28.06.2005 г. | |
Интервью ректора Свято-Филаретовского института свящ. Георгия Кочеткова
«Кифа»: Отец Георгий, что Вы сами считаете самым интересным в своей поездке в Иерусалим в мае этого года? Свящ. Георгий Кочетков: Во-первых - то, что произошло в воскресенье на католическую Пятидесятницу на Сионской горе, когда Константин Сигов спросил меня о природе "благодатного огня" и о моем отношении к этому явлению и я, неожиданно для себя, ответил, что это - наказание Божье за отсутствие в жизни нашей церкви огня Пятидесятницы. В этот момент я действительно почувствовал себя совершенно причастным к тому, что произошло на Пятидесятницу тридцатого года со святыми апостолами. Во-вторых - то, что удивительным образом, независимо от наших планов жизнь протекала "по принципу дополнительности": все, что мы делали, не повторяло того, что было полгода назад. Мы же думали, что будет наоборот, что все будет повторением. Но повторения не было. Значит, "это кому-то было нужно". И третье - то, что удалось больше познакомиться с внутренней жизнью иудаистов, в частности, побывать и на гробнице пророка Самуила, и на гробнице царя Давида. Как известно, и та и другая гробницы находятся в синагогах, но туда допускают всех, в том числе и христиан. В том, что мы на гробнице царя Давида пели и читали псалмы в переводе Аверинцева, было что-то значительное. И. Пральников: Не могли бы Вы немного рассказать о коллоквиуме, в котором Вы участвовали?
Конечно, можно было только восхищаться доном Патриком де Лобье, который в семьдесят лет провел такую колоссальную работу. Собственно, этот семинар был организован в честь его семидесятилетия и пятидесятилетия принятия им обетов безбрачия, как принято у католиков. Хотя он не вошел ни в какой орден, ни в какую общину, он пятьдесят лет жил по этому обету - с двадцати лет - и только лишь несколько лет назад принял сан. Мне понравилось то, что хотя были иногда очень узкие, частные доклады, но не было ни одного пустого доклада. Я думаю, что такая работа и вообще такие возможности хорошо входят в сердце. Это хорошее дополнение к нашей форме работы - массовой, открытой, значительной, ставящей большие проблемы. Такие же семинары - небольшие, более закрытые, интересующиеся чаще всего частностями - тоже полезны, тоже нужны. Было бы очень хорошо, если бы мы в будущем тоже могли проводить подобные семинары. И. Пральников: У нас ведь что-то подобное практикуется? О. Георгий: Почти ничего. Главное препятствие здесь - в средствах, поскольку надо приглашать специалистов со всего мира, и все это принято оплачивать. А это большие деньги, что для нас пока недоступно. Наше участие в состоявшемся коллоквиуме стало возможным только потому, что устроители брали все расходы на себя, за что мы им, конечно, очень благодарны. «Кифа»: Ваш доклад вызвал оживленную дискуссию. Не могли бы Вы сказать, что было главным предметом этой дискуссии и были ли, на Ваш взгляд, какие-нибудь плоды этого обсуждения? О. Георгий: Поскольку участниками коллоквиума были в основном православные и католики, то во избежание слишком серьезных дискуссий собственно эсхатологические темы (как наиболее опасные и более внутренние) не очень затрагивались. Было мало обобщающих и аналитических докладов. Было мало собственно эсхатологии в тех разговорах об эсхатологии, которые велись. Это совсем не значит, повторюсь, что конференция была плохой. Наоборот, я считаю, что конференция была очень удачной. Но таков современный стиль работы многих участников разных коллоквиумов, конференций и семинаров, западный стиль. Я думаю, что это был еще немного и закон жанра. Я же, наоборот, старался говорить по существу, потому что темой моего доклада были противоречия в современном христианском эсхатологическом сознании, т.е. проблемы этого сознания. Нужно сказать, что я ехал на конференцию в немного пессимистическом настроении. У меня не было возможности писать доклад, и я сделал его устно - заранее наговорил на пленку. Потом с помощью наших сотрудников мы его подработали и сделали письменный текст. Но так как это было в форме интервью, т.е. в свободной форме, я думал, что это будет не слишком интересно. Во время же выступления доклад понравился даже мне. Я удивился: оказывается, на эти темы можно всерьез сказать то, чего не говорят другие. Хорошо, что доклад задел участников, каждого чем-то своим, но задел, и люди после него были готовы говорить по существу. Они начали этот разговор и какое-то время его вели. Хотя, конечно, регламент был довольно жестким, и дон Патрик остановил эту дискуссию просто для того, чтобы другие успели высказаться и, может быть, еще потому, что мы касались как бы слишком острых вопросов. В моем докладе были и специально обостренные по форме высказывания. Скажем, о преимуществах Православия. Вы же понимаете, что даже само это словосочетание может иногда у кого-то вызывать напряжение. Еще я защищал мысль о том, что наша церковь должна обострять проблемы, имея в виду, что она должна различать добро и зло, что она должна иметь пророческое служение - а это и ведет к обострению проблем. Я говорил и о неповторяющихся, пропущенных возможностях как о возможностях погибших. В романтической европейской культуре обычно принято думать обратное: если ты пропустил какую-то возможность, то она потом к тебе вернется, но только в другой форме, в другом виде. Это оказалось общим местом, чего я даже не ожидал. И эти вопросы стали дискуссионными. Потом все благодарили за доклад и сами начинали разговор о нем даже после дискуссии. Людям явно хотелось что-то договорить. Они были и ранее готовы к этому, но просто не успели. Еще - что важно - я много говорил о фундаментализме как практическом атеизме и о том, что сознательному христианину сейчас почти нельзя верить в теорию бессмертия души. Для католиков это очень "ударная" вещь. «Кифа»: Поднимался ли вопрос об апокатастисе? О. Георгий: Нет. Зачем? Это большой и трудный вопрос, он требует специального рассуждения. Поэтому я за него не брался. Кроме того, я уже писал и говорил об этом в связи с работой Синодальной богословской комиссии. Я не люблю повторяться, поэтому я старался ничего не повторять из того, что уже когда-то писал или говорил. «Кифа»: Были ли интересные выступающие из России, православные? О. Георгий: В основном выступающие и были из России и с Украины. Я, например, раньше никогда лично не слышал Николая Котрелева. Мне были интересны исследования о творчестве Константина Леонтьева Павла Кузнецова из Петербурга. И. Пральников: Константин Леонтьев - очень модная сейчас тема. О нем вдруг появилось очень много работ. О. Георгий: Может быть, дело в том, что сейчас вдруг выяснилось, что Константин Леонтьев к концу жизни очень симпатизировал католикам? Его привыкли воспринимать как "кованного" византийца, а он оказался... И. Пральников: Но эти вещи где-то сходятся. Отец Георгий: Где-то сходятся, да. «Кифа»: Была ли на Ваш доклад живая реакция со стороны католиков - не политкорректная? О. Георгий: Я думаю, что они не сразу поняли текст. Он был им интересен, но в нем было затронуто так много разных тем, причем далеко не всегда с привычной им стороны, что они очевидно просто вчитывались и вдумывались в него. Мне понравилось, как они работают с незнакомым им материалом. Они стараются не терять впустую ни времени, ни сил, ни средств - ничего. «Кифа»: Не могли бы Вы подробнее рассказать о Вашем знакомстве с жизнью иудейских общин? Что было нового? У Вас ведь уже был какой-то опыт посещения синагог? О. Георгий: Ну, опыт посещения синагог у меня был небольшой. Когда-то, в 60-х годах, когда я искал веру, я посещал не только православные храмы, но и католические, и синагогу, и просто все, что мог найти в Москве. И позже у меня был принцип - где бы мы ни были, посещать все религиозные места, что есть в этой местности: православных, протестантов любого направления, католиков, мусульман, буддистов, иудеев. Советские масштабы позволяли одному человеку посетить всё, даже если он просто был в командировке. (Сейчас это, конечно, невозможно. В одной Москве сотни и сотни храмов и монастырей). Это мне очень помогало быть свободным, не впадать в шок ни от какой формы и при этом не абстрагироваться от них, ценить их, уметь разбираться в формах, даже мне не очень знакомых и не очень понятных. А с иудейскими общинами я, естественно, не был знаком. Я увидел, что в Израиле молятся немного по-другому - не совсем так, как это было в 60-е годы в Московской хоральной синагоге. Мы подходили к Стене плача. Мы не закладывали записок, естественно, но для нас было важно подойти и посмотреть в непосредственной близости, как люди молятся, что они делают. Какая-то степень сопричастности нужна для того, чтобы сделать оценку. Я считаю, что в духовной жизни объективированные оценки мало чего стоят. Нужно что-то сопережить с людьми, положительное или отрицательное, то или иное, но сопережить. И попытаться их понять, насколько возможно - что трудно, когда не знаешь или почти не знаешь язык. Даже когда они что-то бормочут и раскачиваются, надо всему этому в глаза посмотреть. Поэтому, скажем, я и не уходил из синагоги у гробницы пророка Самуила, хотя мне и пытались показать, что лучше бы христианам уйти. «Кифа»: По мнению отца Александра Виноградского, православие из всех христианских исповеданий ближе всего к иудаизму. О. Георгий: Это правда, мы известные конкуренты. С одной стороны - и то, и то Восток, с другой стороны - и там, и там огромное внимание к Закону. Все воспринимается если не прямо как Закон, то в свете Закона. Православие стало необыкновенно законнической религиозной системой, хотя это далеко не всегда хорошо. Самое интересное, что люди чувствуют, что в современном православии не хватает свободы, "благодати и истины". Закон, который дан через Моисея, иногда есть, и то в ограниченном, очень дозированном количестве, а вот благодать и истина у нас обычно воспринимаются с трудом. Я помню такой случай: один мой старый знакомый, психически не очень здоровый человек, из круга Аркадия Шатова и Дмитрия Смирнова, человек средних лет, нестарый, сидел и собирал у храма деньги. Мы с ним встретились в то время, когда он ругал выходящих из храма православных примерно такими словами: "Ну, выходите-выходите из своей синагоги". Мне это очень запомнилось. Этот человек, понятно, не имеет никакого богословского образования. И это не было каким-то слепым антисемитизмом, каким-то выпадом просто против синагоги как какого-то еврейского учреждения (слово это не еврейское, но звучит как еврейское). Я подумал: какая у человека интересная интуиция! И. Пральников: Это было у православного храма? О. Георгий: Да, конечно, на Речном вокзале. И. Пральников: Т.е. это было таким как бы юродством? О. Георгий: Да. При этом он меня необыкновенно тепло приветствовал, хотя я был в рясе. Я думал, что он меня вообще не узнает. Я-то его с трудом вспомнил. Я тогда, будучи дьяконом, после изгнания из духовной академии, служил лишь чтецом. Меня поразило, что меня он воспринял как-то иначе. Он никак не мог знать всех деталей моей тогдашней биографии. Но вот бывают иногда у людей, немного таких "специфических", какие-то прозрения, которые трудно объяснить. Меня это поразило именно потому, что здесь невозможно было ни сыграть, ни подыграть, ни идеологического, ни идиотического тут ничего не было. Я потом встретил его несколько лет назад уже в Новодевичьем монастыре. Он снова стоял на паперти, снова собирал деньги и опять оценивал ситуацию в том же духе и очень трезво. Он снова меня сразу вспомнил, просто, по-дружески поприветствовал, сказал несколько хороших слов - и мы разошлись. Ему очень понравилось то, что я не получаю денег за богослужение. Ему понравилось и то, что я служу каждую неделю, но все равно не в штате. У человека был явный вкус к духовной свободе. Просто удивительно, откуда это берется у людей. Иногда для того, чтобы быть свободным у нас в стране и в нашей церкви, нужно немножко свихнуться... «Кифа»: Батюшка, но Вас же самого в православие привлекла свобода! О. Георгий: Безусловно. И сейчас привлекает. «Кифа»: Значит, характеристика православия как законнической системы - это все-таки уже что-то современное, последних 17-18 лет? О. Георгий: Думаю, что раньше. Это "замечательное наследие" константиновской эпохи, начавшейся очень давно. Это то, против чего восставал Николай Бердяев и о. Николай Афанасьев: принцип права, принцип закона слишком глубоко вошел в церковь. Православие - это одно, а то, что мы сейчас имеем под именем православия, - это очень часто совсем другое... КИФА №6(33) июнь 2005 года
|