. Это, думаю, самое главное.
Александр Копировский: То, как мы, несколько человек, пели, когда мощи преподобного Серафима летом 1992 года увозили в Дивеево, хотя предполагалось, что их крестным ходом понесет народ. Но нас не пустили даже до Садового кольца. Тогда мы начали петь, и народ подхватил. Пели не меньше часа - тропари, молитвы, какие знали, все перепели по нескольку раз. О. Георгий потом сказал: «Братство себя показало».
- Кто-то недавно сказал: для того, чтобы вода была соленой, необязательно много соли.
Александр Копировский: Конечно! Братство - часть церкви. Вот с этим ощущением мы, собственно, и жили.
Елена Серова: Не могу сказать, чтобы что-то одно больше всего запомнилось. Но для меня лично очень важно вхождение в братство и начало жизни в нём новых групп после оглашения, помощь им в этом.
Зоя Дашевская: Братская любовь и общение. Это содержание самой жизни. Я не могу сказать, что это то, что запомнилось, это как бы все время есть как избыток, как действие Божие, которое проявляет себя и через общение с духовным попечителем, и через общий братский путь, и через служение совета и советование, через определенные события в жизни, в которых Господь очевидно проявляет Себя, когда Евангелие воплощается в жизни. Для меня жизнь в братстве - это именно такая жизнь, она такой плотности, что ли. Иногда это очень непросто, и «ветхий человек» внутри начинает восставать против такого качества жизни. Но понятно, что именно такой жизни в церкви хочет от нас Господь. То, что это есть сама ткань жизни, для меня является самым существенным, самым главным. Я не могу сказать, что это что-то, что «очень запомнилось», но это качество как бы требует постоянной актуализации памяти, чтобы оно не ослабевало. А если говорить о событиях, которые запомнились, то их очень много.
Ольга Черемшанцева: Многое запомнилось, сложно что-то выделить. Но самым важным моментом, который запомнился, можно сказать, духовной памятью, когда я вдруг стала понимать, что происходит, был собор перед расколом.
Еще, конечно, врезалась в память, никогда не забывается литургия, когда произошел инцидент с о. Михаилом Дубовицким.
Ольга Филиппова: Люди - отцы, братья, сестры. Для меня братская жизнь - это в первую очередь общение, совместная молитва и труд. И здесь сложно выделить какое-то конкретное событие, ведь наша жизнь очень насыщена. В своё время меня сильно поразили слова новомученика еп. Германа (Ряшенцева). Передавая жизнь христианского круга 1930-х гг. в гонениях, он писал: «никто не жил оторванно». Как это неоторванно? Ведь все они годами сидели в самых разных углах страны. Потребовалось ещё раз перечитать письмо, чтобы понять слова владыки. А они значат: никто не жил вне Церкви, вне церковного общения. Конечно, братство - это лишь небольшая часть церкви, в которую, как известно из авторитетнейших источников, мы призваны верить. И мне кажется, важно делать усилия веры - верить в братство, в человека. А это иногда непростой труд смирения и дерзновения, веры и верности, надежды и любви. С другой стороны, жизнь в братстве - это радость осуществления невозможного.
Татьяна Авилова: Пожалуй, это наши Литургии в Сретенском, а потом в Успенском храмах, настоящий дух единства в служении Господу. Литургия Великого четверга вечером этого дня, торжественные и, можно сказать, таинственные бдения с братскими детьми у плащаницы до глубокой ночи в Великую пятницу, когда никто не уходил, пока не было прочитано все евангелие от Марка, и только бесшумно сменялся «почетный караул» у плащаницы Христа. Празднования Пасхи, когда крестный ход предначинался с выхода из метро - по Сретенскому бульвару к храму шли практически только знакомые братья и сестры, и от этого уже в предчувствии ликования первых возгласов светлой Заутрени все внутри замирало. Первый раз перед причастием услышанные псалмы в переводе С.С. Аверинцева: «Готово сердце мое...» Эти слова оставили такой глубокий след в сердце, что я искала случая поблагодарить его за вдохновенный перевод. Наконец, в часовне при Успенском храме мне это удалось сделать, и я поняла, что очень смущаю Сергея Сергеевича таким признанием и радую одновременно. И еще - после долгих лет перерыва в едином братском служении Евхаристии вдруг снова такая Литургия на одном из первых Сретенских соборов.
Валерия Волкова: Было очень много всего, и грустного, и радостного. Даже трудно выделить что-то наиболее запоминающееся. В силу того, что с 1993 года мне посчастливилось работать в библиотеке СФИ, за что очень благодарна о. Георгию Кочеткову, самые яркие моменты связаны с библиотекой. История ее создания с 1970-х годов, уникальность фонда, неразрывность с жизнью института и братства, с которыми она перенесла гонения и скитания, нынешнее состояние библиотеки и даже ее будущее развитие - все это важно, интересно и актуально не только для меня лично, для института, но и для всех нас. Тем более, что 12 июля, в день свв. апостолов Петра и Павла, состоялось открытие библиотеки Преображенского братства.
Елена-Милена Королёва: Жизнь в братстве, слава Богу, продолжается, «нам рано жить воспоминаниями», поэтому мне трудно ответить на этот вопрос. Да вот сама жизнь и запомнилась ... Какие-то события наиболее ярки в памяти, но все они связаны с общением с братьями и сестрами, с живыми и отошедшими ко Господу (здесь мне прежде всего хотелось бы назвать Аллу Даниловну Василевскую и Евгению Кузьминичну Кочеткову). Первое паломничество в Спасо-Мирожский монастырь к о. Зинону в 1996 г. Общение с Катюней Савельевой в августе 1997 г. Первая литургия после снятия прещений в Высокопетровском на Торжество Православия 2000 г. и первая литургия с о. Кириллом на Сретенском соборе в 2002 г. Наше паломничество по Волге и ночевка в Самаре на вокзале, где пришло известие о гибели Димы Заприводы. Наше первое братское дежурство в Доме зимой 2003 г. Охрана Покровки в 2004-м. Малый собор в 2005 г., где поделилось большое Свято-Георгиевское братство. Работа в Доме и освящение его в 2008 г. Раскол 2009-го и открытие Неплюева.
- В истории церкви бывали моменты оживления братского движения и периоды его упадка. Каким Вы видите будущее братского движения?
Свящ. Иоанн Привалов: Я думаю, что настало время трудов как внутри братства, так и за его пределами. Братством накоплен колосcальный опыт, очень много сделано для возрождения таинства просвещения. Мне кажется, что было бы очень хорошо, чтобы мы изнутри братства могли подумать, как мы могли бы этим даром все-таки сорокалетнего опыта совершения таинства просвещения поделиться со всей церковью. Это вопрос очень важный, и он требует большого смирения и трудов. Пока я не вижу особых откровений, возможностей. Мне кажется, мы так богаты были Божьими откровениями, благословениями, дарами, встречами за все предыдущие годы. Я вспоминаю о. Сергия (Савельева), опыт оо. Алексея и Сергия Мечёвых, матери Марии (Скобцовой), причем это откровение не на уровне книг, а это всегда приобщение сердцем. Для меня лично, и, думаю, не только для меня, а для гораздо большего круга открытием было знакомство и углубление отношений с Никитой Алексеевичем Струве, представителями подсоветской интеллигенции, то есть с теми, кто в 70-80-е годы и раньше приближал духовное пробуждение. Сейчас открытие Неплюева. А сколько тем было, когда мы чувствовали, что это не просто так, а свыше нам дано. Я думаю, ожидать каких-то особых откровений было бы неправильно, а надо просто освоить то, что уже было открыто. Важно было бы осмыслить, как этим реальным, богоданным опытом распорядиться не только по отношению к Русской церкви, но и ко всему христианскому мировому опыту, поскольку эта традиционная катехизация нигде не совершается. Я думаю, что это наша прямая задача - научиться этим делиться. Мы не умеем этим делиться. Я понял, что еще так далеко, при всей открытости, при всей еще живости опыта, тот момент, когда мы согласимся, что нужна не просто катехизация, а нужна та катехизация, которая была в церкви изначально.
Дмитрий Гасак: Трудно сказать, Бог весть. Братское движение - это не организационное, или, по выражению о. Георгия, не организмическое начало. Это живая нить церковного предания, дух апостолькой веры и жизни, который не прерывался и не прервался. И этот дух творит себе различные исторические формы, и не только, конечно, на востоке, но и на западе. Такое «братское движение», на мой взгляд, соответствует словам апостольского символа веры «верую во общение святых». Такое движение не умрет, даже если, из-за каких-то обстоятельств оно и будет оскудевать, поскольку не умрет Церковь Христова, поскольку Господь соблюл себе семь тысяч человек, не преклонивших главы перед Ваалом. С точки зрения исторической, думаю, сейчас время именно для братского движения как нового дыхания в церковной жизни, как бы обновленного ее образа после сотен лет константиновского периода церковной истории. Братство, повторю, это не организация, не схема, не технология. Это суть отношений между теми, кто правду Божью, Истину Христову почитает за высшую ценность в жизни и старается эту веру воплотить. Так было в Церкви всегда, но вот теперь, т.е. с начала XX века, когда церковь не может уже опираться на государство или заменить его собой, настало время для нового образа церковной жизни. Нам не нужно ничего изображать: ни могущество и массовость церковного народа, ни бедность, о которой говорил Христос, ни силу христианской культуры и просвещения или простоту веры, нам необходимо быть самими собой перед Богом и людьми, приводя в единство нашу веру, молитву и жизнь. Говоря о будущем братского движения, не нужно заботиться о том, чтобы сохранить себя - это искушение, один у нас Спаситель. Но заботиться нам нужно о том, чтобы наша жизнь была свидетельством Божьей правды и Истины, Христовой свободы и нелицемерной любви, и тогда она будет подлинно братской, принятой Богом, а значит, восходящей к вечности, образом Царства Небесного.
Александр Копировский: Думаю, что в обозримое время никакого братского движения в нашей церкви не будет. В самом начале 1990-х годов у людей отбили к нему охоту, прежде всего потому, что иерархия не была заинтересована в братствах. Мы не увидели с ее стороны никакого интереса, никакого руководства, никакого понимания, даже просто внимания. Руководство Союзом православных братств (а в него их вошло несколько десятков) поручили игумену Иоанну (Экономцеву), который на всех заседаниях сидел тихо и никак не руководил. А через год он передал руководство иеромонаху Кириллу (Сахарову), который тоже не знал, что делать. В результате тон в Союзе стали задавать люди, для которых главным была церковная и околоцерковная политика. «За царя, за Родину, за веру!» (именно в таком порядке), «Бей жидов, спасай Россию!», «Кругом масоны, патриарх, может быть, тоже масон!» Хорошо помню III съезд братств 1992 г., который начался с того, что их «лидер» ударил нагайкой по спине одного из руководителей Союза, а закончился пением вместо «Достойно есть» - «Боже, царя храни!» После этого мы вышли из Союза, подав прошение патриарху. В результате братства, которые хотели жить по-церковному, тоже оказались под подозрением, потому что слово «братство» стало связываться с политиканством и экстремизмом. И теперь братства в приходах помогают звонить в колокола или строить ограду, но никак не стимулируют собственно церковную жизнь. Нельзя делать из братств тимуровские команды, они должны быть основаны на братской, т.е. общинной в своей основе жизни. Нужно, чтобы братства стали училищами общинного духа, где люди учатся жить церковно.
Именно поэтому у братств, при всех их современных проблемах, - огромная перспектива в свидетельстве о Христе, о Церкви, они смогут, тем самым, собрать людей. Но говорить о сроках, о формах сейчас, мне кажется, еще рано. Нужно сеять, а произрастить, расширить - зависит от Бога.
Елена Серова: Это от нас зависит, конечно. О. Георгий как-то сказал (у меня мороз прошёл по коже): «всё, что имеет начало, имеет и конец». Я думаю, пока мы живы - братство будет. Но и от нас зависит, чтобы ценность этой общей жизни не увядала.
Зоя Дашевская: Братское движение дает надежду. В целом видно, что такие движения возникают и в Восточной церкви, и на Западе. Есть на самом деле некое «брошенное семя», но в ответ нужна открытость сердца и решимость следовать Божьему пути, которая как зерно веры в сердце человека воплощается в его жизни - как это было у о. Георгия, когда он понял, что это то самое, что нужно, и начал собирать общину и братство: это то, что выросло на ниве Божией, но важна была решимость, и Господь, как и обещал, дает сторичный плод. Если на Евангелие будет отзываться сердце в жизни, то тогда перспектива братского движения есть. Из всего откровения Нового завета следует, каким Господь хочет видеть жизнь Своей Церкви. Самое страшное, что сегодня многие в церковном народе не хотят слышать этого откровения и этого призыва, и церковь в братском движении часто как бы не опознает себя саму. Мне кажется, что братское движение - это те живые клетки, которые способствуют исцелению, тому, чтобы церковь начала узнавать саму себя. В этом, думаю, и есть основная задача и призвание братского движения и его главное служение. В этом его перспектива жизни.
Ольга Филиппова: Ход истории не определяется желаниями людей, даже христиан, но её делают люди, и, может быть, в первую очередь христиане. Поэтому не возьмусь пророчествовать. Говоря о будущем братства, хочется только выразить надежду на то, что милость Божия не будет от него отнята и дар, ему данный, послужит устроению Дома Божьего и созиданию Человека в человеке.
Татьяна Авилова: Трудный вопрос. Для нас главное - понимать, как Господь видит это будущее. Знакомясь с настоящей святой ХХ века Евфросиньей Керсновской, которая в нечеловеческих условиях тюремного и лагерного заключения ни разу не пошла на компромисс со злом, мне показался очень верным принцип действия, позаимствованный ею у Жанны д'Арк: «Выполняй свой долг, и будь что будет!» Слова кажутся простыми и тривиальными в своей простоте, но жить так вовсе не просто, и именно такой жизни от нас ждет Господь: ничего не боясь, исполнять Его волю и опытно познавать, что «иго Мое благо, и бремя Мое легко» (Мф 11: 30).
Ольга Черемшанцева: Я думаю, что братское движение и дальше будет существовать, и оно, видимо, будет нести в себе основное ядро христианское. Но мне кажется, что сейчас у нас довольно свободное хорошее время и что скоро начнутся какие-то гонения, по крайней мере, у нас, а может быть, и в других местах тоже. Братская жизнь будет всегда, но всегда она будет непростой и так или иначе будет преследоваться.
Фото Анатолия Мозгова
КИФА №10(116) август 2010 года