Об одиночестве рутинном и святом
Размышления после прошедшей конференции
Недавно закончился симпозиум, посвященный современным проблемам церкви и общества. Тему XIX ежегодной конференции определили слова, обращенные к рублевской иконе Святой Троицы, которая была написана в похвалу преподобному Сергию Радонежскому (XIV век был временем разобщенности), «дабы взиранием на Святую Троицу побеждался страх перед ненавистной рознью мира сего».
В открытом диалоге вместе с членами церкви социологи, ученые, писатели поделились своими переживаниями о судьбе церкви и о судьбе общества. Все три дня мы, участники, жили одним духом, одной мыслью о необходимости единения и противостояния духу розни мира сего.
Приветственные слова поэтессы Ольги Седаковой, доклад которой не состоялся, об убогом и святом одиночестве затронули мои давние переживания об одиночестве в церкви. Впервые услышанные на одной из конференций слова Давида Гзгзяна о необходимости одиночества в церкви потрясли меня и заставили задуматься о том, что же такое мое одиночество и как оно может быть в церкви, в общине, где все единомысленны и единодушны.
Когда-то я убежала от рутинного мирского одиночества, где при декларировании коллективизма каждый был сам по себе именно «с ненавистной рознью». Разговоры о внутренней жизни вообще, общение на этом уровне рассматривались как психическое расстройство. Иметь свое мнение было опасно. Из моего жизненного опыта люди сторонились духовных бесед - «общение», вернее, контакты были рыночные. И это вызывало у меня болезненное переживание пустоты, неполноты жизни. Многие жили с этой печатью узника. И вырваться из этой тюрьмы мало кому удавалось без крови: кому-то пришлось оставить семью, кому-то родину, чьи-то страдания оказались несовместимыми с жизнью.
Когда я пришла в церковь, священник спросил меня: «Вы осознаете себя личностью?» Нет, не осознавала. Без церковного общения я не осознавала своей Богом данной ценности. Незаметным «маленьким человеком» жить в обществе можно менее болезненно, а для некоторых даже очень успешно, до поры. Но к ущемленному человеческому достоинству невозможно привыкнуть без потери личности. Я благодарю Бога, что Он дал мне возможность обрести церковь, а с ней и себя.
Однажды меня спросили: «Ты хочешь быть святой?» Ироничный был вопрос. Зная свою греховную природу, кто ответит утвердительно? А как же возглас священника к народу перед причастием «Святая святым»? «Быть святым значит просто быть самим собой» (Томас Мертон). И если встреча со Христом произошла, то это была встреча с самим собой во Христе. Но узнать, обрести себя без веры во Христа и без церкви - как?
Путь к самому себе, как и вообще путь к церкви, нелегок, компромиссов он не признает. Устоять на нем без внутренней молитвы, а, значит, уединения и честного взгляда в себя, без духовных усилий и покаяния нельзя. Молитва - это общение со Христом. И диалог с Ним происходит тогда, когда мы забываем о себе.
Жизнь в общине, несмотря на все внутренние потрясения и изменения, ведет меня к трезвенности (хотя хронические привычки «выживания в обществе» дают о себе знать).
После двенадцати лет в церкви я осознаю наконец ценность моей внутренней жизни. Я могу ее разделить с братьями и сестрами во Христе без боязни, что мою «единственность», непохожесть раздавят или не примут. Ведь случается, что люди в обществе, да и в церкви не ведают, что творят насилие. Главное - знать, зачем я в церкви, что в ней я «творю», открываю себя вместе со Христом людям. Этот путь жертвенной любви и свободы требует аскетики.
Совместное молитвенное служение, братские встречи и размышления о Евангелии, открытые беседы о трезвенности в братстве «Трезвение» и покаяние помогают мне обрести себя как личность и придают моей жизни определенный ритм. Сохранить этот ритм «вдоха и выдоха внутренней жизни» невозможно без веры и церкви, без общины и братства, как невозможно жить без сердца.
Ирина Зиновьева
КИФА №14(104) ноябрь 2009 года