06.05.2009 г. | |
Закон молитвыДоклад Кирилла Мозгова «Современное состояние перевода богослужения на славянские языки». Прочитан на студенческой конференции «Сретенские чтения» в марте 2009 г.
Но даже если человек и заходит в церковь сам, услышав чей-то призыв или ведомый голосом своей собственной совести, то какой язык (в узком смысле) он слышит в церковных стенах? В нашей Русской православной церкви - это язык церковнославянский, на котором совершается все храмовое богослужение, а также составлено подавляющее число молитвословов для домашней, келейной молитвы. Даже если таковой человек не развернется сразу, услышав, на каком языке современная церковь предполагает с ним разговаривать (как это, увы, нередко происходит), если его вера оказывается сильнее, то, в любом случае, этот языковой барьер становится серьезной преградой на пути его вхождения в церковь. Причем преградой абсолютно ненужной, попросту лишней. Но почему так получилось? Почему с этой проблемой была совершенно незнакома апостольская церковь, со дня Пятидесятницы заговорившая сразу на всех языках - т.е. на языке каждого, к кому была обращена апостольская проповедь? Почему история церкви на славянских землях началась с подвига святых Кирилла и Мефодия, пришедших к людям с проповедью и книгами на их языке? Почему в истории Русской церкви мы чтим память свт. Стефана Пермского, свт. Иннокентия Московского и свт. Николая Японского, переводивших Писание и богослужение на зырянский, алеутский и японский языки соответственно? Почему, если всеми признано, что вопрос богослужебного языка не является вопросом догматическим (об этом написано уже слишком много), современный человек, приходя в церковь, каждый раз сталкивается с языковым барьером? На многие из этих вопросов уже давно все ответы даны. Однако, несмотря на слова ап. Павла, что «буква убивает, а дух животворит» (2Кор 3:6), несмотря на победу в XI в. просветителя славян св. Кирилла над трехъязычной ересью, несмотря на предложенные Великим Московским собором 1917-1918 гг. пути решения этой проблемы, в конце концов, несмотря на то, что христианству в принципе чужда идея сакрального языка, - несмотря ни на что, богослужение в Русской церкви совершается отнюдь не на живом языке ее членов. Проблемы с богослужебным языком знакомы и другим славянским церквам. Для некоторых из них долгое время основным и единственным языком церковной молитвы оставался церковнославянский, причем это было не только на славянских землях. Церковнославянский язык в разное время был признанным богослужебным языком в Русской, Сербской, Украинской, Белорусской, Польской, Чешской, Словацкой и Румынской церквах. В Румынии, например, церковь перешла с церковнославянского на румынский в XVII в. Но даже славяне, в том числе и те, чей язык относится к той же южной ветви славянских языков, что и церковнославянский1 , и кому, таким образом, он должен быть роднее и понятнее, чем кому бы то ни было, - даже они в ХХ в. были вынуждены признать невозможность продолжать совершать богослужение лишь на церковнославянском. Конкурентное употребление церковнославянского и современного языкового стандарта сегодня наблюдается в Украинской, Болгарской, Македонской и Сербской церквах, что, в свою очередь, является очередным подтверждением тезиса о том, что признанность церковнославянского находится в тесной связи с его участием в становлении и развитии литературно-языковой нормы каждой национально-языковой общности в отдельности. В той или иной степени возможно использование национального языка и в Польской, и в Чешской православных церквах. Первые переводы богослужения на болгарский язык были опубликованы Охридским митрополитом Борисом в 1908 г. (Требник) и 1910 г. (параллельный церковнославянско-болгарский Служебник). В 20-е гг. ХХ века была опубликована Синодальная Библия на современном болгарском языке, а вслед за ней Апостол, Паремийник, Часослов, Акафистник и Молитвенник2 . Церковно-Народный собор Болгарской православной церкви под председательством патр. Максима в 1998 г. официально разрешил чтение и пение в храмах на современном болгарском языке. С тех пор там нет никаких формальных препятствий для желающих служить по-болгарски. При этом сторонники богослужения на новоболгарском языке обращаются именно к традиции свв. Кирилла и Мефодия: «Итак, оставим предрассудки, воспользуемся свободой и будем православными. Последуем примеру св. братьев Кирилла и Мефодия, которые некогда приобщили славян к Церкви известным нам способом - через язык. Не будем робеть перед фальшивыми и псевдо-болгарскими взглядами, которые делают священным церковнославянский язык и не будем лицемерить, притворяясь, что понимаем богослужебный текст. Мы же не хотим, чтобы люди входили в храм со словарем и пособием по грамматике под мышкой, и не будем притворяться, что не знаем, о чем идет речь, когда видим переполненные залы с экзальтированными лицами, попавшими в капканы сект. Надо постоянно держать в сознании слова св. ап. Павла «Ибо когда я молюсь на незнакомом языке, то хотя дух мой и молится, но ум мой остается без плода» (1Кор 14:14)3 . Здесь можно отметить и тот факт, что противники современного болгарского языка в храме часто осуждают то, чего не слышали, чего не узнали, даже если это и заслуживает осуждения, о чем пишет тот же автор4 . Конечно, разрешение служить на современном и понятном языке в Болгарии не повлекло за собой повсеместного отказа от церковнославянского. Этому есть много серьезных причин. Одна из них в том, что для совершения богослужения на болгарском языке нужны соответствующие книги, а, учитывая накопленное за века богатство богослужебных текстов, это означает серьезную и кропотливую работу не на один год5. Есть и не менее весомые причины внеязыкового характера. Как уже не раз говорилось, востребованность проповеди и богослужения на родном языке во многом определяется общей обстановкой и атмосферой церковной жизни. «Крайне важно отметить, что вопросы о собственно церковном переводе богослужения вообще встают лишь тогда, когда возникают соответствующие церковные запросы и вопросы, например, о роли мирян и роли предстоятелей и других людей, которые находятся в алтаре, о месте хора и его самосознании в церкви и т.д., т.е. когда всерьез встают перед нами экклезиологические проблемы и когда мы хотим их не только решать, но и решить. <...> Если Анафора не будет читаться вслух, если она будет читаться во время пения хора, то переводы - это просто некоторая роскошь, почти что блажь, потому что священникам, которые читают молитвенные тексты в алтаре обычно в спешке, скороговоркой, неважно, все ли они понимают или нет. Даже если бы у них был прекрасный русский текст, в таком стиле он бы никак целиком не воспринимался. <...> Итак, принципиально важно: будет ли у нас когда-нибудь молиться вся церковь, т.е. алтарь с мирянами, вместе?.. <...> Таким образом, проблема богослужебного перевода - это проблема вообще возрождения церковной жизни, проблема её духовного обновления, обновления Духом Святым, проблема возрождения духовных служений во всем их многообразии, в их полноте. Пока этого не будет в нашей церкви, перевод будет лишь еще одной «золотой завитушкой»...»6. Исходя из этого, более удачным следует признать опыт Сербской православной церкви, где уже полвека богослужение совершается как на церковнославянском, так и на сербском языке. Такое положение в сегодняшней СПЦ - плод многолетних трудов и еще более долгой дискуссии, начало которой относится к 60-м годам XIX в. Тогда рассматривалась возможность выбора в церкви одного из трех богослужебных языков - сербскославянского, церковнославянского языка русской редакции (насильно введенного в Сербии в XVIII в.) и современного сербского языка. Сторонники каждой позиции в этой полемике допускали порой весьма радикальные высказывания. Например, прот. С. Димитриевич считал, что церковнославянский «поддерживает высший, таинственный смысл богослужения», а потому от него невозможно отказаться по крайней мере в «тайносовершительных формулах»7. С другой стороны, сторонник сербского богослужения прот. М. Анджелкович утверждал, что «любое богослужение, совершаемое не на народном языке, не добивается своей цели». Он же пишет: «Живой Сербской Церкви необходимо живое слово! Богослужение и молитва сербского народа должно совершаться на его живом языке»8. Профессор богословского факультета СПЦ в Белграде Ксения Кончаревич обращает внимание на то, что «высшие органы Сербской Православной Церкви никогда не выступали за радикальные решения, т.е. они не одобряли полный переход на сербский язык и выход церковнославянского из употребления, и вместе с тем им была далека и позиция об исключительности и обязательности церковнославянского богослужения. Доклады митрополита загребского Дамаскина (Грданичкого) Священному Синоду и Собору (1963 г.) и соответствующее распоряжение Синода (1964 г.) предлагают весьма умеренные решения для частичного введения в богослужебное употребление сербского языка»9. Такая позиция совершенно не противоречит предложениям сторонников сербизации богослужения, понимавших предстоящий объем работ и потому предлагавших принцип постепенности переводческой работы. Разумеется, здесь важно правильно расставить приоритеты, и Д. Чонич предлагает начать работу с перевода Священного Писания Ветхого и Нового Завета, затем Требника, Часослова, Служебника, а после Октоиха, Сборника церковных песнопений и Минеи10. В результате сегодня священники в Сербской церкви пользуются полной свободой выбора богослужебного языка, поэтому в одних храмах по-сербски читается лишь Писание, в других на сербском произносится текст молитв, но поют по-славянски, в третьих звучит только церковнославянский, а где-то оба языка звучат попеременно. «Предпочтение того или иного решения во многом обусловливается конкретными условиями, т.е. зависит от специфических местных особенностей и характеристик среды: так, в диаспоре и в местах с многонациональным составом населения служат преимущественно по-сербски, в духовных школах и в монастырях - преимущественно по-славянски. Выбор языка зависит и от характеристик конкретной структурной части богослужения: элементы с ярко выраженной дидактической функцией - апостольское и евангельское чтение, а также совместные моления - произносятся преимущественно на сербском языке, тогда как элементы с функцией величания, возношения хвалы - антифоны, изобразительные псалмы, тропари, кондаки, богослужебные гимны - главным образом остаются на церковнославянском языке»11. Подводя некоторые итоги после первых десятилетий опыта параллельного функционирования сербского и церковнославянского языков в сербской среде, К. Кончаревич задается вопросом об отношении современного поколения верующих к такому положению дел в СПЦ. «Какому языку сербские верующие отдают предпочтение? Большинство высказалось за комбинированные богослужения (57,8%), 20,8% за церковнославянский и 20% за сербский. О перспективе двух богослужебных языков мнения следующие: подавляющее большинство опрошенных (71,8%) считает, что оба языка - сербский и церковнославянский - останутся в богослужебном употреблении, а 24,6% думают, что церковнославянский постепенно выйдет из употребления»12. Что же касается использования переводов богослужения на сербский язык, то большинству опрошенных (78,2 %) наиболее приемлемым кажется издание книг с параллельным текстом на обоих языках13. Продолжая сегодня дискуссию о введении в практику РПЦ богослужения на родном языке, наверное, стоит присмотреться повнимательнее к опыту тех православных церквей, где эту проблему если не решили, то уже начали решать. Конечно, здесь выявляются как сильные, так и слабые стороны этого процесса. Но это же позволяет нам надеяться, что и то, и другое будет учтено в нашей ситуации, чтобы избежать ошибок и усвоить то положительное, что также уже явно из имеющегося опыта, а главное, побороть страхи, мешающие оживлению всей церковной ситуации, поскольку помимо собственно лингвистических, на статус церковнославянского языка влияют и многие экстралингвистические факторы. Среди них заметное место занимает отношение каждой конкретной поместной церкви к идеям литургического возрождения и его взглядам на язык богослужения. Неслучайно этим вопросам было уделено много внимания при подготовке Великого Московского собора 1917-1918 гг. Но даже выработанные тогда предложения по решению проблемы богослужебного языка в Русской церкви, весьма аккуратные и вовсе не радикальные, до сих пор не введены в жизнь. Зато теперь мы можем апеллировать не только к идеям начала ХХ века, но и к современному опыту поместных православных церквей, во многом осуществивших эти предложения в своей жизни. ------------------------ 1. «На самом деле, современным богослужебным языком Болгарской православной церкви является церковнославянский. Действительно, это мертвый язык, ни один народ не использует его в живой речи. Он представляет из себя застывшую русскую редакцию XVII века языка староболгарского». Енев Деян. «Да се модернизира ли езикът на богослужението?» Интернет-ресурс: http://www.segabg.com/online/article.asp?issueid=2045§ionid=5&id=0001601 2. См. там же. 3. Енев Деян. На каком языке молится современный болгарин? См. Интернет-ресурс: http://www.dveri.bg/content/view/1329/172/ 4. Там же. 5. Автор цитированной статьи в качестве основного практического вывода пишет: «Приоритет в издателската политика на БПЦ (доколкото има такава) трябва да бъде издаването на богослужебните книги на съвременен български език» (там же). 6. Кочетков Георгий, свящ. Некоторые богословские основания необходимости и возможности перевода богослужебных текстов с древних на современные языки. Кифа N 10(36) октябрь 2005 г. 7. Цит. по Кончаревич. К. Дискуссия о богослужебном языке в Сербской православной церкви. См. Интернет-ресурс: http://www.russian.slavica.org/article217.html, 2003 г. 8. Там же. 9. Там же. 10. Там же. 11. Там же. 12. Там же. 13. К. Кончаревич приводит данные статистического опроса, проведенного ее аспиранткой Р. Баич в 2001 году среди верующих разных возрастных и профессиональных категорий из Сербии, Черногории, Сербской республики и сербской диаспоры. КИФА №6(96) апрель 2009 года |