06.10.2009 г. | |
Чтобы жертвы были не напрасны...
Среди историков до сих пор идут споры в связи с точной оценкой потерь основных стран-участниц Второй мировой: общее число всех погибших невозможно оценить с точностью большей чем 10 млн человек. Тем не менее бесспорным фактом остается то, что наибольшие потери в войне понесли Советский Союз (20 млн человек - здесь и далее все цифры очень примерные), Германия (8 млн человек), Польша (6 млн человек, включая погибших в концлагерях), Китай (5 млн человек), Япония (более 2 млн), Югославия (1, 5 млн). Англия, Франция, США, Греция, Чехословакия, Италия, Румыния, Венгрия потеряли от полумиллиона до миллиона человек (включая мирное население, которое составляет почти во всех странах, кроме США, большинство погибших). Неоднократно приходилось слышать, что Церковь прославила мучеников, погибших в лагерях, но так и не сумела по-настоящему усвоить их наследие. Что-то похожее происходит и с памятью о войне. Ежегодно 9 мая во всех церквях служится молебен о погибших воинах; День Победы, можно сказать, внесен в церковный календарь - и все же... Вся наша память «завязана» на День Победы, через все пробивается: «а все-таки мы победили». Сами же люди, погибшие в те годы, часто остаются нам безразличны - если б это было не так, разве лежали бы по лесам и полям нашей родины десятилетиями их непогребенные останки? Потому так важно для нашей паломнической группы было побывать во Ржеве, где память о войне особенно трагична. Ржевская битва была одной из самых тяжелых и кровопролитных - и самой малоизвестной, поскольку не получилось оправдать эти многотысячные потери победой. Даже взятие города советской армией произошло потому, что немецкие войска в конце концов сами оставили его. А до того город, в сорок первом взятый немцами быстро и почти без разрушений, оказался практически стерт с лица земли нашей же артиллерией при безуспешных попытках отбить его у немцев.
Поэтому именно во Ржеве особенно остро ощущаешь непарадную, непобедную память о войне. Для довольно многих жителей это - не только прочитанное и слышанное, но живая, личная память. На автобусной остановке мы разговорились с пожилой женщиной и совершенно случайно узнали, что она трехлетней девочкой была в числе тех 250 жителей Ржева, которых немцы, отступая, заперли в старообрядческой церкви. А до того ее мать с тремя детьми оказалась в немецком лагере, поскольку свои же соседи донесли, что они - семья офицера советской армии. И даже на мемориальном кладбище на стене красуются не привычные всем цифры «1941-1945», но «1941-1943» - именно столько длились бои под Ржевом. Создан этот мемориал сравнительно недавно, когда уже стало невозможно отмалчиваться. В 1990-е годы Германия обратилась с просьбой устроить возле Ржева мемориальное кладбище немецких солдат, после чего оказалось невозможным оставить без такой памяти и солдат советских.
Действительно, оба кладбища расположены практически рядом, разделяет их только невысокая ограда. Прозрачная, почти без стен часовенка с куполом-луковкой над русскими могилами, строгий лютеранский крест - над немецкими. Людмила Ивановна рассказала, что могилы все прибавляются - каждую осень здесь торжественно хоронят останки, найденные поисковыми бригадами, и 60 с лишним лет спустя конца все еще не видно. Часовенка требовала молитвы. Отыскалась с собой книга с текстом заупокойной ектеньи, а потом откуда-то взялись и свои слова. Молились каждый о том, что считал самым главным в памяти о войне. О единении живых, о покаянии и прощении обид - потому что мертвые, упокоенные здесь, уже не ведают наших разделений, а нас, живых, они продолжают тревожить. И о трезвенности памяти, об избавлении от искажающих истину мифов. О том, чтобы, не разучившись различать добро и зло, уйти от черно-белой логики «хороших» и «плохих», абсолютно правых и целиком виноватых. Невольно вспомнилось, что следующий пункт нашего паломничества - Нилова Пустынь - напоминает о не менее трагических, но совсем иных страницах истории. На территории монастыря в 1939-40 гг. находился лагерь для польских офицеров, взятых в плен во время раздела Польши между Германией и СССР. Это отсюда их увозили на расстрел в Медное, где многим из нас довелось побывать. Об этом прошлом напоминает мемориальная доска у ворот монастыря, но многочисленным паломникам об этом рассказывают вскользь, стараясь поскорее проскочить эту неприятную страницу. И молились мы, конечно, и о том, чтобы наш народ мог покаяться и отречься от позорного прошлого. Потом перешли на немецкую половину. Русская надпись на камне (немецких никто не мог прочесть по незнанию языка) поразила совпадением с нашими молитвами. «Пусть похороненные здесь найдут свое упокоение и послужат соединяющим звеном для живых». Все естество человека противится мысли о том, что гибель стольких людей могла быть напрасной. Не случайно в свое время А. Галичу не простили его песни о пехоте, которая полегла под Нарвой «без толку, зазря» - причем не простили даже люди, не испытывающие особых иллюзий по отношению к советской власти. Но тут вдруг стало ясным, что имел в виду Галич. Напрасны были жертвы или нет, определяется не только тем, чья армия вступила в город или чей главнокомандующий подписал капитуляцию, но и тем, какой урок извлекли из этого мы, живые. И солдаты Галича полегли напрасно потому, что о них забыли, что по местам сражений гуляет охота - барская забава, а Россия по-прежнему пребывает в беде. Так что и от нас, живущих сегодня, зависит упокоение погибших, смысл и оправдание их гибели. Ольга Ярошевская КИФА №12(102) сентябрь 2009 года
|